|
|
Пишет umlaut (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} umlaut)@ 2005-10-19 11:50:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ну и дура! Набитая московская
Книги за неделю. Лиза Ъ-Новикова
Много непростых слов нашел Алексей Иванов для своего развлекательно-приключенческого романа "Золото бунта". Лексику фильтровал строго: чтобы попасть в эту историю из жизни уральских сплавщиков XVIII века, слово должно было быть как минимум устаревшим. А еще желательнее - означать какую-нибудь снасть барки. Один заголовок заковыристее другого: "Купли житейские", "Пытарь Бакир", "Расседины земные". Здесь просто невозможно представить, например, цитату из "Песни сплавщика" Высоцкого - нет, никаких постмодернистских улыбок. Вообще-то обычно так представители этого литературного сегмента не делают: читателя исторических хроник принято жалеть.
Он уже и романом "Сердце Пармы", кажется, не столько дебютировал, сколько зарезервировал себе место в литературной кунсткамере. "А потом спокойным и уверенным движением хакан Асыка положил иттарму на порог амбарчика, снял с нее Тамку и снял тамгу со своей шеи..." - этот пассаж мы тогда привели как одну из "цитат года" и скорее присоединились к букеровскому жюри, проигнорировавшему "Сердце Пармы". Но у романа нашлись поклонники, готовые идти с этим дотошным уральским следопытом в любые стилистические дебри. Действительно, мы истосковались по этнографической, но без излишней сермяжности, прозе на родном материале. Читателю, давно живущему по евростандарту, приятно на досуге вспомнить, как его предки щи лаптями хлебали. Не знаю, окажется ли востребованным творчество Иванова у тех, кто до сих пор так ложкой и не обзавелся.
В "Золоте бунта" Алексей Иванов тоже не говорит слова в простоте, но примерно каждые сто страниц бросает читателю спасательный круг.
Демонстрировать, насколько дремучими были те времена, приходится не Остафию и даже не ополчившимся на него врагам, а бедным тогдашним матренам. Здесь их "насильничают" примерно каждые 50 страниц. А поговорить - никто не хочет. Даже главный герой сцену признания в любви превращает в какое-то псевдославянское порно.
Книги за неделю. Лиза Ъ-Новикова
Много непростых слов нашел Алексей Иванов для своего развлекательно-приключенческого романа "Золото бунта". Лексику фильтровал строго: чтобы попасть в эту историю из жизни уральских сплавщиков XVIII века, слово должно было быть как минимум устаревшим. А еще желательнее - означать какую-нибудь снасть барки. Один заголовок заковыристее другого: "Купли житейские", "Пытарь Бакир", "Расседины земные". Здесь просто невозможно представить, например, цитату из "Песни сплавщика" Высоцкого - нет, никаких постмодернистских улыбок. Вообще-то обычно так представители этого литературного сегмента не делают: читателя исторических хроник принято жалеть.
Он уже и романом "Сердце Пармы", кажется, не столько дебютировал, сколько зарезервировал себе место в литературной кунсткамере. "А потом спокойным и уверенным движением хакан Асыка положил иттарму на порог амбарчика, снял с нее Тамку и снял тамгу со своей шеи..." - этот пассаж мы тогда привели как одну из "цитат года" и скорее присоединились к букеровскому жюри, проигнорировавшему "Сердце Пармы". Но у романа нашлись поклонники, готовые идти с этим дотошным уральским следопытом в любые стилистические дебри. Действительно, мы истосковались по этнографической, но без излишней сермяжности, прозе на родном материале. Читателю, давно живущему по евростандарту, приятно на досуге вспомнить, как его предки щи лаптями хлебали. Не знаю, окажется ли востребованным творчество Иванова у тех, кто до сих пор так ложкой и не обзавелся.
В "Золоте бунта" Алексей Иванов тоже не говорит слова в простоте, но примерно каждые сто страниц бросает читателю спасательный круг.
Демонстрировать, насколько дремучими были те времена, приходится не Остафию и даже не ополчившимся на него врагам, а бедным тогдашним матренам. Здесь их "насильничают" примерно каждые 50 страниц. А поговорить - никто не хочет. Даже главный герой сцену признания в любви превращает в какое-то псевдославянское порно.
