Радио · "Мотыга · Джем"

…Вместе с лжузером Colba мы решили за вечерним пивом поумничать о компьютерах. Предполагалось, что он будет умничать, а я – внимать. Поскольку я понимаю в компьютерах значительно меньше, чем, например, в женских лобках. Можно сказать, что вообще ни хрена не понимаю. Все-таки изучению женских лобков я отдал значительно больше времени и сил, чем чудесам вычислительной техники, но об этом в другой раз.

Итак, поскольку я не очень люблю бухать дома (дом все же место для любви и творчества, а никак не для блевотных брызг), то место встречи было выбрано более-менее нейтральное – затхлый подвальчик с кокетливым названием «Погребок». Маленький студенческий гадюшник. Конечно там недостаточно мерзко, чтобы быть действительным гадюшником, тем, который можно полюбить от всей души, но… Там пахло потом, пивом, матом и таким особым запахом – запахом зимней одежды. Там было дешево и гадко. То, что нужно.

Младая девица напротив поводила томным взором, тщательно сканируя пространство в поисках теплого хуя. В углу колготилась еще одна группка девиц подстатейного возраста. Справа были снова дети. Дети выпили пива и подумали, что это и есть взрослая жызнь. Когда Benni Benassi начал в очередной раз задыхаться от неудовлетворенности в сто тысяч децибел, белокурая девица начала активно вилять задом, призывая общественность к разврату. Я сразу подумал, что добра тут не жди. Задик был тощенький и жыденький, свитер задрался и на белесой пояснице обнаружились розовые пятнышки, говорящие нам об отсутствии достаточных доз Clearasil’а в повседневном арсенале танцовщицы.

Но дети не были привередливы. Дети хотели латинских страстей. Поэтому кто-то кого-то назвал страшным словом «педорас», девица расплакалась, прибежал унылый охранник и вся толпа страшных рэпперов двинула на улку охладить бошки. Мы с Колбою весьма неспешно выпили еще по паре банок, и решили разойтись под домам.

Когда мы вышли, оказалось, что крутые рэпперы все еще пальцуют рядом с крыльцом под присмотром детсадовского полицейского в черной форме с надписью «охрана». Блять. Прошло не менее часа с начала стычки, а они все еще разговаривали. Понятно, почему их девушки источают такие обильные волны похоти. Ла-ла-ла и бла-бла-бла.

И тут мне захотелось молодого мясца. Понятно, что во мне говорило пиво, но говорило оно следующее. Оно велело мне сказать парню с прыщами-как-лунный-кратер «Эй, Лунный мальчикъ! Дай этому пидору ножом в глаз, хуй ли с ним тереть!». И еще сказать парню рядом: «Молчел, покажи этой хуете, что у тебя есть реальный хуй, дай этому прыщавому розой в горло!». Но… Колба романтичен и юн, а дома ждет болящая гриппом Солнышка… К тому же мне, как буддисту, не пристало бить детей, пусть даже очень крупных…

И я отошел в охуении. И думал по дороге.

О чем можно так долго разговаривать? В моей недавней юности в нашем районе приличный молодой человек был бутлегером, или солдатом, или рэкетиром, или просто что-то мутил. И уже за первое «пэ» в слове «пидор» человека, безответственно употребляющего такие слова, били хуем по губам, чтобы не ругался. Или молотком в лоб, чтобы не засорял улицы.

На следующий день я посмотрел два шокирующих телематериала. Про берлинских сидельцев в программе «голод». И про золотое говно, которое считает, что разводить родителей на нехилые бабосы – это круто. И там везде были говорливые дети с тупыми шарами. И я понял. Они просто очень серьезно относятся к себе и к жызни. Даже не знаю, к чему серьезнее.

Если бы я так серьезно относился к жызни, я бы говорил даже с собственным говном.

«…дорогое говно», сказал бы я. «Мы прошли с тобой вместе долгий путь. Я помню тебя еще румяным и нежным бифштексом, ты был таким трогательным, укрытым белой подрагивающей простынкой яйца с любопытным глазом желтка посередине. Тебе пришлось нелегко: разорванный острыми зубами, обожженный водкой и желудочным соком, ты мучительно долго шел по этому трудному перистальтическому пути. Но ты выжил, как феникс возродившись из пепла, ты трансформировал все эти трудности в новый, еще неизведанный опыт. Теперь ты говно. И, не побоюсь обвинений в лести, как говно ты – совершенен. В качестве говна ты просто не имеешь себе равных. Цвет, форма, запах – ты преуспело во всем. Прощай же, дорогое говно. Я больше тебе не нужен. Теперь ты самостоятельное, ответственное и приверженное делу говнизма говно. Плыви же, плыви, дорогой коричневый друг! Не знаю, встретимся ли мы, но все же… (скупая мужская слеза вздувается под носом) Прощай и прости, если что было не так. (Сцена завершается аккомпанементом сливного бачка)».
Но вместо этого впечатляющего бреда, я тупо сливаю воду. И все. Фелософия отменяется.
ЗЫ для любителей делать каменты. Здесь нет морали. Это просто лытдыбр.