Ниже цитаты из романа Андре Мальро "Надежда". Роман о гражданской войне в Испании, в которой автор принимал участие в качестве летчика республиканских ВВС. Прочитал я его во второй половине 90-х, и он заставил меня сильно задуматься, так что я выписал понравившиеся высказывания и целые диалоги. Почти все цитаты — не авторская речь, они принадлежат героям романа, имевшим реальных прототипов. Это — роман-воспоминание о людях, слова в действительности были произнесены в годы гражданской войны ее участниками — коммунистами, анархистами, демократами... Собственно, этим роман и интересен, что воспроизводит духовную жизнь участников гражданской войны в Испании. Какие проблемы перед ними вставали, о чем они спорили и т.д. В большинстве случаев я не буду указывать, какие слова какому персонажу принадлежат, скажу лишь, что больше всего тут собрано высказываний коммунистов — просто потому что их было большинство в республиканской армии, среди ее командиров. Хотя, нет, не просто... Кстати, сам Мальро был буржуазным демократом (после войны он даже занимал пост министра культуры у де Голля), тем ценнее его свидетельство.

... всякое великое дело дает лицемерию и лжи простор, прямо пропорциональный величию дела...

... революция — это каникулы жизни... [Шейд, американский журналист-демократ]

Интеллектуалы всегда считают в какой-то мере, что партия — это люди, объединившиеся вокруг определенной идеи. Но партия — скорее характер в действии, чем идея как таковая!


Великий интеллектуал — человек оттенка, степени, качества, истины в себе, сложности. Ему по сути, по определению чуждо манихейство. Между тем средства действия характеризуются в манихейских категориях, поскольку всякое действие характеризуется в манихейских категориях. И особенно остро, если затрагивает массы; но даже если и не затрагивает, тоже. Всякий истинный революционер — прирожденный манихей. И всякий политик — тоже.

... во всех странах — во всех партиях — интеллектуалы склонны к диссидентству. Адлер против Фрейда, Сорель против Маркса. Но в политике диссиденты — это те кто вне игры. Интеллигенция крайне благоволит к тем, кто вне игры: из великодушия, из пристрастия к изощренности. Она забывает, что для любой партии доказать свою правоту не значит быть правой, а значит одержать хоть какую-то победу.

... чтобы говорить о любви влюбленным, надо самому побывать в шкуре влюбленного, а не провести опрос на тему: "Что такое любовь". Сила мыслителя не в том, что он что-то одобряет или против чего-то протестует, а в том, что он что-то объясняет.

На самом деле единственный, кто ищет истинную тотальность,  — это как раз интеллектуал.

... для интеллектуала политический руководитель не может не быть самозванцем, поскольку он учит решать проблемы, не ставя их.

Дело революции — разрешить проблемы революции, а не наши личные. Наши проблемы зависят только от нас. [...] Никакое государство, никакая социальная структура не формирует ни благородный характер, ни достоинство духа; самое большое, на что мы можем надеяться, — это на благоприятные условия. Уже немало...

Для человека мыслящего революция трагична. Но для такого человека жизнь тоже трагична. И если он делает ставку на революцию, то лишь для того, чтобы избавиться от собственной трагедии, он мыслит превратно, вот и все. [...] Нет пятидесяти способов вести бой, есть лишь один — победить. Ни революция, ни война не состоят в том, чтобы нравиться самому себе!

 — Существуют справедливые войны, [...] не существует справедливых армий. И когда интеллектуал, человек, дело которого — мыслить, вдруг заявляет, [...]: я расстаюсь с вами, поскольку вы не блюдете справедливость, [...] это безнравственно [...]! Существует политика справедливости, но справедливой партии не существует.
 — Вот дверь, открытая для любых махинаций...
 — Всякая дверь открыта для тех кто намерен ее высадить. Достоинство жизни подвластно тем же законам, что и достоинство духа.

Во всякой победе есть утраты. [15 лет назад я обратил на эти слова внимание, сейчас я понимаю, что это трюизм, и не случайно, это слова демократически настроенного генерала]

Что меня больше всего смущает, так это, среди прочего, то, что я вижу, как много во время войны любой ее участник заимствует у противника, хочет он того или нет...

... мужество становится их родиной... [сказано об анархистах]

Людям, объединенным надеждой и любовью, доступны области, к которым они не приблизятся поодиночке. Целое нашей эскадрильи благороднее, чем почти все, кто в нее входит.

Люди с трудом могут поверить в низость тех, с кем они вместе сражаются.

 — Политики не сделаешь с вашей моралью.
 — [...] Ни с любой другой.
 — Сложность и, может быть, драма революции в том, что и без морали ее не сделать. [диалог коммуниста и анархиста, кто здесь кто, догадайтесь сами]

Действие мыслится только в понятиях действия. Политическая мысль возможна только в сравнении одной конкретной вещи с другой конкретной вещью, одной возможности с другой возможностью. Наши или Франко, одна организация или другая организация, а не организация против какого-либо желания, мечты или апокалипсиса.

 — Скажите, майор, как, на ваш взгляд, человек может распорядиться своей жизнью лучше всего?
 — Претворить в сознание как можно более разносторонний опыт, мой добрый друг.

Дружба не в том, чтобы быть с друзьями, когда они правы, а в том, чтобы быть с ними, даже когда они не правы.

Мы должны знать, чего хотим. Когда на интернациональной ассамблее выступает коммунист, он кладет на стол кулак. Когда на национальной ассамблее выступает фашист, он ставит на стол сапог. Когда на интернациональной ассамблее выступает демократ-американец, англичанин, француз, — он чешет в затылке и задает вопросы.

Коммунист, он не задавался вопросом, насколько обосновано было принятое решение; он не ставил совершившегося под сомнение; на его взгляд, когда возникало такого рода сомнение, было два выхода: изменить содеянное (об этом не могло быть и речи) или отбросить сомнение. Но особенность неразрешимых вопросов состоит в том, что по мере обсуждения они сходят на нет.

... это миг, когда мертвые начинают петь. [о революции]

В Испании левых и правых разделяет еще и то, что одни ненавидят унижения, а другие возводят в культ. Народный фронт, при прочих его характеристиках, — сообщество людей, ненавидящих унижение. [...] Потребность в братстве, противостоящая страстному культу иерархии, — конфликт весьма существенный у нас в стране... а может, и в каких-то других.

Противоположность унижению, малыш, — это не равенство, а братство.

Мужество — проблема организационная.

... оценивая перспективы борьбы с фашизмом, надо опираться на экономику... [это слова отнюдь не марксиста, а либерального американского журналиста Шейда]

Капитан — в высшей степени честный человек, и революция для него — способ осуществить свои этические устремления. Для него драма, которую мы все переживаем, — его личный Апокалипсис. В таких полухристианах, как он, всего опасней их жертвенность: они готовы совершить худшие ошибки, лишь бы заплатить за них жизнью.

Коммунисты хотят что-то делать. Вы и анархисты — по разным причинам — хотите чем-то быть... Это драма всякой революции, подобной нашей. Мифы, которыми мы живем, противоречивы: пацифизм и необходимость обороны, организованность и христианские притчи, действенность и справедливость и так далее. Мы должны навести порядок, преобразить наш апокалипсис в армию или сгинуть. Вот и все.

Обречены измениться или умереть...

Послушай, старина, героев без публики не бывает. Когда остаешься по-настоящему один, это понимаешь.

У людей нет привычки умирать... Совершенно нет привычки умирать. И когда такую привычку приобретаешь, о другом уже не думается.

В мире, где нет надежды, нечем дышать.

Для того, чтобы быть вожаком, требуется больше благородства, чем для того, чтобы быть личностью.

Главный долг командира — внушать любовь, не пуская в ход личное обаяние — не "обольщая". Внушать любовь, не "обольщая" — и не обольщаясь.

Ты ведь не думаешь, что можно менять ход вещей, а самому при этом не меняться. В тот момент, когда ты соглашаешься стать одним из командиров в армии рабочих, ты теряешь право на собственную душу. [...] Свое сердце ты можешь оставить при себе, это другое дело. Но тебе придется утратить душу. Ты уже утратил длинные волосы. И прежний свой голос. [...] Отныне ты никогда больше не должен жалеть пропащего человека.

У них есть все достоинства, необходимые для того, чтобы действовать, — и никаких других. [о коммунистах]