Сегодня опять обещали нам в 11 утра вырубить электричество. Вот сидим и ждём. Позвонил Юле Пивоваровой в Новосибирск, а они с Юрием Фомиченко сидят и водку пьют. Думают купить арбуз и огурцов солёных. Замечательно! А у нас тут есть в трёх примерно километрах фруктовая лавка. Нужно съездить и накупить разных фруктов, чтобы устроить вегетарианский пир на весь мир. На канале "Тюмень в 1900-е" мне больше всего нравятся короткие сообщения. Читаешь их и сразу перед глазами возникают картинки. "Снег быстро растаял. На уборку улицы привлекли арестантов тюрьмы". "Евреев не пустили на Тюменскую ярмарку". "Воры по ночам лезут в открытые окна".

ЧТО БЫЛО В МОЁМ ЖУРНАЛЕ ДЕСЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД. В месяц студень не болтайтесь ночью за вокзалом; не то выйдет на вас один такой – лицо земляное, голосок осиный, спрашивает, мол, где здесь, мужик, улица Фабричная. Ох, не Фабричную ему нужно улицу и не денежки ваши, керенки, кириенки-кириешки ему надобны, а хочет он воткнуть перо вам прямо в печень. А тут темно и тихо, долго вас не найдут; найдут уже когда вытечет вся кровь и окоченеете на снегу. Но, если уж случилась такая беда, ведите себя правильно: глядя человеку, не мигая, в глаза, произнесите внятно: "Бе-бе"! То-то его остудит это Бе-Бе! То-то перетряхнёт его! Задрожит он от белого безмолвия и канет, сердешный, назад в темноту...Также хорошо слово "Бе-Бе" для утихомиривания сумасшедших, поскольку в нём, в Бе-Бе видят они нечто такое, что безумнее их безумия, дичее их дикости и фундаментально-болезненнее их душевного недуга. Раз приехал Владимир навестить друга в психиатрическую лечебницу Винзили, а он там уже выбился в люди, раздаёт больным чай, водит дружбу с санитарами (санитары тоже, похоже, из бывших больных), ходит с важным видом, что твой городовой. И вот говорит он Владимиру: "Хочешь концерт"? Да ладно, говорит Владимир, какой концерт, лучше расскажи как здоровье, как идёт процесс выздоровления. Но он не слушает ничего, зовет сумасшедшего по фамилии Бызов с мутными глазами и рогом во лбу, и велит ему петь. И тот давай выть матершинные частушки с таким неистовством, ужасом и моральным террором, что прямо кровь стынет в жилах. Пять минут поёт, десять, пятнадцать и никак его не остановить. Крикнул ему Владимир: "Бе-Бе!" и всё – перестал, затих... А на улице Мельничной с Владимиром в одном подъезде жила сумасшедшая старуха, которая привязывалась с рассказами о том, как в животе у неё живёт кто-то и как этот кто-то шевелится в животе и мешает спать. Скажешь ей в ответ на это строго "Бе-Бе!" и замолчит она, словно бы устыдится, словно бы хлебнёт белого безмолвия...