Радио · "Мотыга · Джем"

Муза-богиня, помоги мне описать гнев Ахиллеса, Пелеева сына, который натворил столько, что дай бог каждому. Это серьезный парень, но у него конфликт с Агамемноном. А Агамемнон, вообще-то реальный бугор и с ним лучше не конфликтовать. В чем дело? Щас расскажу…

Некто Хрис, жрец Аполлона пришел на днях к греческим кораблям, наливал-насыпал, пытался денег дать, умолял Агамемнона возвратить ему пленную дочку. Греки вмазали от души, закусили и сказали: «А чего такого? Давай вернем дочку?».

Агамемнон посмотрел на потерявших чувство субординации греков и сказал: «Старик, иди куда шел. За полушку слово царя решил купить? Я не злой, но после этого точно тебе говорю: дочка твоя у меня обветшает в неволе. До смерти ее затрахаю, да и работы по хозяйству у нее невпроворот. Ступай».

Хрис, весь зареванный, в соплях до колен – бедный старикан – побежал жалобиться Аполлону: «Я тебе пожег туеву хучу жертв, молился на тебя, как проклятый, а теперь какая-то греческая сволочь трахает мою дочь, да еще и хвастается. Сделай что-нибудь, если ты так крут, как говорят!». И началось… Девять дней Аполлон херачил греков из волшебного лука везде, где только мог поймать. Греки ничего не понимают. Шутки шутками, а соседское племя месков Аполлон уже все расхерачил. Месков с нами больше нет.

Когда вонь от погребальных костров уже всех достала до печени, Ахиллес созвал всех, кто хоть чего-то стоил, и сказал при всем народе Агамемнону: «Слушай, чувак, я думаю пора домой. А то что-то дохнем мы непонятно за что на этом берегу». Позвали предсказателя, спросили, почему вдруг их мочат, как чеченцев в сортире, ни с того ни с сего. Предсказатель Калхас, умный мужик, поглядел на Агамемнона и сказал, что причина-то истребления ясна, как божий день, да только… В общем, если Ахиллес поддержку кинет, тогда он скажет, а то Агамемнон известен в определенных кругах. Башку свернет и фамилии не спросит.

Ахиллес: «Ну ладно, поддержим тебя пацанами. Боги в свидетелях».

Предсказатель: «Дык ить понятно все. Дочку Хриса надо отдавать, а то так ить и домочат вас до конца, и похоронить будет некому».

Агамемнона аж перекосоебило всего от ужасной злобы. «Вот спасибо, тебе Калхас, на добром словце! Хоть бы раз что-нибудь путное сказал, козлина! Знаешь, мне ни этих троянских денег вонючих не надо было, ни этих еще более вонючих козлиных шкур, ни прочего добра. У меня и так все нормально, я царь, между прочим. Раз в жизни захотел девку выебать и на тебе! Она, между прочим, жены-то моей покруче будет». Все вспомнили про жен, оставшихся дома и вздохнули. Шел десятый год войны.

Агамемнон: «Раз вы такие крутые пацаны, давайте назначим замену. Я же должен кого-то трахать, чтобы вконец не озвереть тут с вашими кораблями!».

Ахиллес: «Агамемнон, ты что вообще все рамсы попутал?! Где мы твоей телке замену найдем? У нас все на общаке, ты знаешь. Все, что берем, расходится поровну. Ни у кого излишков нет».

Агамемнон: «Ты, конечно, мужчина авторитетный, да только хитро мне здесь не умствуй. Все равно царя не наебешь. Ты хочешь, чтобы я отдал свою телку какому-то престарелому идиоту и остался дрочить, как лох бомбейский?! А все будут на меня пальцем показывать – смотрите, вон идет Агамемнон-дрочила хы-хы-хы!? А ты будешь в белом костюмчике мартини жрать?».

Греки притихли. Агамемнон орал так, что падали чайки: «Короче так. Мы еще к этой теме вернемся. Я посмотрю, что можно у тебя взять, или может у Одиссея, да и у Аякса, в принципе, есть, что пощипать. Пока ладно. Давайте гребцов, посадим любу мою на кораблик, жертвы принесем, забьем, как говорится, каззла… Пусть Аполлон подавится».

Ахиллес уже основательно нагрелся, пока слушал все это. Стараясь не хапнуть инсульт от бешенства, он ответил: «Ты царь? А мы тут все, значит, говно на лопате? Мы тут тоже – если ты не заметил или может забыл по старости, -- все цари. С какого рожна мы будем тебя слушать? Мне тут, в этой Трое, вообще делать не хрена. Мне лично троянцы ничего плохого не делали. У меня дома, во Фтии, и климат получше и девки потолще. Сидел бы сейчас под виноградиком, пузо почесывал… Нет, надо было впрягаться за Менелая-рогоносца! По твоей, кстати, просьбе, пес охуевший».

Агамемнон: «А-а-а, понятно, вот ты значит, какой храбрец. Понятненько… Что ж, давай, вали к себе под виноградик, беги скорей. Сандалии не порви только. Я тебя больше ни о чем просить не буду. Меня и другие пацаны поддержат. Давно известно, тебе лишь бы морду кому набить, а дружба для тебя так… чешуйка с залупки… Я тоже волноваться не буду, хоть ты тут от бешенства подохни, я – как лед, реально. Просит Аполлон вернуть девку, окей, вернем. А потом я приду и заберу у тебя твою черноглазенькую Брисеиду. А ты вали к себе во Фтию, пузочес».

Ахиллес Пелейон прислушался к участившемуся биению сердца и подумал, что проще завалить этого зарвавшегося мудака, чем тратить время на дешевые базары, которые ни к чему, кроме инфаркта не приведут. Он успел наполовину вынуть меч из ножен, но тут с неба молнией спустилась богиня-воительница Афина Паллада, ухватила героя за кудри, нежно пропела: «Тихо, миленький, остынь» и мускулистой ручкой своею вложила меч обратно. Они довольно долго боролись, Афина обещала компенсировать потери, Пелейон нагревался все больше, договорились на том, что рукоприкладства не будет.

Хорошего настроения это Ахиллесу не добавило и он продолжил: «Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем олененка Бемби! Что-то я не помню, Агамемнон, чтобы ты хоть раз на передовую ходил! Конечно, такому славному бойцу, как ты, проще у своих добычу отбирать. Так от тебе мой командирский наказ, пес смердящий: своим царским скипетром клянусь, что больше воевать не буду. Хватит. Воюй сам, а я посмотрю, как Гектор будет тебя как свинью по полю гонять по этому берегу. Вот это будет цирк! Надеюсь, ты помнишь, что Гектор-то боец покруче всех твоих вместе взятых будет?». Тут он швырнул на землю скипетр.

Грекам стало не по себе. Имя Гектора они знали хорошо. Надо было как-то разруливать дела между этими помпезными героями, иначе никто домой не вернется. Одернув тогу, над людьми приподнялся Нестор Пилосский. Он пережил уже два поколения таких нервных парней, как эти.

Нестор: «Мы вас, мужчины, глубоко уважаем. М-да... Вон там – Троя, тамошние сейчас смотрят на нас со стен и со смеху помирают. Надо же! Два вроде вменяемых чувака ссорятся из-за… Послушайте старика, я и покрепче вас людей видал. Всех перечислять, так у вас терпения слушать не хватит. Однако они все мертвы, а все еще песочком землю посыпаю, потихонечку небо копчу. Так что вот мой вам стариковский совет: ты, Агамемнон, черноглазенькую оставь Ахиллесу. Не красиво. А ты, Ахиллес, кончай тут на царя борзеть, еще борзелка не отросла».

Агамемнон отреагировал молниеносно: «Истину говоришь Нестор. Не отросла у него борзелка. Ты посмотри-ка! этому парню надо всем тут ходить советы давать, командир земного шара!».

Ахиллес: «Если бы я тебя слушал, меня бы в платьице наряжали и в пидоры бы определили непременно. Я сказал, слушать тебя я не буду и воевать за телку мне вподляк. А если ты придешь ко мне на корабль, точно получишь копьем в пузо. Вот я погляжу, как кровушка твоя хлестанет».

Они еще долго бранились, но удрученные случившимся греки разбрелись по своим кораблям. Дочку Хриса погрузили на корабль, отвезли в море. Там все помылись, приоделись, совершили жертвоприношение и повезли девчонку отцу. Взбешенный Агамемнон послал двоих своих подручных к кораблю Ахиллеса с наказом: «Приведите мне Брисеиду, а если Ахиллес заупрямится, я приду со всей своей сворой и порву там все, что найду».

Оба грека шли на задание с пасмурными лицами. Против Ахиллеса они не продержались бы и десяти секунд. С другой стороны, Агамемнон пошел на принцип и точно оторвет им голову, если они вернутся пустыми. Ахиллес встретил парней: «За стол не приглашаю, знаю зачем пришли, пацаны. Не ссыте, вы-то ни в чем не виноваты. Патрокл, ты мой единственный дружище! Отведи, пожалуйста свет мой, Брисеиду мою к этому козлу петушиному, пусть подавится гад. Дальше своего носа он не видит… Как он воевать дальше будет? Не знаю».
Красавчик Патрокл в сопровождении агамемновых слуг увел Брисеиду, а Ахиллес пошел на берег, поплакать в одиночестве.

Ахиллес: «Мама, если ты уж меня родила, то неужели недостоин я славы? А меня опустил Агамемнон перед всеми пацанами. На весь свет как чмошника ославил. Как после такого жить, мама?».

Мама Ахиллеса была не просто мама. Мама Фетида была морскою богинею. Поэтому она немедленно всплыла из моря и выслушала всю историю из уст сына, который в заключение пересказа сказал: «Мам, ты помогла Зевсу в трудную минутку. Когда его другие боги в наручники одели, ты одна его не продала, подобрала ему ключик, а потом сторукого Бриарея дала ему в подмогу, чтобы он Зевса на Олимп снова вернул. Так что за Громовержцем должок. Попроси его мам, чтобы грекам как следует по башке надавали, чтобы по всему берегу гоняли! Пусть наши насладятся своим суперским царем, великим полководцем. А этот, как по жопе получит, чтобы понял, что нельзя так беспредельничать».

Фетида: «Сыночка мой бедный, оставь ты эти битвы, поезжай лучше порыбачь, развейся. Зевса сейчас нет, он на двенадцать дней отпуск взял, уехал бухать к эфиопам. Но, как вернется, я обещаю, что буду его умолять, пока не согласится».