Всё окружающее нас пространство «утрамбовано» именем Великого Кобзаря. Улицы, площади, библиотеки, учебки от ПТУ до университетов,… акционерные общества как очень открытые, так и наглухо закрытые, театры - академические, полуакадемические, народные, кружки самодеятельного творчества, просветительские общества и даже заводы (к примеру, Харьковский приборостроительный завод им. Шевченко) - всё освящено именем «батьки Тараса».

Если когда-нибудь доведётся Украине (а чего только на свете не бывает) построить морскую посудину с одной «гарматой» и парой «кулеметив», то и эту канонерскую лодку нарекут «Кобзарём».

Всё это в русле совдеповского культа Ленина - «родного и близкого». Вместо фигуры с протянутой рукой теперь везде воздвигаются постаменты угрюмо-набычившегося гения украинской словесности.

В России без ущерба для здоровья можно судачить о личной жизни великих русских деятелей, к слову, далёкой от праведной. Почему-то о Льве Толстом не преступно писать, что граф был далеко не страстотерпец и знал толк в масштабных загулах с цыганами и кокотками. Нет проблем с изучением алкоголизма Есенина. Не менее безвредное занятие смаковать эпизоды жизни Фёдора Достоевского, связанные с проигрышами дотла в рулетку в Баден-Бадене.

А уж своего величайшего поэта Александра Сергеевича Пушкина истёрли до дыр орды пушкиноведов. Каждый шаг пиита изучен и взят на заметку. И никто не тащит в ФСБ пушкиниста, увлёкшегося изучением походов горячего русского литератора по дворовым девкам и подсчётом количества пушкинских байстрюков.

В России глубоко чтят своих мировых гениев и гордятся ими, однако никому в голову не приходит делать из них идолов, ставя знак равенства между двумя существами-антиподами, теснящимися в душах великих: вдохновенным служителем музы и ничтожнейшим из ничтожных детей мира. Выражаясь пушкинским штилем, поэт «и меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он».

С Тарасом Шевченко всё гораздо серьёзнее и откровеннее. Шевченкомания плавно переросла в иконопись и идолопоклонство. А ведь написано в Ветхом Завете по этому случаю: «Не делай себе кумира и никакого изображения того,… не поклоняйся им и не служи им». (Исход 20:4,5).
Волны панегириков захлёстывают. За ними не видно и самого Шевченко - человека, когда-то жившего на земле. На его страстишки, низкие поступки, которых, как и у всякого жившего и живущего, всегда в избытке, наложена тяжёлая длань «свидомой» цензуры. От читки опусов шевченкоманов не оставляет ощущение, что Тарас Григорьевич сошёл к нам прямиком с небес обетованных или произведён на свет от непорочного зачатия, и все земные страсти обходили его стороной. Пророк, однако. Он не ел, не пил, не отправлял естественных надобностей, ибо питался Святым Духом, а калории от святой гастрономии потреблял сугубо для сочинительства «нетленок».

Культ Шевченко родился не при его жизни - это работа потомков. Современники украинского поэта, видные деятели культуры XIX века, в том числе его земляки и идейные товарищи, относились скептически и к его творчеству, и к первым застенчивым попыткам слепить из него откровение нации.

Пантелеймон Кулиш: «Если само общество явилось бы на току критики с лопатою в руках, оно собрало бы небольшое, весьма небольшое количество стихов Шевченко в житницу свою; остальное… не лучше сору, его возметает ветр от лица земли».

Иван Франко в письме известному шевченковеду Василию Доманицкому писал: «Вы, сударь, глупости делаете - носитесь с этим Шевченко, как неведомо с кем, а тем временем это просто средний поэт, которого незаслуженно пытаются посадить на пьедестал мирового гения».
Михаил Драгоманов: «Кобзарь» не может стать книгою ни вполне народною, ни такой, которая бы вполне служила проповеди «новой правды» среди народов».

Мыкола Хвыльовый: «Разве это не Шевченко - этот, возможно, неплохой поэт и на удивление малокультурный и безвольный человек, - разве это не он научил нас ругать пана, как говорится, за глаза, и пить с ним водку и холуйствовать перед ним? Именно этот иконописный «батько Тарас» и задержал культурное развитие нашей нации».

Михаил Максимович, учёный этнограф, близкий друг Шевченко: «В жизни поэта и художника было столько грязного и безнравственного, что изображение этой стороны затмит всё хорошее».
Гоголь вообще с раздражением относился к творениям Тараса Григорьевича и был краток в их оценке: «Много дёгтя!».

Да и сам Шевченко, надо отдать ему должное, весьма критически относился к своему поэтическому и художественному дарованиям. При жизни уж точно не мыслил о себе строкой: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…».

Шевченко стал великим уже при советской власти. В 20-х годах прошлого века с подачи властей стартовала шевченкомания, с каждым десятилетием набирая обороты. А уж после 1991 года официальное обожание выходит на уровень идолопоклонства, лишённого и намёка на здравый смысл.

Но игрища в идолов чреваты тяжёлыми разочарованиями и срывами в откровенный цинизм.
В эпоху Всемирной паутины нестойкий ум молодого человека, начитавшегося о святости кумира, может легко разувериться в нём, наткнувшись в Интернете, например, на информацию, что Тараса Григорьевича преждевременно уложил в гроб бытовой алкоголизм, а не тяжкая солдатская служба, которая совершенно не была для него обременительной. Да и солдатский срок Шевченко схлопотал не за вольнодумство, а за пасквиль, написанный по адресу императрицы - женщины, принявшей личное участие в освобождении будущего пророка из холопства: «Цариця небога, мов опеньок засушений, тонка, довгонога, та ще на лихо, сердешнее, хита головою…».

Впоследствии хамство и неблагодарность Шевченко большевики и националисты истолковали как борьбу с ненавистным самодержавием. А рисовать ему запрещали ещё и потому, что при обыске в его вещах обнаружили альбом со срамными рисунками: «рисовал неблагопристойные картинки» (из справки III отделения).

Мы отлично помним, чем закончился культ Ленина и Сталина - такой параноидально разнузданной критикой, что объективное восприятие этих исторических личностей затруднено в течение ближайших ста лет.

В наш прагматичный, насыщенный информацией век опасно создавать себе идолов, ставя знак равенства между художником и человеком. Ибо «идолотворчество» при технической невозможности скрыть неприглядную информацию о кумире неизбывно воспроизводит «нездоровый» цинизм, скепсис и безверие.