|
|
Пишет bruno_westev (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} bruno_westev)@ 2010-05-25 20:38:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Петербургские гробокопатели
И что теперь наш Ленинбург станет кладбищенской столицей? Кстати, эта тётенька по фамилии Мухранская неплохо подсуетилась. На каком-нибудь Сен-Женевьев де Буа, куда ей, кстати, и не светило попасть (жила в Испании и там опочила в бозе) пришлось бы через сколько-то лет продлевать аренду, тратиться на смотрителей, а потом – такие случаи бывали, что невзирая на эпитафии, кости сгребают в мешок, цепляют бирку и – на склад, опять же временного хранения, а освободившуюся «жилплощадь» тут же перепродают… Рынок-с.
А тут? Худо что ли? Усыпальница, тишина, вечные экскурсии… И все на халяву.
И ведь командировка предстоит хорошая – в Испанию за трупом самозванки. Сколько можно хорошенького под эту акцию учудить. (Notabene: «Сообщение пресс-службы аэропорта «Внуково» (28.07.05):
«Из аэропорта Внуково в Париж вылетела делегация для доставки в Россию праха генерала А. Деникина и философа И. Ильина. Российская делегация В СОСТАВЕ 63 (ШЕСТИДЕСЯТИ ТРЁХ!! – BW) человек… отправилась рейсом Москва-Париж авиакомпании «Атлант-Союз»…
Организатором акции выступил Российский фонд культуры при участии Русской Православной Церкви и Министерства обороны РФ»).
Как говорил поэт Сулейменов, «ушёл весь мрамор петроградских фидиев на камни гробовые и на склепы». Захоронения в советское время стали частью политики. Вот и Ольгу Берггольц, которая якобы желала покоиться на Пискарёвке, Романов велел похоронить на Литераторских мостках – вроде б так ей по ранжиру положено.
В своё время у них было модно таскать гробы туда-сюда. Со Смоленского на Волково перенесли прах Блока, из Ваммельсуу, что за Териоками туда же, на Волково, перенесли гроб Леонида Андреева, сверху поставили мраморный пенёк, пусть тут будет – со всеми. А вот Карлу Иоанновичу Росси не повезло в обратную сторону – в 1939 – то был пик кладбищенского переселения – его саркофаг, пролежавший девяносто (!) лет в земле Волковского лютеранского кладбища, перенесли на Лазаревский погост в лавру… Как это ещё Некрасова не тронули – не стали внедряться к месту его постоянной «прописки» на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге – осталось загадкой подковёрных смольнинских решений.
Пожалуй, мудрей всех распорядился своею посмертной судьбой Бродский. Он не пошёл, как ранее обещал, умирать на Васильевский остров – остров Сан-Микеле в Венецианской лагуне – вот пристанище его последней воли. А то – представьте – привезли бы его в Ленинград – панихида в Смольном, в скорбном карауле – Матвиенко… Брр! В кошмарном сне такого не предвидишь…
A propos, Мариенгоф: У него Лавренев говорит:
«Я смерти не боюсь. В 67 лет умереть уже не страшно. А вот что у моего гроба будет произносить речь Анатолий Софронов , это, друзья мои, страшно!
Так и случилось. Надгробную речь говорил Софронов. А от ленинградских писателей – пьяный Виссарион Саянов, которого Лавренев тоже терпеть не мог.»
(А. Мариенгоф. «Это вам, потомки!», СПб, «Петро-РИФ», 1994, с. 147).
Одно из последних захоронений – перенесение из Копенгагена останков императрицы Марии.
Горести наваждения преследовали Марью Феодоровну. Упал с лошади и приобрел неисцелимую травму жених ее – цесаревич Николай – старший сын Александра Второго. Пришлось идти за следующего сына... А так и не было б у нас Николая Второго – по крайней мере выкристаллизовывался б он совсем из другого сперматозоида – и – как знать? – каким б путем пошла тогда история России?
И кстати – не везло венценосцам на усидчивость на движущихся средствах. В свою очередь уже сын Марьи Феодоровны – Георгий – опочил в бозе после падения с мотоцикла.
…Вспоминаю, как перезахоранивали останки царской семьи. Не было на наших придурков Щедрина. Из Останкина рядили и судили об останках. В телевизоре через каждую минуту какое-либо кувшинное рыло судачило с непременным «Я убежден!!!» (Да кто ты такой!) о том, что и как. Сменялись мордоторговцы, неизменна была суть перемалывания одних и тех же истин. Губернатор Вяковлев (браво! браво! он запомнился тем, что в дубленке, однако без шапки, но в перчатках (!) орудовал ножницами при перерезании кумачового бинтика на открытии залатанной панели моста Петра Великого) провякал что-то глубокомысленное (стоя, естественно, в соборе в той же дубленке, только не видно было, имеются ли на его руках перчатки и ножницы в них, ведь он всегда готов хоть что перерезать, лишь бы было торжественно). И только один репортер, выполняя дурацкое задание начальства, тоже рассуждал на эту тему. Тут, видите ли, смешалось все в доме Романовых: и в августейшие мощи втесались плебейские кости – лакея Труппа и доктора Боткина – так вот как же там быть с ритуалом? Вспомнили, как погребали Диану, вот уж вроде бы и прецедент. Да только там пел Элтон Джон. А ну как у нас, предположил находчивый комментатор, завоет… Газманов.
И вот Николай II. Как можно столь обожествлять человека, который каждый день в дневнике писал:
«Утро было солнечное, и потому теплое».
«Встали поздно, вследствие чего моя утренняя прогулка была слишком короткой...».
И так – каждый день.
Конечно, смерть мученическая. Но... Я вот и своего друга - сельского священника о. Бориса недопонимаю: он хочет в храме своем на стене отвести место (там много места из-за того, что все разграблено и разрушено) – почетное – сонму новомучеников и прежде всего – царю...
А тому было в высшей степени наплевать на страну, вот его жж:
«Такой же летний день, 15 градусов в тени...».
И вот потом эта споминается собчаковская эпопея с перезахоронением. По дебильнику показывали перевозимые ящики. Они напоминали тару из-под сухофруктов. На одном было написано: «Николай II». Не хватало надписи "Ноги".
И эти люди еще возмущались, что гроб Чехова в своё время привезли в вагоне "для перевозки устриц".
А мы как-то раз с покойным ВК Никифоровым гуляли по Питеру. Выпивали, конечно. Возле театра Комиссаржевской стояли ящики с декорациями. Один был по размерам – как гроб, но – прямоугольный. Просто ящик. На нем болтался трогательный «контрольный» замочек – из тех, что ни от чего не оберегают. И самое потешное: на ящике была наклеена полоса с типографской надписью: «Царь Федор Иоаннович». Константинович захохотал. Я сделал фотку. Кстати. получилось хорошо. Послал в «Литературную газету» - тогда был фурор «Клуба 12 стульев». Конечно, никакого ответа не получил .
Кстати, сами цари не очень-то жаловали все эти погребальные церемонии. Историк Петербурга Павел Петров пишет в своих очерках о конфузе 1740 года – в последний год жизни Анны Иоанновны:
«9 апреля случилось, что мимо самых Ея Императорского Величества покоев и окошек, где Ея Императорское Величество Высочайшею своею Особой присутствовать изволила, пронесли мёртвое человеческое тело, что весьма непристойно есть; ибо для таких случаев, чтоб мёртвые тела и прочее тому подобное проносить или провозить, много иных дорог сыскать можно…»
И что теперь наш Ленинбург станет кладбищенской столицей? Кстати, эта тётенька по фамилии Мухранская неплохо подсуетилась. На каком-нибудь Сен-Женевьев де Буа, куда ей, кстати, и не светило попасть (жила в Испании и там опочила в бозе) пришлось бы через сколько-то лет продлевать аренду, тратиться на смотрителей, а потом – такие случаи бывали, что невзирая на эпитафии, кости сгребают в мешок, цепляют бирку и – на склад, опять же временного хранения, а освободившуюся «жилплощадь» тут же перепродают… Рынок-с.
А тут? Худо что ли? Усыпальница, тишина, вечные экскурсии… И все на халяву.
И ведь командировка предстоит хорошая – в Испанию за трупом самозванки. Сколько можно хорошенького под эту акцию учудить. (Notabene: «Сообщение пресс-службы аэропорта «Внуково» (28.07.05):
«Из аэропорта Внуково в Париж вылетела делегация для доставки в Россию праха генерала А. Деникина и философа И. Ильина. Российская делегация В СОСТАВЕ 63 (ШЕСТИДЕСЯТИ ТРЁХ!! – BW) человек… отправилась рейсом Москва-Париж авиакомпании «Атлант-Союз»…
Организатором акции выступил Российский фонд культуры при участии Русской Православной Церкви и Министерства обороны РФ»).
Как говорил поэт Сулейменов, «ушёл весь мрамор петроградских фидиев на камни гробовые и на склепы». Захоронения в советское время стали частью политики. Вот и Ольгу Берггольц, которая якобы желала покоиться на Пискарёвке, Романов велел похоронить на Литераторских мостках – вроде б так ей по ранжиру положено.
В своё время у них было модно таскать гробы туда-сюда. Со Смоленского на Волково перенесли прах Блока, из Ваммельсуу, что за Териоками туда же, на Волково, перенесли гроб Леонида Андреева, сверху поставили мраморный пенёк, пусть тут будет – со всеми. А вот Карлу Иоанновичу Росси не повезло в обратную сторону – в 1939 – то был пик кладбищенского переселения – его саркофаг, пролежавший девяносто (!) лет в земле Волковского лютеранского кладбища, перенесли на Лазаревский погост в лавру… Как это ещё Некрасова не тронули – не стали внедряться к месту его постоянной «прописки» на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге – осталось загадкой подковёрных смольнинских решений.
Пожалуй, мудрей всех распорядился своею посмертной судьбой Бродский. Он не пошёл, как ранее обещал, умирать на Васильевский остров – остров Сан-Микеле в Венецианской лагуне – вот пристанище его последней воли. А то – представьте – привезли бы его в Ленинград – панихида в Смольном, в скорбном карауле – Матвиенко… Брр! В кошмарном сне такого не предвидишь…
A propos, Мариенгоф: У него Лавренев говорит:
«Я смерти не боюсь. В 67 лет умереть уже не страшно. А вот что у моего гроба будет произносить речь Анатолий Софронов , это, друзья мои, страшно!
Так и случилось. Надгробную речь говорил Софронов. А от ленинградских писателей – пьяный Виссарион Саянов, которого Лавренев тоже терпеть не мог.»
(А. Мариенгоф. «Это вам, потомки!», СПб, «Петро-РИФ», 1994, с. 147).
Одно из последних захоронений – перенесение из Копенгагена останков императрицы Марии.
Горести наваждения преследовали Марью Феодоровну. Упал с лошади и приобрел неисцелимую травму жених ее – цесаревич Николай – старший сын Александра Второго. Пришлось идти за следующего сына... А так и не было б у нас Николая Второго – по крайней мере выкристаллизовывался б он совсем из другого сперматозоида – и – как знать? – каким б путем пошла тогда история России?
И кстати – не везло венценосцам на усидчивость на движущихся средствах. В свою очередь уже сын Марьи Феодоровны – Георгий – опочил в бозе после падения с мотоцикла.
…Вспоминаю, как перезахоранивали останки царской семьи. Не было на наших придурков Щедрина. Из Останкина рядили и судили об останках. В телевизоре через каждую минуту какое-либо кувшинное рыло судачило с непременным «Я убежден!!!» (Да кто ты такой!) о том, что и как. Сменялись мордоторговцы, неизменна была суть перемалывания одних и тех же истин. Губернатор Вяковлев (браво! браво! он запомнился тем, что в дубленке, однако без шапки, но в перчатках (!) орудовал ножницами при перерезании кумачового бинтика на открытии залатанной панели моста Петра Великого) провякал что-то глубокомысленное (стоя, естественно, в соборе в той же дубленке, только не видно было, имеются ли на его руках перчатки и ножницы в них, ведь он всегда готов хоть что перерезать, лишь бы было торжественно). И только один репортер, выполняя дурацкое задание начальства, тоже рассуждал на эту тему. Тут, видите ли, смешалось все в доме Романовых: и в августейшие мощи втесались плебейские кости – лакея Труппа и доктора Боткина – так вот как же там быть с ритуалом? Вспомнили, как погребали Диану, вот уж вроде бы и прецедент. Да только там пел Элтон Джон. А ну как у нас, предположил находчивый комментатор, завоет… Газманов.
И вот Николай II. Как можно столь обожествлять человека, который каждый день в дневнике писал:
«Утро было солнечное, и потому теплое».
«Встали поздно, вследствие чего моя утренняя прогулка была слишком короткой...».
И так – каждый день.
Конечно, смерть мученическая. Но... Я вот и своего друга - сельского священника о. Бориса недопонимаю: он хочет в храме своем на стене отвести место (там много места из-за того, что все разграблено и разрушено) – почетное – сонму новомучеников и прежде всего – царю...
А тому было в высшей степени наплевать на страну, вот его жж:
«Такой же летний день, 15 градусов в тени...».
И вот потом эта споминается собчаковская эпопея с перезахоронением. По дебильнику показывали перевозимые ящики. Они напоминали тару из-под сухофруктов. На одном было написано: «Николай II». Не хватало надписи "Ноги".
И эти люди еще возмущались, что гроб Чехова в своё время привезли в вагоне "для перевозки устриц".
А мы как-то раз с покойным ВК Никифоровым гуляли по Питеру. Выпивали, конечно. Возле театра Комиссаржевской стояли ящики с декорациями. Один был по размерам – как гроб, но – прямоугольный. Просто ящик. На нем болтался трогательный «контрольный» замочек – из тех, что ни от чего не оберегают. И самое потешное: на ящике была наклеена полоса с типографской надписью: «Царь Федор Иоаннович». Константинович захохотал. Я сделал фотку. Кстати. получилось хорошо. Послал в «Литературную газету» - тогда был фурор «Клуба 12 стульев». Конечно, никакого ответа не получил .
Кстати, сами цари не очень-то жаловали все эти погребальные церемонии. Историк Петербурга Павел Петров пишет в своих очерках о конфузе 1740 года – в последний год жизни Анны Иоанновны:
«9 апреля случилось, что мимо самых Ея Императорского Величества покоев и окошек, где Ея Императорское Величество Высочайшею своею Особой присутствовать изволила, пронесли мёртвое человеческое тело, что весьма непристойно есть; ибо для таких случаев, чтоб мёртвые тела и прочее тому подобное проносить или провозить, много иных дорог сыскать можно…»
