Собственно, Мейассу может быть предъявлено то же самое обвинение, которое он предъявляет пост-кантовской философии. С точки зрения Мейассу, эта философия необоснованно отождествляет невозможность догматическо-метфаизического познания абсолюто с невозможностью рационального познания абсолюта вообще: справедливо отвергая попытки отождествить абсолют с абсолютной необходимостью понятия, то есть с абсолютной необходимостью быть таким-то и таким-то, пост-канитанская философия считает необходимым вместе с этим отвергать всякую возможность познать абсолют как таковой. По сути дела, все предпряите Мейассу - это попытка маоистского раскола единого надвое: попытка отщепить от метафизического познания абсолюта познание спекуляитвное, ведущее к выводу о необходимости контингентного.
Однако сам Мейассу совершает ту же самую ошибку по отношению к категории связи. Отвергая принцип достаточного основания, то есть попытку свести связь между теми или иными ситуациями к понятийно-рассудочным определениям, Мейассу считает необходимым вместе с этим отвергать и связность как таковую: отсюда и положение о необходимости континегентного и гипер-хаос как определяющий принцип. Но подобное отождествление метафизической редукции связи между ситуациями к связи между понятиями и связи вообще никак не обосновано: более того, оно по сути дела является метафизическим и изначально соглашается играть по правилам врага, принимая его интерпретацию связанности как единственно возможную.
Однако о каком же ином типе связанности может идти речь? Этот вопрос непосредственно связан с другой проблемой: проблемой преодоления корреляционизма. И здесь также Мейассу изначально принимает правила игры противника: но не потому (как утверждает Харман), что он вообще считает проблему корреяционизма серьезной - она действительно серьезна - а потому, что он соглашается считать ее тем, за что она себя выдает (это вообще самая распространенния ловушка, которую ставит перед нами любая ситуация: либо отмахнуться от ставящахся ей проблем как несущественных, либо принимать их так, как они есть; в то время как проблемы всегда существенны, но никогда не являются тем, за что они себя выдают). А именно: он принимает проблемы корреляционизма в ее монистической форме, то есть как утвреждение, что "действительность" всегда дана нам как опосредованная "сознанием", а "сознание" как опосредованное "действиетльностью", и поэтому нет никакого смысла говорить о них по раздельности. Однако "сознание", о котором идет речь - это абстракция: в подобного рода формулировке проблемы не принимается во внимание тот факт, что проблема корреляционизма - двойная проблема. Действительность всегда дана нам два раза: как действительность опосредованная пониманием, мышлением или языком - и как действительность, опосредованная практикой, привычкой, поведением. "Действительность" и "сознание" - это уже некоторые продукты смешения (между прочим, именно в утверждении этого изначально разделенного характера опыта и состоит главное и наиболее радикальное достижение Канта - которое Мейассу совершенно не принимает во внимание).
И именно это удвоение проблемы является путем к ее решению. Собственно, в его основаниии лежит спинозистский принип: порядок и связь идей тот же, что порядок и связь вещей. Именно поскольку наш доступ к дейтсвительности по сути является доступом к двум видам связывания, мы обладаем также и способностью к определнному роду знания: знанию, заключающему в скобки территориализацию связывания как связывания понятий или как связыванию габитусов, и дающему нам доступ к подлинно универсальному и абсолютному - связыванию как таковому.