Во сне и наяву
Во сне было так: мне в Сорбонне вручали на ленточке бейджик, что я там работал. Бейдж этот был мне совершенно не нужен, и я решительно не помнил, чтобы мне приходилось работать в Сорбонне, но налицо имелось доказательство: личный ящик с моим именем. В ящике я обнаружил два худосочных номера каких-то французских ученых записок, кучу непонятных квитанций и давно утерянную книгу "Возвращение умной уточки" (с картинками). Тут я смутно что-то начал припоминать и согласился принять бейджик на веревочке у темнолицей опухшей старухи - прапрапраправнучки поэта Тютчева. Вокруг толпились потрепанные филологические пшюты и хлыши в клетчатых по большей части костюмах, брызги разных волн русской эпиграции (исправлять не стану). Мы пили шампанское и светски беседовали о факсимильных изданиях классики, причем старуха все время норовила заплакать. Тогда я убежал на улицу, подслушав по дороге, как один пожилой хлыщ говорит потертому пшюту про меня: "Надобно его проучить, больно уж занесся". Я вышел во двор и стал кататься с горы, обходясь безо всяких санок посредством всяких частей тела.

А наяву вчера бармен Алан в заведении "У друзей" пытался запретить мне электронную сигарету. Он глядел на меня, как баран, и повторял, что я курил и что курить нельзя. А я так же тупо повторял, что я не курил, что это не сигарета и т.д. Так продолжалось некоторое время, он начал повторять, что ладно - я могу и дальше курить; но меня не собьешь, и я стоял на своем и повторял, что я вообще не курю и что сигарету нельзя вот так вот развинтить. Бармен на это возразил, что у меня, мол, не сигарета, а сигара, как он явственно видит. Тут я устал от такой эскалации идиотизма и покинул заведение "У друзей", как я полагал, навсегда.