Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет plucer ([info]plucer)
@ 2011-03-28 14:05:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Леонид Бажанов: "Нужно разбудить сознание зрителя и заставить работать его мозг!"

Фото - Оупенспейс

29 марта в Государственном центре современного искусства покажут работы, вошедшие в шорт-лист VI Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства "Инновация". В списке лучших значится и арт-группа Война с акцией на Литейном мосту. О том, войдет ли "Член в плену у КГБ" в историю искусства, Власть поговорила с художественным руководителем ГЦСИ Леонидом Бажановым.

Коммерсантъ Власть, №12 (916), 28.03.2011



- На ваш взгляд, акцию на Литейном мосту можно отнести к какой-либо художественной традиции или это новое явление?

- Корни у такого творчества разные. В первую очередь непосредственные истоки — это русский исторический и европейский авангард, футуризм, дадаизм... В начале ХХ века это было и в России, и в Швейцарии, и в Германии, и в Италии. Поэтому то, что происходит сейчас, — не просто противостояние художника и власти, как это пытается представить пресса. На деле все сложнее. Одна из фундаментальных стратегий современного искусства — выход за его границы. Неважно, это границы между визуальным и вербальным искусством, между сценическим и визуальным или это границы между искусством и политикой, психологией, наукой. Так развивались исторический авангард, неоавангард и особенно новейшее актуальное искусство. В эту же стратегию входит то, что в начале ХХ века называлось эпатажем, а сейчас — провокацией. Сознательный тактический ход — разбудить сознание зрителя, обратить внимание на содержимое художественного произведения и заставить работать его мозг. Но иногда художник подменяет собой свое произведение, и речь идет уже не о считывании его смыслов, а о художественной личности, которая стоит за этим произведением. Современные художники обращаются к политическому и социальному пространству сознательно. Это и называется актуальным искусством — не просто contemporary art, а именно actual art. В западной терминологии это все уже расписано. В России такое творчество сопряжено с политической ситуацией: эволюционной, революционной — как хотите.

- Вам как руководителю ГЦСИ это интересно?

- Мы с коллегами в ГЦСИ работаем с этим кругом художников, потому что уверены, что они входят в пространство современного искусства, и на том стоим. Диапазон современного искусства широк, и мы занимаемся как абстрактной геометрией, герметичным творчеством Александра Константинова, так и актуальными акциями группы Война, просто по-разному. Например, сейчас планируем лекцию Олега Мавроматти. Недавно была конференция "Современное искусство и табу" вместе с Центром Сахарова. Был круглый стол с Авдеем Тер-Оганяном.

- Чем вы руководствуетесь, причисляя Войну к художникам?

- ...Когда я защищаю их на судебном процессе, я настаиваю на том, что они художники. Когда я сталкиваюсь с ними в пространстве художественно-критической рефлексии, я не всегда оцениваю их произведения как художественный шедевр. Исхожу из личного профессионального опыта. Вообще для этого существуют институты экспертов и критиков, но такой структуры в России практически нет, чем еще больше осложняется ситуация. При этом, наоборот, бурно развивается механизм общественных связей. И пиар-интересы деформируют современное искусство: зрители, журналисты, сами художники ищут не новые смыслы в том или ином произведении, а новостной повод. Так художники влипают в рынок. Поэтому одно произведение той же группы Война о перевернутых автомобилях может рассматриваться в рамках судебного производства, а второе — выдвигаться на государственную премию. Кстати, "Инновация" — это общественная премия, а не государственная, просто она инициирована в том числе и ГЦСИ, но мы не власть. Минкульт одобрил создание конкурса "Инновация", но процесс учреждения именно госпремии иной, там нужен правительственный указ.

- Что за запутанная история произошла с выдвижением Войны на "Инновацию"?

- ...Худрук Войны Алексей Плуцер-Сарно, к которому я отношусь с большим интересом, выступил с пламенным призывом, что не надо иметь ничего общего с госструктурами. Остроумно. Ну, можно обозначить себя как революционера, но мы и Эдика Лимонова к себе приглашали — не как политдеятеля, а как литератора, он участвовал в наших круглых столах. ...Художник всегда может сказать "нет", но Война вообще не разговаривает.

- Их выдвинули, потому что им надо помочь, привлечь внимание к беде или потому что они действительно этого заслуживают?

- Думаю, заслуживают. Выдвинули бы и без ареста. Это интересное произведение, и оно должно рассматриваться в рамках искусства, а не в рамках политического или социального жеста. Дело не только в оппонировании ФСБ, это художественное произведение со своими корнями: здесь и стрит-арт, и низовая культура, и шутовская культура. Столетние, между прочим, традиции. А насчет "Дворцового переворота", я вас уверяю, даже в Минкульте нет единого мнения. Власти этой акцией тоже поставлены в двусмысленное положение: задета честь мундира... Они начинают видеть в этом противостояние силовым структурам и государственным устоям. И здесь начинается то, к чему подталкивает пиаровская шумиха,— деление на правых и левых, белых и красных. На один из наших семинаров в Нижнем Новгороде заранее настроенные на такое противостояние сотрудники силовой структуры ворвались чуть ли не в масках с автоматами. Потом, правда, извинились, разобрались, но сначала думали, что это не семинар ГЦСИ, а незаконное собрание. Ну, такое бывает. Или процесс над Ерофеевым и Самодуровым, где суд изначально поставил себе задачу осудить этих людей, которые, на мой взгляд, невиновны. Все это свидетельствует не о поисках разумного выхода из этих коллизий, а о привычке к противостоянию.

- Вам не кажется, что такое противостояние для многих художников этого искусства — импульс? Что без него группа Война не была бы группой Война? И Мавроматти тот же.

- Конечно, такой соблазн есть, но все же в художнике такое противостояние заложено меньше, чем в сотруднике силовой структуры,— просто в силу профессии. Например, у Владимира Маяковского или у художника-футуриста Михаила Ларионова в юности ярко проявлялся радикализм, но потом они оставались в рамках искусства. Александр Бренер, чьи вопиющие, вызывающие акции в 1990-х шокировали публику, сейчас поэт и литератор, остающийся в пространстве художественной культуры. Художник поддается на провокации нашего времени и реагирует сильнее обывателя. И политическая, и идеологическая ситуация в России неидеальны. И не всегда реакция на это выражается в формах поэзии Бродского, хотя тот тоже проходил через социальный кошмар и мог бы реагировать радикальнее. Художнику надо доверять, подозревать в нем хулигана и преступника непродуктивно.

- Это проблема непонимания или злых намерений власти?

- ...Художники заранее знают, что нарушают закон, и идут на это осознанно. Но у них цель не сломать мигалку на машине, а вскрыть проблемы общества. Это может происходить не только в рамках журналистского расследования, но и в художественной практике. Так что нынешние акции в большой степени спровоцированы здешней социальной ситуацией. Разбираться надо не только в залах суда из-за перевернутой машины, но и в самих проблемах. Настраиваться надо не на противостояние. "С кем вы, деятели культуры?" — это старый советский лозунг.

- То есть в России остается отношение к культуре как к идеологическому рупору?

- Может, это и не рупор, но радикальная художественная культура социализирована и направлена на вскрытие социальных узлов напряжения. Надо, наоборот, быть благодарными художникам за то, что они указывают на зоны напряжения, и обращать на это внимание, не ждать, когда грянет гром. Посмотреть на опыт русского исторического авангарда, понять, о чем он в десятые годы ХХ века говорил, а не только увлекаться торговлей его произведениями. Не один Толстой был зеркалом русской революции, художники-авангардисты тоже оповещали о возможных катаклизмах.

- Вы видите параллели между той ситуацией и теперешней?

- Повторений в истории нет, но опыт надо учитывать.

- Если сравнивать авангард начала XX века и XXI века, вам не кажется, что современные художники безыдейные?

- Начало XX века и авангард базировались на невероятно высоком уровне культуры и общества. Теперь же мы пребываем в ситуации кризиса, причем не только мы, но и западное искусство тоже, так что исходная ситуация просто разная.

- То есть им играет на руку быть бескастовыми художниками?

- Нельзя стратегию продвижения себя в художественной карьере принимать за содержательность самих произведений. Каждый художник преодолевает границы, но не во имя преодоления, а для приобретения новых смыслов. И рано или поздно он определяет для себя моральные и вкусовые границы. И убить во имя преодоления культурных табу — не думаю, что это эффективно. Хотя, если говорить о чистом сознании и предельности концепции, что может остановить?

- Как вам кажется, если Война возьмет номинацию, это будет скандалом?

- Не думаю. Я считаю, что если бы все были поумнее, то поняли бы, что на нашем безрыбье 2010 года это работа состоятельная...

М. Семедняева, О. Герасименко

Публикуется с сокращениями. Я не опубликовал те высказывания Леонида Бажанова, где он выражает не свою личную точку зрения, а выступает, как арт-директор ГЦСИ, выражая институциональную позицию. Респект Леониду Бажанову, очень трезво мыслящий эксперт. Полностью текст здесь: http://www.kommersant.ru/Doc-y/1601935