Радио · "Мотыга · Джем"

Роман "Жизнь и время Михаэла К." (за который, собственно, "Нобелевку" и вручили) прочел запоем, как давно не читал. Читал в комнате, кухне, спальне и сральне, никак не мог остановиться, было интересно: чем же дело кончится? Дело не окончилось ничем, что очень кайфово. Еще очень кайфово то, что происходящее может быть где угодно: почти никаких географических координат, никаких особенных примет, ничего такого, чтобы сказало нам, что действие происходит в ЮАР. Противостояние маленького человечка огромной дурной машине войны - это слишком просто. Никакого противостояния нет, полуидиот с заячьей губой пытается найти себе место, его пытается поиметь Государство, но поиметь то, чего нет, невозможно. И Михаэл К. снова пускается в бесконечный поход.

Самые тяжелые места в романе - это пребывание героя в лагере и в больнице. Действие здесь очень разреженное, возникают раздражающие длинноты, особенно это касается второго куска, когда повествование ведется от имени лекаря. Тягостное морализаторство, совершенно пионерское, совершенно советское, изрядно портит картину.

Мне особенно понравились места, которые напоминают роман Дефо о Робинзоне: Михаэл просто живет, но описание этой "просто-жизни" сделано мастерски. Сколько еще он может вынести? Как он доживет до весны? Внутренняя интрига (т.к. собственно действия немного) кажется очень мощной.

Увы мне осталось неясно, почему Кутзее получил столько премий... Роман "В ожидании варваров" с его бесконечным описанием пыток (и даже не столько пыток, сколько их последствий, в особенности душевных страданий) я одолел едва ли наполовину. Герой-повествователь, ухаживая за пережившей пытки девушкой, бесконечно пытает самого себя, заставляет ее вспоминать пережитое страдание, в общем... Выносить все это совершено не хочется, поскольку, кажется, правильное чтение предполагает проживание текста. Спасибо, нет. Я не вижу в страдании никакой ценности. Мне глубоко чужда христианская идея катарсиса. Поэтому Кутзее откладывается в дальний угол книжной полки.