Хочется про многое рассказать.
За несколько дней до поездки я написал стишок:

Хорошо вот поехавть на Волгу
Раскроить себе череп надолго
И речную волну испытать в глубину
А потом возвратиться на полку

В петушках деревянных Касимов
Первомайским пропах керосином
Рыбаки из сетей вынимают чертей
Те кричат: - Нам карету! Такси нам!

У домов здесь короткие ножки
А на улицах хлебные крошки
Но с другой стороны - как дремотные сны
По деревьям спускаются кошки

С головою раскрытой как роза
Можно долго лежать под березой
Расстегаем смешным, разлагаясь на дым
Сожаленья и радости слезы.

Касимов оказался не на Волге, а на Оке. Ему 825 лет, или что-то вроде того.
Как в новеллах Лавкрафта, приезжающий в город сперва чувствует лишь легкое беспокойство, но вскоре все его предчувствия подтверждаются.
Так бывает в рассказах.
Мы вышли на берег реки, она действительно дает в городской черте большую излучину.
К песку прислонен боком ржавый дебаркадер. За дебаркадером течет коричневая Ока и пущенный по ней плевок уплывает очень быстро.
Когда дорогами были реки, город был жив.
Сейчас, удаленностьь в 300 км от Москвы фатальна.
Это не другая Россия, но вечерами - Zombietime.
Инсмутские людерыбы у нас - непростые.
Мы шли по улице советской ( а рядом пылилась Пролетарская) и вдруг навстречу прошла компания подростков.
Компания - это 3,5 или 7 человек.
Подростков было около тридцати.
Вряд ли ты, читатель, гулял по улице в компании тридцати человек.
В таком количестве на улицу выходят не для прогулок.
Я как-то опешил. Вечер только наступил.
Мы же приезжие. Типа москвичи. А что как? А все надо разузнать. А что здесь вечерами?
Я отошел, достал фотоаппарат и стал фотографировать социальный баннер, где мертвые ветераны с ч/б фотографий встречались у вечного огня с живыми потомками.
Ветераны были гораздо больше по размеру, чем их потомки, поэтому казалось, что с людьми прощаются титаны.
Подростки мягко обошли и меня и товарища.
Друг позже упрекнул меня.
Дескать, нельзя сворачивать, когда идет толпа.
Он казанский, ему видней.
Я просто работал в селе Гумария, куда после войны перевезли сухумский обезъяний питомник.
Я знаю, что если обезъяне посмотреть в очи, то она обозлится.
Пускай обезъяна идет свое дорогой.
Утром Ваню схватил возле фонтана за бороду незнакомый человек.
Потом мы пошли на парад. Но не дошли.
Возле памятной стеллы на клумбе возилась обезъяна и рвала тюльпаны.
Мы не собирались на нее смотреть, но сам факт: день Победы, памятник, цветы - коллапсировало.
Обезъяна дико встревожилась.
Прекрасен момент, в который ты вот-вот должен получить пиздюлей.
Подскочил к нам. - Кто вы такие, чтобы на меня смотреть?
- Может быть вы БОЖЕСТВЕННЫЕ?
Я понял, чт о он хочет сказать - Или вы Высший суд, чтобы осуждать меня?
Друг не пошел на уступки. Но его схема не показалась мне проясняющей или ведущей к усмирению обезъяны.
Никто из нас не сказал: - Мы смотрим на тебя потому чт о ты рвешь цветы в день Победы перед монументом павших воинов.
Обезъяну утащили обезъяны.
Цивилизация заканчивается быстро и недалеко.
Москва - лишь парник, хрупкая конструкция.
Там, где не ходят автомобили - ноги дойдут по полям.
Утром я присмотрелся.
Возле беленого минарета на лавке сидел пьяный.
Смотри, сказал я Ване, он разговаривает сам с собой.
Пьяница действительно, ругался в пустоту.
Лишь сместившись на градус мы заметили, что из-за скамейки торчат две дополнительные ноги в комнатных тапочках.
- Ты его доведи хоть до дома - сказали прохожие.
- А меня кто доведет - ответил пьяница.