| и о лягушках |
[Jul. 21st, 2009|06:39 pm] |
Лягушка-Цветок
Лене
Каждая лягушка обладает всеми тридцатью двумя признаками Будды.
Лягушка, о которой это сказано, как и всякая лягушка, была намного мудрее любого из людей, потому что никогда не ленилась каждый вечер подниматься над своей повседневной подводной жизнью, дышать чистым свежим воздухом и петь песни вслед уходящему солнцу.
Любой другой возгордился бы на ее месте, так глубоко познав самого себя, но не такова была лягушка. Она-то знала, поскольку была мудрее любого из людей, что обладание всеми тридцатью двумя признаками Будды не делает ее выше ее собратьев, а только лишь наоборот, налагает на нее какую-то особую ответственность. Только она не знала, какую. И тогда она решила пойти за советом к ручью, который впадал в ее пруд и журчал не переставая.
Форма - ложь, - сказал ей ручей. - Взгляни на меня: я не только пребываю в постоянном движении, во мне вообще нет ничего неизменного - та часть меня, которая начала разговор с тобой, уже давно влилась в твой тихий пруд и забыла о тебе, а та, которая говорит с тобой сейчас, мгновение назад еще и не подозревала о твоем существовании. Мне чужды все привязанности, мне чужды страдания, ты можешь стать такой же, если хочешь - прямо сейчас, если хочешь - через бесчисленное множество дней.
Долго думала лягушка после разговора с ручьем. Как же может быть, думала она, что ручей говорил со мной, хотя еще не знал и уже не помнил меня? В какой же момент замечал он меня и какое время пребывала я в его сознании?
Она думала долго, и пришла к выводу, что не может быть такого короткого промежутка времени, в течении которого ручей помнил бы ее. Для него не было времени, не было и ее, и журчал он просто так, одно и то же для всех, совершенно безразлично, кому.
Но мне-то это не безразлично! Я люблю! - сказала лягушка вслух.
Мне жаль тебя, - сказал камень, на котором она сидела. - Взгляни на меня: я не только пребываю в вечном покое, во мне вообще нет ничего изменчивого. Я видел тебя, когда ты плавала головастиком вот в этом пруду, говорил с твоей матерью, и с ее матерью, и со всеми вами, и всех вас я помню, но никого из вас уже нет, и даже тебя уже нет, потому что я один постоянен, а ты изменчива. Я полон любви и полон страданий, ты можешь стать такой же, если хочешь - здесь, если хочешь - за много дней пути отсюда.
И снова долго думала лягушка после разговора с камнем. Как же может быть, думала она, что камень помнит меня так же, как мою мать и ее мать, и всех нас? Когда же я появилась в его сознании и как давно знает он меня?
Она опять думала долго, и пришла к выводу, что не может быть такого длинного промежутка времени, в который камень знал бы ее. Для него временем была вечность, и она была одним со всеми, и говорил он для любого, кто хотел его слушать, совершенно безразлично, кому.
Но мне-то это не безразлично! Я люблю! - снова повторила лягушка.
А потом секунду посидела тихо и шепнула то же самое камню на ухо.
Потому что он ей все-таки показался немножко ближе и более заслуживающим доверия.
И здесь вы, конечно же, захотите узнать, кого же она любила, и я вам скажу. Она любила один цветок. Сейчас она уже не помнила, когда впервые его увидела - то ли вчера, то ли целую жизнь назад. Не помнила точно, где он растет - то ли у самого пруда, то ли где-то далеко, где она никогда не бывала.
Насколько же не похож на нее этот цветок! И разве можно любить кого-то, до такой степени на тебя не похожего? Он растет из земли, а я рождаюсь на свет в воде. Он стоит неподвижно, а я все время прыгаю туда-сюда. Он молчит и только разворачивает ярко-красные лепестки утром, а у меня зеленая бледная кожа и я квакаю на заходе солнца. Он действительно чем-то похож на этот камень, который лежит и молчит, наполненный памятью и мудростью. И он похож и на этот ручей, который каждое мгновение обновляется и показывается совершенно другим, хотя и остается собой вопреки собственной изменчивости. И все же он несравненно прекраснее этого камня и этого ручья, ведь он весь день говорит с солнцем и ловит каждое его слово. Сколько же красоты солнечной скрыто в изгибах его лепестков! Сколько мудрости всего существующего воплощает он! Воистину каждый цветок обладает мудростью тысячи сутр!
Это цветок, - думала она. - А я лягушка.
Солнце садилось. Она в последний раз квакнула, тяжело вздохнула и уже собиралась прыгать в пруд, но что-то удержало ее.
Каждая лягушка обладает всеми тридцатью двумя признаками Будды.
Каждый цветок обладает мудростью тысячи сутр.
Я - цветок! - торжествующе закричала лягушка. - Я цветок! Я цветок! Цветок - я! Различий нет! Различий нет! - Она подпрыгивала на камне, вращала глазами и хлопала в ладоши от счастья. Устав от прыжков и снова взяв себя в руки, она слезла с камня и подошла к воде.
Последние лучи солнца блеснули на поверхности пруда. Она заглянула в воду. Кто я? - спросила она у пруда. - Ты лягушка, - ответил пруд.
Но почему? Ведь я обладаю тридцатью двумя признаками Будды, а цветок - мудростью тысячи сутр! Ведь что лягушка, что цветок - одно и то же! Значит, лягушкой, как сейчас, я могу быть, и никем, как ручей, я тоже могу быть, и всеми сразу, как камень, я тоже могу быть, а стать цветком я не могу? Да где это такое сказано?
Остановись на минутку, - сказал пруд, - А что будет, если все лягушки захотят стать цветами? Кто тогда будет петь песни солнцу, когда оно уходит на покой? Кто будет шептать на ухо камню, кого будет ошеломлять своей быстротой ручей? Кого буду отражать я?
Придут другие, - быстро заговорила лягушка, - ведь сколько травинок в степях под иссушающим солнцем мечтают сидеть по вечерам на прохладных камнях и смотреться в твое водное зеркало! А сколько снежинок, кружащихся в холодных небесных высотах по воле ветра, мечтают о теплом море солнечного света и надежной земле, за которую можно схватиться корнями! А сколько бесформенных грудочек земли, обреченных вечно лежать под ногами прохожих, мечтают хоть на мгновение обрести форму совершенного кристалла снежинки, чтобы упасть на ладонь кому-то, кто восхитится переливами лунного света на ее иглах! А сколько капель в морских волнах, никогда не видевших ничего, кроме собственного отражения в других таких же каплях, мечтают стать землей и дать жизнь чему-то столь же прекрасному, как цветок, который я так люблю! А сколько бабочек, за свою короткую жизнь не успевающих даже перелететь от одного края поля до другого, мечтают о вечном круговом движении воды, пересекающей своими потоками целую Землю? И сколько же цветов, уставших от неподвижности, мечтают стать легкими бабочками и долететь туда, куда сейчас они не могут даже заглянуть!
А ты уверена, - спросил пруд, - что и твой цветок не мечтает стать бабочкой, потом каплей, грудочкой земли, снежинкой, травинкой, лягушкой, наконец? Представь себе на секунду это постоянное круговращение, в котором одна душа вечно гонится за другой и никогда ее не найдет? По-твоему, такая жизнь стоила бы того, чтобы ее проживать снова и снова? Поверь мне, если бы это вдруг стало возможным, то самой заветной твоей мечтой было бы то, чтобы это движение прекратилось и ты снова стала бы кем-то одним, тем, кто ты есть сейчас.
И тут лягушка вспомнила, что где-то о чем-то подобном уже слышала, хотя и не могла вспомнить, где.
Ну хорошо, - сказала она. - Но ведь я и не хочу, чтобы все лягушки стали цветами. Но, может быть, где-нибудь какой-нибудь цветок, не такой совершенный и не такой прекрасный, как мой, тихонько хочет превратиться в лягушку? Ведь тогда все было бы намного проще и не нужна была бы эта бесконечная череда превращений?
Ты слишком погружена в себя, - сказал пруд. - Ты забываешь еще и о том, что каждая лягушка уникальна, хоть и обладает одними и теми же тридцатью двумя признаками Будды. Ты забываешь о том, что именно тебя хотел ошеломить своей быстротой ручей, именно твоей теплотой согрет сегодня камень, именно тебя я отражаю сейчас в своем водном зеркале. А каким будет этот несовершенный цветок, пожелавший стать лягушкой, никто не знает. И почему ты думаешь, что лягушкой он будет прекраснее и совершеннее, чем сейчас цветком?
Я в этом почти уверена, - сказала лягушка. - Вот, например, гусеница. Она некрасива и несовершенна, она только ест, спит и ползает, но совершенство скрыто в ней до тех пор, пока она не превратится в бабочку и не полетит над полем, сверкая разноцветными крыльями. Но бабочка сама по себе ничем не лучше гусеницы, а цветок, если это не мой цветок, ничем не лучше лягушки. Просто, наверное, существует какое-то предназначение у каждого - кому-то суждено остаться лягушкой или гусеницей, а кому-то превратиться в бабочку или цветок!
Ты, конечно, можешь поговорить об этом с гусеницей - улыбнулся своим мыслям пруд. - Думаю, что именно гусеница расскажет тебе много интересного о природе превращений.
И тогда лягушка, не дожидаясь утра, и не попрощавшись с прудом, отправилась прямо к гусенице, которая сидела под большим листом лопуха и пряла свою длинную, истончавшуюся до бесконечно малой толщины, нить.
Лягушка долго наблюдала за работой гусеницы и, наконец, задумчиво пробормотала:
Ты напоминаешь мне ручей с его бессмысленным потоком времени. Зачем тебе нить такая тонкая, что ее и нитью назвать нельзя? К чему ты собираешься привязываться этой нитью, или что хочешь ею связать? Или, может, ты собираешься опутываться ею сама? Так ведь для этого тебе нужно будет прясть ее бесконечно долго!
Ты смешная лягушка, - сказала гусеница. - Разговоры с ручьем явно не идут тебе на пользу. Действительно, если все рассматривать в абстрактных категориях, может показаться, что я собралась спрятаться за бесконечностью и уйти куда-то в другой мир, чтобы там стать той, кем собираюсь. Но в этом нет никакой необходимости, я не ручей, а гусеница, и у меня свои способы превращения. Ты знаешь ли, что такое шелк?
Это тонкая материя, мягкая, как травы, ароматная, как волосы любимых, и нежная, как их кожа, - сказала лягушка. - Так говорят. Но я не знаю, что такое волосы любимых, трава мне кажется не такой уж и мягкой, и я не знаю ничего нежнее, чем лепестки моего цветка. Так что, наверное, ты права, и я не знаю, что такое шелк.
Вот эта нить и есть шелк, - сказала гусеница, - и именно с его помощью я собираюсь превращаться.
Объясни, - сказала лягушка.
Ты слышала все, что говорят о шелке, - сказала гусеница, - и все это правда, только для тебя значение будут иметь не слова, а то, что за ними стоит. С шелком каждый из нас сравнивает то, что для него дороже, нежнее и мягче всего на свете, но это несовершенное сравнение, потому что шелк и есть сама драгоценность, нежность и мягкость, и то, что его нельзя уловить и измерить, не делает его абстракцией, какой является, например, время. Шелк, который я плету, скроет меня для всего мира под покрывалом драгоценности, мягкости и нежности, и то, что будет под ним, моя новая сущность, будет дорогим и долгожданным для всего мира. Именно это и позволит мне стать той, кем я хочу - это желание и ожидание, которым мир будет жить до моего пробуждения.
Но я не умею плести шелк! - воскликнула лягушка. - Нет, твой способ мне не подходит, и ничего ты мне не сказала, что могло бы мне помочь!
Не будь такой нетерпеливой, - сказала гусеница. - Ведь далеко не все, кто хочет превращаться, умеют плести шелк, так же, как и далеко не все, кто умеет плести шелк, хочет превращаться. Например, паук плетет шелк совсем не для того, чтобы превращаться, наоборот, только представь, он использует его для охоты! Там, где жил когда-то паук, всегда находятся спутанные серые комки, это тоже шелк, но это шелк, не оправдавший своего высокого имени, это шелк, который служил только обману и страданиям, ведь паук совсем не ценит того шелка, который прядет!
Тревога охватила лягушку и долго думала она, прежде чем задать следующий свой вопрос, так долго, что солнце уже совсем опустилось за горизонт, и только последние закатные краски напоминали о прошедшем дне.
Разве бывает шелк злым? - шепотом спросила лягушка.
Гусеница вздрогнула, услышав ее голос, она уже почти забыла о лягушке.
Шелк не может быть злым, но зол паук! - сказала гусеница, плотнее кутаясь в кокон.
Можно ли попросить шелка у паука? - думала лягушка. - Ведь если он не ценит шелка, который прядет, разве не могу я хитростью взять у него столько, сколько мне нужно? Он зол, но ведь шелк не может быть злым, значит, я не совершу ничего злого, если пойду к нему! Или совершу?
Она шла вперед, раздвигая лапками траву. Уже почти стемнело. В мыслях ее царило раздвоение. Природа Будды, скрытая в ней, была вновь замутнена сомнениями.
Как же можно разрешить эти сомнения? Вы думаете, я знаю, как следует поступить лягушке?
И я этого не знаю.
А между тем, я эти сомнения сейчас разрешу.
Потому что паук сам придет к лягушке.
Вот так.
Я слышу, слышу твои мысли, - пропел паук, покачиваясь в почти невидимой сети над головой лягушки. Лягушка испуганно подняла голову. Тончайшая сеть паука закрывала собой все небо и все новые и новые звезды загорались на пересечениях нитей. Паук парил над лягушкой, плавно перебирая нити и самодовольно напевая, - твои мысли я слышу, слышу-слышу, я!
Лягушка помотала головой. Звезды, запутавшиеся в паутине, выглядели странно.
Разве тебе мало мух? - спросила она. - Зачем ты ловишь в свою паутину еще и звезды?
Глупенькая маленькая лягушка! - пропел паук, пролетая над ее головой. - Паутина опутывает не только звезды, но и травы, и цветы, и камни, и ручьи, и тебя тоже! Все, что есть в мире, связано невидимой шелковой паутиной, и вырваться из нее нельзя!
Ты очень злой, - сказала лягушка. - Мало того, что ты сминаешь и выбрасываешь свой драгоценнейший шелк, превращая его в отвратительные серые лохмотья, ты еще смеешь думать о целом мире как о скопище мух, которое только и ждет, когда ты приползешь по своей паутине, чтобы сожрать его!
Глупенькая маленькая лягушка! - пропел паук, пробегая от звезды к звезде. - Мухи сами летят в мою паутину, ведь она так красива, так проста и понятна! Вот осевые нити, они прикреплены к травам и камням. Вот спираль, она начинается в центре и раскручивается к краям, охватывая все связи между предметами. Начиная с постижения этих связей, мысль неизбежно движется в центр, отыскивая оси, вокруг которых вращается мироздание по раз и навсегда заданному порядку. Только достигнув центра, можно понять извечный закон, связывающий предметы воедино...
...а в центре жду я!
Ты очень злой, - сказала лягушка. - Твой извечный закон слишком прост и слишком жесток. Но твоя паутина не вечна, твои осевые нити ослабевают, когда предметы изменяют свое положение, когда колышутся травы и камни перекатываются в потоках ручья, а твою спираль разрывают живые существа, страдающие от твоей жестокости. Если ты завтра исчезнешь, некому будет поддерживать твою паутину и вся ее красота превратится в серые лохмотья, лишенные опоры в предметах. Мне не нужен твой шелк, и я не хочу больше с тобой разговаривать.
Шелк не существует сам по себе, - думала лягушка, пробираясь назад к своему пруду среди высокой травы. - Гусеница опутывает им себя, паук - все окружающие его предметы. Муха, попав в паутину, оказывается такой же беззащитной, как гусеница, которая не может двигаться и не может убежать от опасности. И в то же время муха, попав в паутину, оказывается связанной со всеми окружающими предметами - в краткие мгновения, оставшиеся ей, весь мир ощущает ее страдания через колебания нитей, но и она оказывается на несколько мгновений в центре всего мироздания, чувствуя, что не одинока... Может, и эта муха может в тот самый момент превратиться во что-то столь же прекрасное, как яркая бабочка, если весь мир, окружающий ее и связанный с ней, захочет этого?
И в этот самый момент лягушка поняла, что именно так рождаются звезды.
Ручей не спал, продолжая свой бесконечный бег, не продолжающийся ни единого мгновения. “Ручей, - спросила лягушка, - сегодня мы говорили с тобой и теперь связаны навечно, хочешь ли ты видеть меня цветком?”
Я не помню тебя, - ответил ручей, - но это и неважно, ведь ты можешь быть той, кем захочешь, и так будет лучше для всех, я хочу видеть тебя цветком.
И камень не спал, задумчиво глядя на водное зеркало пруда, как смотрел века назад. “Камень, - спросила лягушка, - сегодня мы говорили с тобой и теперь связаны навечно, хочешь ли ты видеть меня цветком?”
И камень ответил: “Я буду помнить тебя целую вечность и скучать по тебе, как скучаю по всем бывшим когда-то, но ты можешь быть той, кем захочешь, так будет лучше для тебя же самой, я хочу видеть тебя цветком.”
Не спал и пруд, разглядывая трепещущие звезды в головокружительной глубине. “Пруд, - спросила лягушка, - много ночей я спала в твоей уютной прохладе и связана с тобой навечно, хочешь ли ты видеть меня цветком?”
Целый мир я вмещаю в глубине, - ответил пруд, - есть в нем и звезды, есть и травы, есть и цветы - кувшинки и водяные лилии, ты можешь быть кем захочешь, я хочу видеть тебя цветком.
До утра просидела лягушка над водой, ожидая солнца, дающего тепло целому миру. Когда первые лучи его прочертили небо, лягушка спросила: “Солнце, много вечеров я провожала тебя на покой, каждое утро радовалась твоему возвращению, каждый день благодарила тебя за жизнь всего живущего, каждую ночь видела тебя во сне и связана с тобой навечно, хочешь ли ты теперь видеть меня цветком?”
И тогда даже солнце сказало “Да”.
А ты, - подумала вдруг лягушка в наступившей утренней тишине, - мой любимый цветок, так далеки мы были друг от друга, и все же я люблю тебя и связана с тобой навечно, теперь мы можем быть так близки, как только захотим, весь мир наконец позволил мне быть той, кем я хотела всю жизнь, а ты хочешь ли теперь видеть меня цветком?..
* * * |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}