(no subject)

« previous entry | next entry »
Nov. 16th, 2014 | 06:07 pm

4.2 Родина-мать, римская политика и девственницы. Женский хуй.




Идеал римской женщины, как мы уже рассказали, отличался от практики, а практика нередко расходилась с римскими законами. Далее и главным образом пойдет речь о практике, хотя придется иногда притягивать за уши и законы, и религиозные идеалы.

Образ покорной мужу многодетной матроны оставим пока в стороне, а на практике римлянки не только тайком манипулировали мужчинами, но и целиком контролировали деторождение.

Современный феминистический дискурс представляет это дело так, что мол вся тяжесть вопроса контрацепции лежала на женщинах.

Попробуем взглянуть немного с другой стороны. Мужских контрацептивов в Риме практически не существовало. Но полагалось, что вирильный мужчина, имея способность оплодотворить фертильную женщину, целиком отвечает перед законом и людьми за то, как он распоряжается своими яйцами. Забота об отпрысках, и юридическая, и экономическая, и воспитатание гражданина или гражданки – все эти действительно трудные и дорогостоящие проблемы целиком лежат на мужчине - главе рода.
Римская женщина же, обладая экономической свободой, не несла существенной ответственности ни за воспитание отпрысков, ни за процветание рода. Разумеется, на римлянку, которая пустила бы свой род по миру, смотрели бы косо – но и только. Во-вторых, женщина решает сама – рожать ей или нет, и любой мало-мальски обеспеченной матроне доступны, хотя бы со 2 века до н.э. вполне приличные контрацептивы и приемы ранних абортов (см. 1) Soranus, Gynecology, 2) Hippocrates, On the Generating Seed and the Nature of the Child). И женщины пользовались этими средствами в свое удовольствие еще в республиканские времена. В результате множество женщин, особенно знатных и богатых, вообще не имело детей и всем достоянием рода в Риме то и дело распоряжалась старуха – миллионерша с причудами.
Появлению на политической арене Рима такой ключевой фигуры, как Сулла, мы обязаны именно такой женщине, точнее двоим таким женщинам.

Юный Сулла безусловно был перспективным политиком и полководцем, не менее одаренным, чем Юлий Цезарь. Но вот загвоздка – он был благороден, но беден, и не мог преодолеть имущественного ценза, чтобы стать полноправным Всадником и пройти военную службу, а без этого римский мужчина не мог занимать высокие гражданские посты. Поэтому Луций Корнелий Сулла был вынужден притормозить восхождение по corsushonorum и мыкаться на политически ничтожных ролях до тридцатилетнего возраста. Как говорилось тогда, «бедность делает тебя посмешищем». Но Сулла недаром был прозван «Счастливчик» - Felix. Во-первых, у Суллы была мачеха, которая его любила. Отец у Суллы был неудачником и вдобавок своего отпрыска особо не жаловал, но бездетная мачеха распорядилась своим состоянием по своему вкусу, и умирая, завещала Сулле все свои деньги. Во-вторых, блестящего молодого человека приметила богатая бездетная вдова, которая известна истории только по псевдониму «Никополь». К тому времени Сулла был женат, имел ребенка и вдобавок ввиду безнадежного безденежья приобрел нехорошую привычку проводить ночи в бесславном обществе актеров и проституток.
Но миллионершу эти мелочи не остановили. Внебрачная тайная связь продолжалась несколько лет, потом старушка Никополь скончалась и оставила Сулле достаточное состояние, чтобы тот прекратил заниматься ерундой и начал настоящую политическую карьеру. В результате история Рима сильно изменилась, - без Суллы в диктаторской роли все было бы очень иначе, как отмечал еще Маккиавелли, и уж во всяком случае я бы не писал этих строк. Но  Луций Корнелий закончил бы свои дни бесславно и безвестно, не оставив имя Сулла в истории, если бы не женщины.

Кстати, хотелось бы поблагодарить продвинутую римскую гинекологию за все наше счастливое настоящее.

Женские религиозные культы в Риме как правило были связаны с фертильностью, плодовитостью и покровительствовали женщине – матери, начиная с Родины-матери в контексте культов Bona Dea и Кибелы. Но существовал важнейший государственный культ девственной богини Гестии-Весты, хранительницы очага, и священнодействовали в нем девственницы – весталки, единственная коллегия профессиональных священников в Риме.
Если мужчины исполняли священнические функции, то как правило временно, и обыкновенно почетные обязанности священника, - понтифика или фламина не приносили крупных доходов.
Другое дело – весталки. Весталка выходила из отцовского рода и присоединялась к роду целого государства; отец символически передавал свою дочь Великому Понтифику. В обмен на обещание сохранять девственность тридцать лет подряд, эти древнеримские монахини получали полное государственное содержание, а после окончания срока службы, - крупное вознаграждение и пожизненную пенсию, так что от женихов у этих перезрелых девственниц отбоя не было.
Служба весталок была чрезвычайно почетной и политически значимой. Во-первых, весталки поддерживали огонь в очаге, во-вторых, совершали разнообразные очистительные ритуалы и жертвоприношения. Если дела у Рима шли неважно, - весталки были единственными женщинами, которые несли политическую ответственность. Но обвинить их можно было только в нецеломудренности, что иногда и делалось. Например, в заговоре Катилины фигурировала старшая весталка Фабия и против неё было выдвинуто обвинение в нарушении целомудрия с самим Катилиной. Но Фабия была оправдана судом. Другая весталка, Туккия, была обвинена в прелюбодеяниях, но она сумела доказать свою невинность, совершив чудо – пронеся воду в решете.


Начало ордена весталок совпадает с началом самого Рима. Дочь поверженного царя Рея Сильвия дала обет тридцателетней девстенности, как и полагалось весталкам, но с очевидным подтекстом, - чтобы у узурпатора трона не было конкурентов из рода законных царей.
Внезапно весталка Рея Сильвия забеременела.
Как нарушительницу обета, её полагалось похоронить живьём. Но она объявила, что пока она дремала в роще, её изнасиловал бог Марс. Ну, изнасиловал или нет, а бог есть бог, и царь был глуп, полагая что деторождение можно связать какими-то там обетами. 


 
Узурпатор посадил Рею Сильвию в тюрьму, а детей приказал умерщвить. Но слуга, ослушавшись приказа, отнес детей к реке Тибр и пустил плыть в корзинке (параллели с Ветхим Заветом очевидны). Бог реки Тиберин спас детей, вынеся их на мель. Ромула и Рема выкормили волчица на пару с дятлом, а позже Тиберин выкрал Рею Сильвию из тюрьмы и женился на ней.
Как видим, Святая Дева – покровительница Рима и мать божественного его основателя существовала задолго до христианства.

Орден весталок был активен вплоть до конца 4 века нашей эры, продолжая функционировать уже после утверждения христианства в качестве единственного государственного культа. Наконец, император Феодосий I погасил священный огонь в храме Весты, но последняя весталка перенесла частицу священного огня в храм Кибелы. Согласно запискам Зосимы, в 408 году племянница императора Серена вошла в храм Кибелы, сняла со статуи ожерелье и надела себе на шею. Когда весталка попыталась протестовать, Серена приказала слугам выгнать надоедливую старуху их храма, а заодно и погасить огонь. Через два года Рим был покорен визиготами, и многие ученые люди полагали, что дело именно в весталках.

Отчего римляне, гордые своим рациональным отношением к действительности и менявшие богов чаще, чем нижнее белье (тем более что нижнее белье они носили редко), так трепетно и настойчиво носились с очевидным суеверием?
Дело опять же в яйцах.

Помимо очевидной связи с домашним очагом, огонь в древнейшие времена считался символом мужской вирильности, - например, философы аристотелевской школы утверждали, что именно благодаря этому огню, горящему в яйцах, тело мужчины делается теплым и может производить плодовитое семя, а тело женщины холодно и её жидкости сами по себе бесплодны. Огонь в римской мифологии и сам по себе был плодовит, - Овидий пишет о царе по имени Сервий (Fasti, 6й том), который родился оттого, что его мать Окрезия села на каменный фаллос, побывавший в в огне и политый вином. Кстати, Окрезию посадила на фаллос матриарх рода, так что даже в легендарные времена деторождение контролировали женщины.

Далее в той же книжке Овидий пересказывает миф о Приапе, хуевом боге, который пытался выебать эту самую Весту, но потерпел позорную неудачу.
Веста – это и земля, на которой стоит Рим, питаясь священной энергией огня, и главная покровительница самого Рима.

Рим согласно Овидию вовсе не мужчина. Нет, Рим – это женщина, божественная хозяйка вселенной. И никто не смеет ебать Рим.
Наоборот, Рим ебет всех.


Активная роль в половом акте полагалась атрибутом сугубо мужским, но для богинь и цариц делалось исключение.
Конечно же у Рима, хотя он и женского рода, был не только огонь, но хуй. Но, как это водится у женщин, тайный. 

Это статуи афродитов или афродитусов, так или иначе связанных с культом Афродиты – Венеры, она же Кибела, она же....
Этот стиль изображения главного женского божества называется у греков άνασυρόμενος – задирающая юбку, и обыкновенно Венера задирала юбку с положительной стороны, чтобы показать свои замечательные ягодицы, но иногда она задирала юбку с другой стороны, и показывала народу хуй, и этот жест силы считался отпугивающим врагов и защищающим друзей города. Так было принято в Греции, но аналогичные статуэтки производились и в Риме, несмотря на то, что по социальным нормам этот было запредельное неприличие. (Цицерон называет пределом неприличия слово landica - «клитор», если его случайно произносят публично).

 

Нарушение общественного приличия и гласных и негласных табу таким образом было вполне оправдано в глазах граждан города. Если это было в священных интересах священного Рима. Девственница могла родить, а у женщины мог под юбкой обнаружиться хуй.

Нарушителями общественных приличий в Риме могли вполне быть не только боги, но и проститутки. Или и те, и другие одновременно. Например, священая волчица, вскормившая Ромула и Рема, возможно была простой проституткой, - lupa в классической латыни слово двусмысленное, и обозначает и то, и другое, отсюда и лупанарий, - публичный дом, имевший наряду с публичным бесславием смутный религиозный статус.


Так, на фресках в Помпеях то и дело встречаются изображения пар, совершающих всяческие непристойности от куннилингуса до секса втроем, которые бы унизили уважаемых граждан обоего пола, но в контексте публичного дома были вполне допустимы. Если римская гинекология предписывала приличным матронам секс по-собачьи, на карачках - как самый удачный для продолжения рода, то проститутки изображались в любых позициях, в том числе таких, где женщина играет активную роль, а мужчина пассивен.

Аналогичными нарушителями приличий полагались актеры и гладиаторы, и вместе с проститутками они составляли группу граждан, которые в Риме лишались гражданского полноправия - infamia. В буквальном переводе – люди без репутации. Боги или проститутки.

Ранние христианские авторы, начиная с апостолов, известным образом сравнивали с блудницей сам Рим.
Интересная трансформация произошла позже, когда Рим стал официально христианским городом. Амвросий, епископ Милана (фигура сама по себе любопытнейшая, но для рассказа о нем нету места) сочинил по этому поводу гимн, - мол, Рим очистился от прежней языческой скверны кровью христианских мучеников.

Мученик как сакральная очистительная жертва не был для Рима новой идеей.

В прежние, так называемые языческие времена, Рим очищался от скверны кровью быков, баранов и прочих жертвенных животных. Христианские авторы высказывались по поводу этих жертв с определенным отвращением и презрением. Да и сами язычники – римляне то и дело сомневались в эффективности своих обрядов. Религиозные моды в Риме то и дело менялись, почитание предков сменялось мистицизмом и гаданиями, а те уступали место сложносочиненным гностическим обрядам, и все равно дела в Риме шли все хуже и хуже.

Простые христианские человеческие жертвы оказались намного полезнее, - в 10м веке, незадолго до до наших любимых Абеляра и Элоизы, популярная песня паломников рассказывает о Риме – благородной царице городов. Параллель с образом Рима у Овидия очевидная. Но Рим – христианская царица, – говорится в песне, - больше не расцвечен орлами, а украшен кровью мучеников и белоснежными лилиями девственниц.

Старший современник Абеляра и Элоизы, поэт  Гильдерберт из Лавардина идет еще дальше в раскрытии образа христианского Рима. В 11 веке Рим представляет собой набор величественных руин, за исключением папской резиденции и Гильдерберт пишет о глубокой меланхолии и вместе с тем смешанном почтении, которые вызывает это зрелище бывшей языческой «хозяйки земли», ныне вознесшейся на небеса и ими владеющей.
Я допущу тут вольность и доскажу немного Гильдерберта – Рим, восстановив девственность при помощи хирургического вмешательства христианских мучеников, доживал свои дни в роли пожилой монахини, власть которой носит по-прежнему женский, тайный характер, но скрыта не в энергии земли, а на небесах.
Система явной власти патриархов, которая была скорее системой тайной власти матриархов, сменилась системой идеологического контроля христианской церкви, которая тоже женщина по своей природе, Невеста Христова.

Матрона, как идеал женщины в римском мире, в свою очередь была заменена христианским идеалом девственницы. Пожилая женщина, отдав свой скромный долг земной семье, восстанавливала священную девственность благодаря крови христианских мучеников и удалялась в монастырскую коммуну, которая и была небесным Родом на земле, и к нему принадлежали теперь все безродные люди, а ранее только избранные весталки.
Так поступила мать Абеляра, так поступила впоследствии и Элоиза, став после кастрации своего возлюбленного аббатиссой женского монастыря. Так вообще стало принято, и утвердился идеал женщины – монахини, Святой Девы.
Сделаем еще один шаг назад, во времена языческого Рима, перед тем как целиком сосредоточиться на Элоизе.

Богатые вдовы, как мы уже отметили выше, были в Риме общим местом и временами играли важнейшую, хотя и тайную роль в политике. Они же, вдовы, стали фундаментом первых христианских общин, главной экономической и политической силой.

Лукиан Самосатский в De Morte Peregrini* - плутовском рассказе о похождениях некоего Перегрина, который предпочитал называть себя Протеем, повествует о том, что после того, как этот жулик задушил своего отца и соблазнил армянского мальчика, едва откупившись от его родителей, он бежал в Палестину, и там нашел приют в христианской общине. Ловкий в риторике, этот бендер жил на всем готовом у христиан, как король и даже лучше – он стал пророком и почитался как бог, вторым после другого, распятого.
Когда же губернатор Сирии посадил Перегрина в тюрьму, то целая орава вдов с детьми пришла требовать освобождения Протея, как самого уважаемого члена общины, и они вопили и били себя в грудь напротив губернаторской резиденции до тех пор, пока власти не сдались и не освободили Перегрина.
Положение вдовы в древнем мире было двусмысленным и шатким, - обладая состоянием, женщина, если она не обладала официальным патроном, не имела ни защиты рода, ни представительства в суде.
Поэтому многие вдовы искали себе покровителей. Христианская община радикально решала вопрос патронажа, - небесным покровителем вдов становился Христос, земным защитником - местный епископ. Даже если это был плут вроде Протея. Вдова сдавала имущество в общую кассу – и взамен получала и представительство, и покровительство, и полное уважение, и утешение.


Наконец, в христианском мире образца 11-12 веков, во времена Элоизы, защитником всех вдов, девственниц и вообще людей вне рода и без рода, становится Папа Римский и его представители. Сохлая девственность и траурное вдовство не только идеализируются в официальной иконографии и христианской литературе, но и поощряются материально и охраняются в Церкви, как важнейшие сакральные символы обновленного Рима. А поскольку иной культуры, кроме церковной, в Европе на тот день не существовало, Святая Девственница, Невеста и Вдова полностью вытесняют прежние культовые женские фигуры.

Разумеется, вне церковной общины тоже была жизнь, но средневековая светская жизнь до поры до времени была бессловесной и бессмысленной.

Но с появлением Элоизы все опять меняется, - не менее радикально, чем при переходе от древнего Рима к Риму христианскому. Об этом пойдет речь далее.  

*Прим. Peregrini  в рамках римского права того времени – свободные чужаки или провинциалы, не-граждане Рима, но и не рабы и не вольноотпущенники. Лукиан делает это понятие собственным именем своего героя.



Link | Leave a comment | Add to Memories


Comments {2}

(no subject)

from: anonymous
date: Nov. 16th, 2014 - 10:30 am
Link

о чем пишет, вообще охуеть

Reply | Thread


(no subject)

from: anonymous
date: Nov. 16th, 2014 - 08:16 pm
Link

ты прочитал что ли, лол?

Reply | Parent