КОГДА: 13 ноября в клубе «Bilingua» в 19-00



В номере:

ПОЭЗИЯ (представлено по одному стихотворению из подборок)

Владимир Беляев
* * *
Слова не вымолвить, шага не сделать, -
все непонятно от снега.
Люди из ЖЭКа и форма девять
мертвого человека.

Чувствую, что не ошибся квартирой, -
слышу в закрытые двери -
нет, мы не знаем жены твоей Киры,
дочери Веры.

Помню, что лампа включается справа...
Сна собирая обрывки,
я продолжаю использовать право,
данное по ошибке.

Как я боюсь потерять человека.
Как мне знакома
странная близость - кружения снега,
крушения дома.

Галина Рымбу
Карнавал (отрывок)
*
это ли я, скрючившись, плачу в маске звериной,
пчелою раскручиваюсь возле влажных сот,
пока игольчатого исполина
ярость моя на руках несёт?
сон – в мозгу её – ключевой микросхемой,
оплывает мантия – мясной тюльпан -
распускаются улицы рио-де-жанейро.
«ойро ариосто дрожаль жеман» -
как он петляет на языке неведомом -
хмельной язык, ледяной леденец, -
поцелуем сказочным возле дома
с женщиной дымною - бледный венец.
на секунду зажмурить глаза – и в руках моих агнец,
дымным золотом покоится и тает весь,
да и улица крытая – сплошной танец,
в театре теней – один игрец,
один на дуде дудец
карнавал карнавалишь…

Ната Сучкова
***
Вот и стали мы большими, вот, смотри, и стали,
а когда-то, оглянись, в детском декабре
всё, что было ледяным, делалось из стали,
и стояла круглый год горка во дворе.

Всё тогда вокруг меня было из железа:
молока кривой бидон, дедовы часы,
выходил с ведром сосед, не сказать, чтоб трезвый,
кашу снежную пихал горке под язык.

И соседова жена делалась из стали –
выносила синий шланг в шлёпках на балкон:
точно бедного слона горку поливали,
и гудела малышня, и дымился слон.

Шкура дыбилась, росла, намерзала доверху,
и крепчал, крепчал мороз, и трещали кости,
но торчали на сарайках, точно шляпки кровельных,
терпеливые мальчишки, крепкие, как гвозди.

А теперь куда, скажи, подевались, мало ли –
ну, кому, как ни тебе, задавать такое! –
поступили в цирк заезжий, вымерли, как мамонты,
эти горки ледяные с хордою стальною?

И еще скажи теперь, милая снегурка,
как ты выбирала их в детском декабре –
самых твёрдых и стальных, но и самых хрупких –
первых, разбивавших нос на твоей горе?

Ниджат Мамедов
***
Зима. И солнце позволяет взгляд в упор,
в отличие от ветра,
от ветра и «ветра» нужного в предыдущей и этой строке.
Когда уже не скрошиться в одно,
остается приложить прилагательное к влаге,
междометие к межножью.
Цензура цезуры. Нечет Ничто.
Случайное – лучшее продолжение. Из наугад раскрытого:
«Цитата – не есть цитата. Цитата – это цикада».
Проходить мимо стихотворения (мнимости),
отбрасывая тяжелую тень слова, и, говоря «я»,
прекрасно иметь в виду лишь литеру.
Предпочитать движение, в конце которого –
начало, затем середина.
Зима. Тусклое солнце. Ночь без цикад.

Мария Суворова
***
В Ханты-Мансийске, городе на пяти холмах,
в городе, о котором никто не мечтает,
о котором у нас вовсе не говорят,
проводишь серые дни и ночи – не так и мало,
Всё то, что осталось, всё то, что можно
называть своими именами – отец да мама,
называть своими словами после меня –
рассвет, смотреть, огонь и слава.
Об остальном говорить осторожно,
Не договаривая главного и возможного,
лишь бы не казалось затишье безвременьем,
лишь бы не казалось время замедленным.

В Спасе-Всеграде, городе об одном дне,
Помню, гуляли по самой холодной воде,
По забелённым до блеска пологим речным берегам,
В поисках камушка с дырочкой – там, где росла трава,
Там, где стоял дом, и над домом текла река,
Там, где склонялись ветви, но ветви склонялись зря,
Там, где вели ступеньки – в дом на второй этаж,
Нет больше первого вестника – дыма зимы,
Тоненькой струйкой взлетающего из трубы,
Нет больше Спаса-Всеграда – города об одном дне,
Дом мой дрожит подграда жестокий бой,
Всё, что осталось мне – на дне, – камушек из реки.

Айгерим Тажи
***
в песочнице под грибком
уснул человек-оборотень,
наполовину волк.
сгреб лапами сокровища,
питье, недоеденный бутерброд,
овечью шкуру, украденную в год,
когда травили, поджигали норы,
с факелами гнали в морозный лес,
чтобы он там совсем исчез.

весной тянет к людям к их запахам и теплу
напиться чаю в семье и уснуть в углу
под стареньким одеялом под разговор
как будто отсрочили приговор

из засады егерь смотрит в упор.

Василий Бородин
***
в желе рассказа нежилом
(я не был) Ленинград
и ум сидит как за столом –
а у меня жара

как Будда белая лежит
и воздух сторожит
когда он дышит и дрожит
она к нему бежит

и говорит: я – не дышу
я вижу не дыша
я лишь лечу я не душУ
я чудо, я душа

Наталья Эш
***
длинноязычные упреки
сколы в каждой
выдранной фразе
джинсов штанины
заляпаны грязью
одежка не на меня

ожиданье – затяжная
судорога застывшей улыбки
каждый раз словно весть
с похоронной открытки
невесомая драма огня

кот на коленях
пленный сгусток
нежности и раздраженья
берешь в руки шепчешь
«звереныш злюсь не на твои
вечно мокрые лапы
не на движенья ими
в сторону лампы»
и засыпаешь

Анна Золотарева
* * *
(Сергею Бирюкову)
Что я могу вообще обеща-
сутью скользящею дырбулща
смысл любой что твоя праща
речью раскручен
видимо лишь немтырей язык
не породит никогда заик
в зримое полностью вплелся проник
точен заучен

ты же старайся звуки расста-
в лучшем порядке лучший состав
мыкайся костноязыко не вняв
общему слуху
но не молчи говори все равно
больше тебе ни в чем не дано
сделать хоть что-либо новое но
хватит ли духу

девственную пустоту поя
влить содержанье густое в не-я
солнце при этом не спутав поя
с тлением люстр?
скажешь и тут же давай перевод –
всяк свой словарный выстраивал свод
впрочем над всем забегая вперед
высится – устар.

Руслан Комадей
***
Говорила мне мать – не плавай,
Не ныряй, не иди в воде.
Надеваю часы с оправой
И хожу по ночам везде.

Длинно утро, а ветер краток.
Потеряться в районе – чушь.
И в бумаге чужих тетрадок
Расстояния жирных луж.

То на полдень, а то на завтрак.
Запятание точек, - да.
Ты попробуй сказать неправду,
Чтобы воду поднять со дна.

Не зимую, а мерзну или
Все дороги ведут домой.
Провожать свою смерть в Тагиле.
Что ты, господибожемой.

Евгений Никитин
* * *
Был он колоколом синевы,
этот город среди лесов и болот.
Бронзовели в парке старые львы,
скомкан, в небе лежал самолет.
Слышали, как города гудят?
Этот глубоко и ровно дышал.
Как за нами, бывает, сверху следят, –
львы летели и самолет лежал.
Не так, чтобы каждый шаг,
совсем не так.
Но в поле зрения плаваешь там и тут.
Толстый мальчишка бросает в фонтан пятак.
Белое солнце над головой несут.

Ксения Чарыева
* * *
Так, между ночью и ранним утром, дневная,
Неуместная, точно в русской избе фужер,
Полулежишь, на автомате припоминая
Хоть бы и Менделеева, например

Из середины: радий, палладий, аргентум.
Не прискучивает фосфоресцировать в темноте
Трем стержневым, конститутивным ингредиентам:
Клятве, проклятию, клевете.

Однако, у каждого из представленных очертаний
Только текущее явно. Свинчен конец.
(Курьи ножки, то есть, видны, но неизвестно еще, чем станет
К лесу, а чем – ко мне).

Cергей Шабуцкий
Из поэмы «Переносимо»
7
Снежная баба растаяла.
Пять утра.
Зашептали, зашаркали,
Растолкали сестру.
Сестра —
За санитарами.
Санитары свернули куль
Из простыней и снега.
Июль.

Павел Арсеньев
Продается Маяковский

Продается б/у Маяковский
на новой торговой площадке Рунета.

Рекламные ссылки.
Добавить.
Послать ссылку другу.
Найдутся все.
Неограниченный трафик.
Чем заняться в свободное время.
Картинки.
Еще.

Александр Маниченко
***
я затерянный под москвой
ни одной ни другой рукой
шевельнуть не могу в пыли
на самом центре земли

я лежу в грязи и в пыли
над волховом солнце встаёт в дали
не обозреть которую не объять
господи как же здесь мягко спать

подо ржевом время идёт не здесь
я ещё скажу вам несколько мест
где лежать приятно и сон глубок
и никто не найдёт меня между строк

Валерия Мерзлякова
* * *
Долгая, долгая ночь,
дно годового колодца, Йоль.
В гостиничном номере
скидываю покрывало с белых холодных простынь,
вынимаю шпильки из свадебных кос.
Слышно, как за стенкой в ванной
стекает вода,
свиваясь в прозрачный жгут.
Предлагаю: ложись,
распускаю атласный корсет –
серебряная монетка выскальзывает, звеня,
катится в угол, в оконную тень,
тускло поблескивает на полу.
Мы ложимся в пустую постель,
словно в поле метели расходимся по сторонам.
За окном
угольной полой цаплей ступает ночь
мимо узкого тела гостиницы,
похожего на береговой маяк
(в одном из номеров наверху
никак не погасят свет).
Водой поднимается зимняя мгла,
затопляя корни домов.

…а наутро выпадет снег.

Ольга Дымникова
Ватерлиния (отрывок)

2
как страны, которые ты никогда не увидишь
как не поставлю по струнке слова
маори, суоми, идиш
тренируем глаз и язык
вертится глобус вокруг оси
кружится голова

журнал бортовой исписан до середины
как гладят пушных зверей
как воет собака динго
свой индиго из-под острых ресниц
выплесни
языком коснись
моего молчания в кобуре

как податливы параллели, меридианы
беззащитно просятся под корму
я - твоя ватерлиния
медиатор
переводчик тихого океана
немой
не спрашивай, почему

Евгения Суслова
***
За тем колючим экраном
сто двадцать полос —
резьба поперек

тела, шагающего. Тот ритм достался
хлебом, выроненным из огня.

Приказ держится в списке воздуха.
Вот возникает предмет — это значит
иное, чем связано.

Жалость — гортанный голод.
Расписание, и жар —

место в судороге замкнется
в первом же
разрифмованном слове.

Жанна Сизова
Приют для осиротевших зонтиков

«После проливных дождей Великобритания теряет около миллиона зонтов…»

Зонтики — как собаки служивые,
сторожевые, вывихнувшие ногу,
не в силах подняться с земли,
добраться до своего порога.
Так и лежат на обочинах,
сунутые в канаву.
Раненые, больные пёсины,
вздрагивающие облавой
местных мусорщиков,
кропотливых хакеров утиля.

Но особые зонтики —
беспризорники,
забытые в электричках.
Ничком, понурые:
ни имени нет, ни клички,
их уносит поезд — железный зонт,
протыкающий горизонт.

И, как сестра милосердия,
вышедшая на поле боя,
я подбираю чужие зонтики,
распнутые ветром зонтики,
умирающие, едва живые.

Приношу их домой как в госпиталь,
выхаживаю, кормлю. Наблюдаю,
как начинают дышать, радоваться дождю,
по-собачьи лакая воду,
в приюте осиротевших зонтиков —
подкидышей, собранных в непогоду.

Александра Цибуля
***
мы давно не слыхали такого синего

и в такие дни
как никогда хочется
жить на вдохе

плыть – оглушенными солнцем –
в руках бога


ПРОЗА И ЭССЕ:

Отрывки из повести Эдуарда Лукоянова «Тр-й»
Отрывки из повести Андрея Юрича «Ржа»
Рассказы Андрея Баумана, Равшана Саледдина, Екатерины Перченковой, Ксении Жуковой, Екатерины Кузнецовой, Алексея Ушакова
Эссе Алексея Ушакова о современной видеопоэзии
Эссе Марианны Ионовой «Событие речи»
Эссе Михаила Погарского «Заметки на перевернутой лире»
Беседа Вадима Месяца и Данилы Давыдова о расцвете и упадке современной молодой поэзии

а также:
переводы Виталия Асовского, Георгия Ефремова и Clandestinus’а из литовской поэзии (Юлюс Келерас, Аушра Казилюнайте), стихотворения Симаса Бендорюса
переводы Марии Галиной и Аркадия Штыпеля из лорда Гаури.

В московской презентации примут участие: Василий Бородин, Ксения Жукова, Анна Золотарева, Марианна Ионова, Эдуард Лукоянов, Евгений Никитин, Екатерина Перченкова, Галина Рымбу, Ксения Чарыева, Сергей Шабуцкий и др.

Адрес клуба «Билингва» - Москва, Кривоколенный пер. дом 10 стр. 5.
Станции метро «Тургеневская»/«Чистые пруды», «Лубянка».