|
|
ОМРИ РОНЕН о БОРИСЕ СЛУЦКОМ
Биографы и авторы воспоминаний не перестают извиняться за Слуцкого, он-де защищал “оттепель”, которой дело о Нобелевской премии угрожало. На самом деле Слуцкий писал об оттепели с большими оговорками. Разумеется, он, член партии, не веривший в наветы 1937 года, приветствовал ХХ съезд, но хрущевщину он презирал как “характерную пляску шута”. В то, что если зло простит добро, то добро, “поздней похвалой” польщенное, за это должно простить зло, подставив другую щеку, и тогда воцарится благоволение, он не верил, а верил в зуб за зуб, выбитый на допросах: “Чтоб судьбу, бестолковую пряху, / Вновь на подлость палач не подбил, / Мир, предложенный вашему праху, / Отвергаете вы из могил. // Отвергаете сладость забвенья / И терпенья поганый верняк. / Кандалов ваших синие звенья / О возмездии только звенят”. Но возмездия не было, а были казенные “комиссии по литературному наследству”, о которых Слуцкий сложил иронические стихи. О мятежных венгерских литераторах и о революции в Венгрии, в самом деле нанесшей удар советской казенной оттепели, он, хорошо знавший Венгрию, деливший когда-то графскую землю между ее крестьянами, не написал, насколько я знаю, ни слова. Ни слова осуждения.
Извиняться за Слуцкого не надо. Надо читать его “Оду случаю”: “Случай, только он. / Он мне на долю выпал. / Случился случай споро, / И я не пал. Не выпал / Кристаллом из раствора. / Я мог бы стать нечетным / И вот остался четным. / Я мог бы стать нечестным / И вот остался честным, / Ни лагерною пылью, / Ни позабытой былью, / Таинственной, как тать, / Не стал. / А мог бы стать”.
Но быль московских интеллигентских пересудов, темная, как тень, все-таки плетется за гробом Слуцкого. Пора этой тени знать свое место.
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
ng68)
