| Вредно для несовершеннолетних - Глава 3. Терапия (часть 1) |
[Jun. 6th, 2010|10:13 am] |
3. Терапия
"Дети, которые растлевают", и тирания нормального
Хотя этот тип поведения совершенно нормален, он социально неприемлем.
Д-р Лоренс Кутнер об "играх в доктора", "Parents Magazine" ["Журнал для родителей"] (1994 год)
Когда я познакомилась с ним в конце 1996 года, Тони Даймонд был
несчастливым мальчиком. Милый и послушный в один момент, в следующий он
мог размахивать руками и ногами от ярости или погрузиться в тяжелые
раздумья от отчаяния. Его успехи в учебе были замечательны; он много
читал и писал незаурядные сочинения. Но у Тони были и неприятности со
школой: он дрался и не слушался учителей и за свою короткую жизнь успел
сменить их несколько. Как и другие мальчики его возраста - тогда ему
было двенадцать, - любил "Звездные войны", бейсбол и животных. Дома у
него был целый маленький зверинец: хомяк по кличке Непоседа, рыбка,
кролик и говорливый попугай.
Тони не всегда хорошо вел себя со своей сестрой Джессикой, которая
была на год младше, белокурая и пухленькая, в то время как он был
темненький и стройный; она звезд с неба не хватала, а он был отличник.
Их взаимоотношения производили впечатление чего-то яростного - яростной
нежности, но и яростного антагонизма. Одним вечером они сидели,
прижавшись друг к другу, тихо играли. Другой раз она забралась в машину,
а он шлепнул ее ни с того ни с его.
В ноябре 1993 года Службы защиты детей графства Сан-Диего объявили
Тони Даймонда источником страшной опасности для его сестры. Джессика
сказала кому-то в школе, что ее брат "трогал ее спереди и сзади". Будучи
обязана, в соответствии с Законом о предотвращении злоупотребления
детьми и лечении 1974 года, сообщать о любых подозрениях на
"злоупотребление детьми", даже совершенное детьми же, школа позвонила по
телефону Горячей линии злоупотребления детьми. Социальный работник,
проводивший первоначальный опрос "пострадавшей семьи", выявил
предшествующие преступления Тони: в начальной школе он говорил
"сексуальные слова" и заглядывал девочкам под юбки. В четырехлетнем
возрасте лег на Джессику в ванне.
Основываясь исключительно на показаниях Джессики (за неимением
других улик), суд по делам несовершеннолетних предъявил Тони обвинение в
"сексуальном злоупотреблении" "несовершеннолетней" Джессикой, "включая,
но не ограничиваясь, прикосновение к вагинальной и анальной областям
... помещение карандаша в ягодицы" (имелось в виду, что он тыкал
карандашом по ее ягодицам), а также в том, что он угрожал обидеть ее,
если она "разгласит растление". Джессика не раз меняла свои показания в
течение последующих недель и месяцев, и что между ними на самом деле
происходило, нельзя сказать наверняка.
Тем не менее интервьюер вынес уверенную оценку: "Из предварительной
проверки дела становится ясно, что Тони - начинающий сексуальный
преступник". Тони было девять лет.
Тони было суждено стать одной из историй болезни в новой "эпидемии" -
"сексуализации" детей; одним из нового класса пациентов - "дети с
проблемами сексуального поведения"; и одним из новой категории уголовных
преступников - "дети, которые растлевают". Хотя некоторые
несовершеннолетние, особенно юноши-подростки, действительно совершают
настоящие сексуальные посягательства, даже насилуют других детей, "дети,
которые растлевают", - совершенно иного порядка. Начиная с двухлетнего
возраста им ставят диагнозы и лечат, а иногда и подвергают уголовному
наказанию, за "несоответствующее" поведение, как например физические
ласки, помещение предметов в гениталии или даже просто за их обнажение,
показывание попы ("mooning") или "навязчивую" мастурбацию. Из того, что
мне рассказывали с тех пор, как я начала освещать случай Тони, у меня
сложилось впечатление, что сексуальные игры между братьями и сестрами
рассматриваются как самая серьезная и в то же время, как ни иронично это
звучит, самая распространенная разновидность весьма серьезной и совсем
не редкой проблемы.
Растлевающих детей обвиняют в принуждении, хотя "жертва" часто
охотно соглашается, получает удовольствие или не замечает
"злоупотребления". И, хотя некоторые такие дети агрессивны в других
отношениях - дерутся, воруют, устраивают поджоги, их "лечащие врачи"
исходят из предположения, что сексуальное выражение эмоций действием
представляет собой поведение совершенно иного, гораздо худшего порядка.
Таким образом, имея мало подтверждений своей правоты, новая группа
самозваных экспертов смогла убедить детозащитные ведомства в том, что
каждому несовершеннолетнему с "проблемами сексуального поведения"
требуется терапия в целях профилактики "сексуальных преступлений".
Хотя события, постигшие Тони и его семью, кому-то могут показаться
крайностью, они вовсе не уникальны. Освещая случай Даймондов для журнала
Mother Jones, в Сан-Диего я познакомилась с Брайаном Флинном, которому в
1993 году, когда ему было четырнадцать, предъявили обвинение в
непристойных и развратных действиях и оральной копуляции с
несовершеннолетней - в фелониях (в США фелония - серьезное преступление,
т.е. наказуемое лишением свободы на срок более года или смертной казнью
- прим. перев.), караемых тремя и восемью годами тюрьмы соответственно.
Его преступление, само событие которого отрицали оба предполагаемых
участника, состояло в том, что он попросил - или, в зависимости от того,
кто рассказывал эту историю и когда, позволил - своей десятилетней
сестре лизнуть его пенис. После долгих уговоров Брайан признал себя
виновным по первому пункту обвинения, за что провел более двух лет в
карательных заведениях штата. Когда он ушел в самоволку с одного из мест
принудительного пребывания, власти графства выслали на его розыски
полицейский спецназ: полдюжины патрульных машин с громкоговорителями,
предупреждающими соседей остерегаться "опасного сексуального
преступника", и вертолет, на бреющем полете прочесывающий поросшие
кустарником и деревьями приусадебные участки в окрестностях дома его
отца. Брайан вылез по склону на возвышенность; один из полицейских
бросился за ним в погоню с пистолетом в руке. Беглец перепрыгнул через
забор и исчез в ночи. В конце концов его мать с тяжелым сердцем выдала
его властям. "Я боялась, что он допрыгается до того, что его убьют", -
сказала она мне.
После того как вышел мой материал в Mother Jones, я стала читать в
газетах все больше и больше историй, подобных историям Тони и Брайана. В
1996 году в Манчестере, штат Нью-Гемпшир, десятилетний мальчик
"прикоснулся [к двум девочкам] сексуальным образом" (он пытался схватить
их на школьной игровой площадке), за что ему были предъявлены два
пункта обвинения в изнасиловании. В Нью-Джерси неврологически
ослабленный двенадцатилетний мальчик пощупал своего восьмилетнего
сводного брата в ванне, за что был приговорен к регистрации по "закону
Меган" - это клеймо может остаться на нем на всю жизнь. В 1999 году
газеты на короткое время прямо-таки ощетинились сообщениями о "сети
детского секса" в Йорк-Хейвене, штат Пенсильвания, в которой "дети
начиная с семилетнего возраста ... учили друг друга заниматься сексом".
Одиннадцатилетняя девочка была признана виновной в изнасиловании.
Мои собственные попытки разобраться в вопросе заставили меня с
подозрением отнестись к этим сообщениям, и мои сомнения только
усиливались, когда я получала отчаянные телефонные звонки от родителей,
бабушек и дедушек, детям и внукам которых предъявлялись обвинения в
похожих ситуациях. В 1999 году мать-одиночка с Лонг-Айленда (город
Нью-Йорк) разыскала меня, чтобы попросить помочь ее тринадцатилетнему
сыну Адаму, которого обвиняли в "сексуальном трении" о его
одиннадцатилетнюю сестру (перед тем она похвасталась своим сексуальным
опытом перед подругами, а потом подбила их на то, чтобы настучать на
него школьному психологу). Адама арестовали, надели наручники,
пригрозили, что будут судить по обвинению в фелонии как взрослого, а
потом поместили в суровое католическое заведение (по вероисповеданию он
был иудей) для принудительного прохождения программы реабилитации
несовершеннолетних сексуальных преступников, откуда через год выпустили
условно-досрочно под обещание, что как минимум еще год он будет лечиться
амбулаторно. Бабушка из Мичигана, плача, рассказала мне по телефону,
что учреждение для сексуальных преступников отказалось выпускать ее
одиннадцатилетнего внука, потому что он не желал признаваться в
преступлении, которого, как он настаивал, он не совершал. "Они всё
говорили, что он в несознанке, то есть что лечение, дескать, не
действует. Ну и продолжали держать за решеткой". Через четыре года, в
середине 1990-х годов, по словам бабушки, мальчик покончил с собой.
Не менее важным, чем эти личные трагедии, постигшие конкретных
детей, является тот эффект, который эта тенденция оказывает на всех
детей, в том числе на тех, кто и близко не подойдет к детозащитному
ведомству или к тюрьме для несовершеннолетних преступников. История Тони
является частным случаем постепенного патологизирования нормативной
детской сексуальности, то есть того поведения, которое проявляют
большинство детей. Это имеет свои последствия не только для поведения,
почитаемого "девиантным", но и для сексуального поведения всех детей.
Каждый раз, когда определяется - или, лучше сказать, изобретается -
новая категория сексуальных отклонений, вся шкала так называемого
нормального поведения калибруется на несколько делений вправо.
Представления как профессионалов, так и неспециалистов о том, что
является приемлемым для детей, подростков и их семей, сдвигаются в более
консервативном, более напуганном, более запретительном направлении,
прочь от терпимости, юмора и доверия.
Слово нормальный не является точным научным термином. Оно
может обозначать то, что делают большинство людей, или то, что некоторые
люди считают здоровым, моральным, обычным или естественным, в
противоположность нездоровому, греховному, чудному или
противоестественному. Оно может обозначать то, что считает приемлемым
моя мама, мой священник или психолог на ток-шоу Опры Уинфри. Или оно
может обозначать то, что считаю приемлемым лично я. Нормальное
чрезвычайно подвержено колебаниям вместе с каждой переменой ветров в
политике и в истории. Рядящееся в тогу научного и неизменного, на самом
деле оно субъективно и крайне текуче. Вот почему выше я использовала
слово нормативный - статистический термин, просто обозначающий,
что делают большинство людей. Именно поэтому нигде в этой книге я не
использую обычный либеральный аргумент в защиту детской сексуальности:
что она "нормальна и естественна". Нормальное проблематично, потому что
нельзя иметь нормальное, если не имеешь ненормального. Чтобы в мире
могло существовать приемлемое поведение, должно быть и "неприемлемое"
(или "несоответствующее") поведение. Чтобы были "правильные" люди,
должны быть парии.
Истории, подобные истории Тони, являются как одной из причин, так и
симптомом консервативного дрейфа "нормального" в последние двадцать пять
лет, комбинации влияния правых на государственную сексуальную политику с
одной стороны и феминистской озабоченности "злоупотреблением" с другой.
В результате каждый, для кого воспитание детей является повседневной
заботой, в начале нового века держится начеку в отношении патологии.
Пегги Брик, видный специалист в области сексуального образования,
проведшая несколько десятилетий, путешествуя по стране, проводя семинары
по детской сексуальности для родителей, воспитателей и учителей,
рассказала мне, как она была встревожена, когда такие семинары стали
заполонять "эксперты" по "проблемам сексуального поведения" и когда
родители, которых до того стремление их детей к сексуальному
удовольствию хотя и озадачивало, но одновременно и забавляло, стали
беспокоиться по поводу опасности, якобы исходящей от него. Знакомый
психолог рассказала мне о событиях, происходивших в привилегированной
частной школе на острове Манхэттен (г. Нью-Йорк) в 1990-х годах. Будучи
там воспитателем, она организовала представление для родителей, в
котором ученики нулевого класса (соответствует подготовительной группе
детского сада - прим. перев.) разыгрывали сцены из сказок, в которых она
позволяла некоторым из них одеваться в костюмы противоположного пола.
Это дало им возможность почти в буквальном смысле побыть в шкуре других
людей, объяснила она. Родителей это привело в бешенство. Не подвергаются
ли дети преждевременной "сексуализации"? Не может ли такая игра
повредить их хрупкой гендерной идентификации? Последовала череда
собраний и "круглых столов", однако приглашенный эксперт, детский
психолог, волнения родителей не успокоил. Вместо этого он высказал
мысль, что такая игра может мобилизовать "гендерную дисфорию" - крайне
редкое ощущение пребывания в теле чужого пола.
Колонки советов родителям в женских журналах, которые десятилетиями
заверяли, что нет абсолютно ничего плохого в том, что дети трогают друг
друга, мастурбируют и непрерывно говорят о пенисах, теперь препарируют
вопросы "как много - не слишком много" и "не слишком ли рано". Где
прежде читатели встречали добродушного доктора Спока и передового
психолога Сола Гордона, теперь они видят наморщенный лоб гуру "проблем
сексуального поведения" Тони Кавана Джонсон, демонстрирующей диаграммы с
"зонами опасности", окрашенными в красный цвет.
А раз существует ползучая патология, начали бояться взрослые, то
должна расти и опасность для других, "здоровых" детей. Большинству людей
казалось, что администрация школы в Южной Каролине среагировала слишком
резко, почти до абсурда, когда вынесла официальное порицание
веснушчатому первокласснику Джонатану Преветту за то, что он поцеловал
одноклассницу. Но с тех пор правила "нулевой терпимости" к флирту между
учащимися кое-где стали лишь экстремальнее. Например, в 2001 году в
школьную учетную карточку восьмилетней дочери моих вермонтских знакомых
было занесено обвинение в "sexual harassment". Ее преступление: послала
однокласснику записку с вопросом, не желает ли он стать ее "бойфрендом".
Эта политика, проводимая школами, не сильно выбивается из нормы.
Школьные директора действуют в рамках растущего консенсуса: что
физическая демонстрация нежных чувств между детьми есть "секс" и что
секс между детьми всегда травматичен.
Ни сном ни духом
Когда Дайэн Даймонд пригласила патронажного работника в свой дом,
увешанный и уставленный ангелочками, фигурками Будды, детскими призами,
грамотами и растениями, у нее была наивная вера в профессии, помогающие
людям. Эта маленькая, подвижная женщина сама имела богатый опыт попыток
исцеления от психологических проблем, как традиционными методами, так и
методами в стиле "нью-эйдж", и как на духу вывалила всю историю своей
семьи, уснащая свою речь психологизмами. Она рассказала патронажному
работнику, как, будучи беременна Джессикой, бежала от мужа, который бил
ее и насиловал, душил годовалого Тони; сказала, что "свободна от
наркотиков и алкоголя" вот уже пятнадцать лет; сообщила, что как-то раз,
когда Джессика была маленькая, какой-то мужчина в парке совершил перед
ней акт эксгибиционизма, о чем было заявлено в полицию. Дайэн поведала
представителю Служб защиты детей (CPS), что была обеспокоена
неустойчивостью настроения сына, тем, что он часто впадал в депрессию;
опасалась, что он может быть склонен к самоубийству, и надеялась, что
они помогут ему найти лечение.
Но этой историей самосовершенствования, мужества и заботы о детях
она, похоже, лишь подписала себе приговор; для ее дознавателей это была
история семейной патологии. Психолог написал, что Тони "был свидетелем"
изнасилования его матери, хотя в тот момент ему было несколько месяцев
от роду; таким образом он сам оказался "жертвой злоупотребления".
Нежеланное лицезрение пениса Джессикой было добавлено к списку ее
"виктимизаций". Один из "оценщиков" в CPS написал, что, возможно, Дайэн
склонна к злоупотреблению веществами. А поскольку в то время Дайэн
больше беспокоилась о Тони, нежели о Джессике, которая поводов для
беспокойства не давала, в CPS решили, что Дайэн "преуменьшает" ее
"растление", и объявили ее неспособной защищать дочь. Тони сделали
подопечным суда по семейным делам и изъяли у Дайэн.
Что ускользнуло от внимания Дайэн - так это то, что на пустынной
земле Сан-Диего паника по поводу "злоупотребления детьми" произрастала
так же пышно, как огненно-алые суккуленты и темно-красная бугенвиллия.
Начиная с 1980-х годов это графство было ареной целой вереницы очень
шумных, хотя и оказавшихся ложными, обвинений в "злоупотреблениях", в
том числе в "сатанистском ритуальном сексуальном использовании" детей. В
1992 году расследование, проведенное большим жюри присяжных, выявило,
что детозащитные ведомства и суды по делам несовершеннолетних графства
были "системой, вышедшей из-под контроля", которая в своем рвении
защищать детей от "растления" отнимала у родителей сотни детей по
обвинениям, оказавшимся ни на чем не основанными. Когда в систему попал
случай Тони, многие из тех, кому большое жюри предъявило обвинение в
уголовных преступлениях, еще работали в ведомствах, судах и полиции
графства.
Не знала Дайэн и о том, что южная Калифорния была эпицентром целого
общенационального движения. Репортер "Сан-Диего таймс юнион" Марк Зауэр
предвидел, что истерия вот-вот грянет. В начале 1990-х годов он
присутствовал на проходившей в городе Сан-Диего "конференции по
сексуальному злоупотреблению", на которой психолог Тони Кавана Джонсон и
социальный работник Ки Макфарлейн представили свою работу о "детях,
которые растлевают". Он был поражен. "Сначала они констатируют, что
никаких исследований нет, что мы, на самом деле, ничего не знаем о
сексуальном поведении нормальных детей, - вспоминал он в интервью,
которое дал в 1996 году. - А потом вытаскивают диаграммы в форме
"пирогов" и разные графики и битый час определяют эту новую аномалию. И
все конспектируют, как бешеные".
Макфарлейн набила руку на откапывании "растления" там, где его и в
помине не было. В лос-анджелесском Международном детском институте, где
она и тогда еще продолжала работать, Макфарлейн возглавляла команду,
проводившую допросы 400 детей для печально известного суда над
"Макмартином", которая "обнаружила", что 369 из них были жертвами
странных ритуалов "сатанистского использования", в том числе анального
изнасилования, нанесения увечий животным и похищения через секретные
туннели, ни одно из которых не подтвердилось. Джонсон пустила в оборот
неологизм "дети, которые растлевают", в 1988 году, работая вместе с
Макфарлейн в ее институте над Программой поддержки абузивно-реактивных
детей (SPARK), которая до сих пор продолжает лечить несовершеннолетних
"растлителей".
Как и во время предыдущей "чумы", пророки этой утверждали, что ее
масштабы огромны, но мы их не замечали, потому что не смотрели.
"[Дети-растлители] вызывают в нас чувство неловкости, - писала
Макфарлейн в "Когда дети растлевают", - такой неловкости, что до
недавнего времени нам приходилось отрицать их существование и/или
преуменьшать поведение. Мы называли их поведение "исследованием" или
"любопытством", пока они не становились достаточно взрослыми для того,
чтобы нам было удобно назвать его тем, чем оно является на самом деле:
сексуальным злоупотреблением другими детьми. Кто они? - продолжала она. -
До настоящего времени не многие стали объектами нашего внимания." В
одной статье в "Лос-Анджелес уикли" было написано, что, по утверждениям
специалистов, от 80 до 90 процентов таких преступлений никогда не
выявляются. Ни "специалисты", ни автор статьи не приводили никаких
подтверждений этих цифр. Вскоре, однако, цифры появились,
сгенерированные вечным двигателем расширяющихся определений
"злоупотребления", породивших поправки к уголовным кодексам, в
результате которых участились аресты и появились новые "доказательства"
эпидемических масштабов явления. Хотя маловероятно, что сексуальное
поведение несовершеннолетних радикальным образом развернулось в
насильственную сторону в последнее десятилетие, в 1994 году Министерство
юстиции США зарегистрировало десять тысяч "Других насильственных
сексуальных преступлений", совершенных несовершеннолетними (в них не
входит насильственное изнасилование ["forcible rape" - это выражение в
английском языке используют, чтобы отличить "настоящее" изнасилование от
"statutory rape" - "изнасилования по закону", т.е. от секса по согласию
с лицом, не достигшим возраста согласия данной юрисдикции]), что на 65
процентов больше, чем в 1985 году.
Эта вольная гипербола - и разросшаяся полицейская активность -
оказались хороши для бизнеса. В середине 1990-х годов каталоги
литературы по "злоупотреблению детьми" уделяли все больше и больше
страниц этому юному девианту, и значительная часть этих публикаций, как и
публикаций Джонсон, издавалась на деньги авторов, то есть не проходила
рецензирования коллегами-учеными в университетских издательствах и
профессиональных журналах. Плодились учебные кассеты и симпозиумы, и
стоили они недешево: в 1996 году одна такая аудиокассета продавалась за
пятьдесят долларов; сегодня допуск на двухдневный семинар обходится в
несколько сотен.
В 1984 году еще не было программ для лечения таких детей.
Макфарлейновская SPARK была основана в 1985 году. Десяток лет спустя в
базе данных вермонтского Фонда за более безопасное общество значились 50
программ стационарного типа и 394 программы амбулаторного типа для
детей младше двенадцати лет с "сексуальными проблемами поведения" и
более 800 программ для подростков. Когда я спросила одного экспонента на
большой конференции по сексуальному злоупотреблению, почему его
массачусетский стационар для подростков с проблемами, просуществовавший к
тому времени 90 лет, незадолго до того тоже учредил у себя такую
программу, он сказал, что судьи все менее и менее склонны направлять
несовершеннолетних правонарушителей на общую реабилитацию, предпочитая
упекать их прямо в тюрьму. Но, без сомнения, отчасти благодаря шуму,
поднятому такими людьми, как Макфарлейн, суды стали с большей охотой
направлять юных сексуальных преступников на программы сексуальной
терапии. "Откровенно говоря, - сказал он мне, - это было коммерческое
решение".
Вся эта активность основывалась на почти полном вакууме эмпирических
данных о том, что дети на самом деле делают в сексуальном плане (выше я
использовала слово нормативный, но, честно признаться, при
скудности тех данных, которыми мы реально располагаем, в этом слове не
намного больше содержания, чем в слове нормальный). Терапевты в
большой степени полагались всего лишь на несколько исследований,
особенно на исследование психолога Уильяма Фридриха из клиники Майо в
Рочестере, штат Миннесота, который опросил около 880 матерей на Среднем
Западе на предмет того, какое сексуальное поведение они наблюдали у
своих детей в возрасте от двух до двенадцати лет. Пол Оками, доктор
психологии, который тогда был научным сотрудником Университета южной
Калифорнии и первым начал критиковать этот диагноз в профессиональной
литературе, сухо заметил, что трудно найти менее надежный источник
информации о детском сексе, чем рассказы матерей. За подробностями
диагностирования большинство этих новых специалистов обращались к
джонсоновскому контрольному перечню детских сексуальных поведений, в
котором они были разделены на три категории: "естественные"; те, которые
должны вызывать у наблюдателя тревогу; и те, при виде которых ребенка
следует немедленно тащить к врачу. Для детей от старшего дошкольного
возраста до четвертого класса школы, например, "взгляды на гениталии,
ягодицы, груди взрослых" находились в колонке "Естественные и
ожидаемые", однако "прикосновения/пристальные взгляды на гениталии и т.д." были помещены в список "Проблематичные", а "исподтишка или насильно
прикасается к гениталиям" было под рубрикой "Требуют профессиональной
помощи". Эти определения, мало того что произвольны, были основаны на
выводах, полученных из наблюдений 1980-х годов, настолько слабых и
тавтологичных, что им самое место где-нибудь в "Стране чудес": "В то
время как в настоящее время не существует норм того, что есть нормальное
сексуальное поведение детей, - писала Джонсон в 1988 году, -
проявленные поведения ... ведут к тому, что мы категоризируем их как
находящиеся за пределами нормального диапазона сексуальной активности
для их возрастной группы".
Тем не менее, по мере того как диагноз "проблемы сексуального
поведения" набирал популярность в кругах "борцов с сексуальным
злоупотреблением", открылся и путь для его более широкого признания,
которое, в свою очередь, привлекло к нему внимание СМИ, источники
финансирования и бизнес. Исследование, рассчитанное на пять лет, в
котором предоставлялась и оценивалась терапия для сотен
"сексуализированных" детей младше двенадцати лет в штатах Оклахома,
Вермонт и Вашингтон, было профинансировано двумя миллионами долларов из
бюджета государственного Национального центра по дурному обращению с
детьми и неисполнению родительских обязанностей - самым крупным и самым
продолжительным ассигнованием в его финансовых ведомостях того периода.
И, как будто этого мощного финансового подкрепления было еще
недостаточно для придания новой девиации законного статуса, некоторые
психологи, в досаде на то, что официально нельзя было объявить ребенка,
занимающегося сексом с ребенком младше него, "педофилом", пытались
добиться включения диагноза "расстройство неправомерного сексуального
поведения/злоупотребления" в библию психиатров - в "Диагностическое и
статистическое руководство по психическим расстройствам" (DSM). Не
дожидаясь решения DSM, Национальное исследование частотности дурного
обращения с детьми и неисполнения родительских обязанностей -
официальный подсчет, который правительство США ведет причинению вреда
детям в их собственных семьях - в 1996 году добавило новую категорию в
рубрику "другое или неизвестное сексуальное злоупотребление":
"недостаточный или ненадлежащий контроль за добровольной сексуальной
активностью ребенка". Все дети, то бишь, нуждаются в защите от их
собственной неправильной сексуальности. А родители, которые занимают
позицию невмешательства в детские сексуальные игры, уже одной этой
позицией совершают "растление".
"Сексуализация"
Вышеозначенная теория не оставляла Дайэн Даймонд и ее семье никаких
шансов. Как только ее сын стал объектом интереса властей, не только он,
но и она автоматически попали под подозрение в качестве "растлителей".
Джессика с самого начала проходила по делу в качестве "жертвы",
хотя, вероятно, так никогда и не станет известно, какая часть их
сексуальных игр с братом происходила по обоюдному согласию. Позже
государственный социальный работник охарактеризовал ее как неспособную
"отличать воображение от реальности". Тем не менее в мае 1994 года
Джессика сказала этому социальному работнику, что ее мать легла на нее в
постели. (Она также сказала, что другой социальный работник ее "хотел
растлить", но этому обвинению не дали хода.) Дайэн, чья "криминальная
карьера" состояла из одного неоплаченного штрафа за неисправный
габаритный фонарь, объяснила, что просто нагнулась над дочерью, чтобы
выключить электрическое одеяло. Тем не менее был сделан вывод, что
"сексуальное злоупотребление" имело место, и Джессику отправили в
патронатную семью, населенную двумя неблагополучными
девушками-подростками - весьма интересный выбор для ребенка, спасаемого
от "излишней сексуализации". Патронатная мать, однако, оказалась
бдительной и пожаловалась социальному работнику, что во время семейных
визитов Дайэн прикасалась к коленям и шеям своих детей и клала руку на
талию Джессики.
На самом деле в материалах этого дела содержится подробное изложение
не только жизни семьи под постоянной слежкой, но и того, что очень
похоже на всемерные усилия с целью оправдать отъем детей у Дайэн.
Несмотря на частые описания беспроблемных и счастливых визитов, взаимной
любви и заботы матери и детей, Дайэн характеризуется в них как
"самооправдывающаяся и театральная", подозрительная и сопротивляющаяся,
"саботирующая" так называемый план воссоединения семьи, как ни иронично
это звучит, тем, что настаивает на том, чтобы ей позволили проводить
больше времени с детьми. Мысль о том, что эти "симптомы" могли быть
ятрогенными, то есть вызванными самой этой попыткой государственного
"лечения", даже не высказывается. Когда читаешь эти несколько тысяч
страниц, трудно отделаться от впечатления, что детозащитным агентам все
было заранее ясно о семье Дайэн, еще то того, как они попытались в нее
влезть.
То, что им преподали на "курсах по злоупотреблению" (если у них были
такие курсы; начальник службы надзора за условно-досрочно
освобожденными несовершеннолетними секс-преступниками сказал, что его
ведомство такие курсы не предоставляло) было главным догматом теории о
"детях-растлителях": что "не соответствующее возрасту" поведение
является симптомом того, что его "виновник" - сам жертва растления.
Откуда еще, по логике этой теории, семилетнему может прийти в голову
засунуть мелок или пенис кому-либо во влагалище? Отсюда и термины
"абузивно-реактивный" и "сексуализированный", почти универсально
употребляющиеся для описания "растлевающих" детей младше двенадцати лет.
Первый изъян этой теории - в том, что так называемый цикл растления -
представление о том, что растленные дети сами растлевают - и тогда
многими подвергался сомнению, а теперь по существу дискредитирован. Даже
сама Тони Кавана Джонсон заявила, что многие растленные дети не
вырастают растлителями. На самом деле большинство - как минимум
две трети - не вырастают. Вторая проблема - в утверждении, что у
допубертатных детей проявления сексуального поведения сами по себе
являются признаками растления. Однако невозможно определить какое-либо
множество "симптомов" растления, которые не наблюдались бы у других
детей той же возрастной группы. Независимо от того, пережили ли они
травматичный опыт или нет, большинство детей, судя по всему, проявляют
более или менее одинаковые типы сексуального поведения.
Психологи, пытающиеся выискивать симптомы растления, указывают на
эти факты как на демонстрацию того, насколько трудно может быть его
диагностировать. Но можно и по-другому интерпретировать эти факты: широкий диапазон сексуального поведения является для детей нормативным.
Несмотря на скудность эмпирических данных мы знаем, что мастурбация
распространена повсеместно с раннего возраста, более заметно среди
маленьких мальчиков, чем среди маленьких девочек. Как и "игры в
доктора", всовывание пальцев в естественные отверстия и тому подобное
времяпрепровождение. В так называемые латентные годы, то есть в возрасте
примерно от семи до одиннадцати лет, дети продолжают мастурбировать,
трогать друг друга и влюбляться в одноклассников, одноклассниц и просто в
соседских мальчиков и девочек. На самом деле исчезновение видимого
сексуального поведения, вероятно, означает лишь то, что дети усвоили
послание, исходящее от взрослых, состоящее в том, что взрослые не хотят
его видеть. "По всей видимости, сексуальный интерес и, вероятно,
какие-то формы активности продолжаются" в среднем детском возрасте,
пишет Фридрих, "но, по мере того как дети усваивают культурные
стандарты, эти интересы становятся скрытыми". Однако вместо того чтобы
признать этот диапазон инициируемого детьми сексуального интереса и
поведения, понятие о "сексуализированном" ребенке постулирует, что
требуется некое патологическое, травматичное событие (вероятно
преждевременное, недобровольное сексуальное взаимодействие со взрослым),
чтобы ребенок стал вести себя сексуально или, во всяком случае,
сексуально некоторым определенным образом.
Поборники теории "детей, которые растлевают", утверждают, что, даже
если ребенок не подвергается растлению и сам не растет растлителем, "не
соответствующие возрасту" сексуальные игры свидетельствуют о его
эмоциональном неблагополучии. Конечно, иногда свидетельствуют. Но, с
другой стороны, кто должен определять, что та или иная сексуальная
активность является признаком неблагополучия, если ребенок не выглядит
неблагополучным ни в результате этой активности, ни в каком-либо ином
смысле? Тони Кавана Джонсон предлагает ключ к разгадке того
неблагополучия, которое больше всего заботит ее и ее коллег - не к
неблагополучию детей. Ее "диаграмма поведения" призывает родителей
обращаться за профессиональной помощью, когда эротизированные игры детей
"направлены на взрослых, которым неловко быть их объектами", когда
ребенок "хочет оставаться обнаженным на людях, после того как родители
сказали "нет"", или когда он "трогает гениталии животных".
Что плохого в этих вещах? Я задала этот вопрос профессору социальной
работы Университета штата Джорджия Элли Килпатрик, которая провела
углубленное исследование детских сексуальных переживаний и их
последствий у женщин. "Они выводят из себя родителей", - ответила она.
Социальные работники, натасканные вынюхивать растление, зачастую
выходят из себя даже сильнее, чем родители. Джуди Коул, директор
клинических служб Сан-диегского центра защиты детей, сказала мне в 1996
году, что ей надоело "видеть, как родители преуменьшают и отрицают
поведение своих детей", даже четырехлетних. "Они просто не понимают, что
то, что делают их детки, часто является растлевающим поведением,
которое неприемлемо".
"А что было бы приемлемо?" - спросила я.
"Мастурбация время от времени, если она не на людях. Кое-какая
сексуализированная игра, вопросы, откуда берутся дети. Погодки часто
делают "покажи-мне-свой-а-я-тебе-покажу-свою". - Тут же поспешила
добавить: - Не хочу сказать, что это правильно или следует поощрять. Но,
вероятно, это не травматично".
"Значит, хорошим лозунгом было бы "Смотри, но не тронь"?" - осведомилась я.
Коул улыбнулась: "В оптимальном мире".
Коул не является исключением среди профессиональных детозащитников в
том, что подозревает опасность в "излишнем трогании" детьми или детей. В
Вирджинии, например, в одном опросе, проведенном среди психиатров и
юристов, большинство респондентов ответили, что считают родителей, часто
обнимающих десятилетних детей, целующих детей в губы или появляющихся в
обнаженном виде перед пятилетним ребенком, кандидатами на
"профессиональное вмешательство".
Читать далее>>
 |
|
|
