[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]
Below are the most recent 25 friends' journal entries.
| Tuesday, September 10th, 2024 | ||
|
aculeata |
12:23a | 1. Хорошо быть старенькой. В Сети никто не доебывается, кроме пары-другой вечноебанутых сталкеров из прежних времен. Познакомиться на улице желают только те, кому за тридцать, а у них есть машина, так что сразу предлагают прокатиться. Глубокой ночью или под утро в круглосуточном магазине. Я так себе и представляла взрослую серьезную жизнь. Только мне почему-то не приносят на блюдечке много денег. Но, наверное, раз то сбылось, сбудется и это, это ведь только кажется, что не дождешься. 2. Я видела М. и В., преисполнившихся мудрости, а также Ирку Н., которая не пустила меня переходить дорогу на красный свет. Это примерно как если б Баба Яга пинком скинула Липунюшку с лопаты и не пускала бы его в печь, и сама бы тоже не лезла. Даже не собиралась никому рассказывать, все равно не поверят, но вырвалось. Еще видела доктора-дерматолога Таню. Такое случается, если в жару выйти на улицу, часов в 11 вечера, когда еще не похолодало. Но я не могу делать этого каждый день. 3. Я думала, что если ты овощ-гермафродит, то очень легко стать мужчиной посредством паразитизма. Возбудилась от этого, настроила планов, но потом все-таки прикинула, и оказалось, что нужно сразу производить где-то вдвое больше пыльцы, чем овощи доброй воли, или по крайней мере быть вдвое эффективнее в вопросах оплодотворения. А столько дельных мутаций сразу хрен обретешь. Это сильно испортило мне настроение. 4. Ольга Б. обучает меня ивриту, заставляя повторять все, что говорит один апатичный дикобраз. |
| Saturday, September 7th, 2024 | ||
|
aculeata |
4:21p | От крика туманы встряхивало дождем И сырость сползалась в багажное отделение. Ты спрашивала о солнце -- когда мы его зажжем, Садилась на лавку, обхватывая колени. Но мы заведовали транспортной сетью, Сосредоточенны, на зыбкость пространства злы, Не отвлекаясь на то, чтоб туман рассеять, Между вокзалов завязывали узлы. Стоит зазеваться -- и станешь бродячим эхом, Шальным светлячком в межстанционных прогонах, Бомбой, заложенной в трещину и в прореху, Плесенью на шкафу или толстой крысой в погонах, Так мы теряли рассеянных, любопытных, Не сложивших крылья в тяжелый горб за спиной, В инвентарной книге между номеров забытых В частоколах гематрии темной и ледяной. Мы относились к этому с пониманием: В непроявленном мире другого выхода нет, Чтобы не сгинуть у пустоты в кармане, Требует душу ангела материальный предмет. И теперь, разнося пыльцу дорогих металлов, На полях отчета звеня цепями канцелярита, Я с улыбкой думаю, где ты и чем ты стала, Нам темна материя и навсегда закрыта. Пассажир стирает тонкий рисунок нервов, Кровеносной схемой на сердце ложатся рельсы, Ты прошла, как шок, по лестнице одномерной И огни, как воспаление, загорелись. |
| Sunday, September 1st, 2024 | ||
|
aculeata |
9:49p | Льды горизонта к востоку от компаса, или Кристаллографический атлас, роняя страницы, Архитектура склоняющих головы лилий, Их обращенные к смерти точеные лица. Сон не подходит, глаза опускает неловко, Рад бы помочь, только та сторона ведь не эта, Неподходящая с той стороны обстановка И фиолетовый привкус у белого цвета. Имя начнешь говорить, и не сдюжишь начала, Хочешь закончить, и в этом не будет успеха: Каждое слово звучит, что когда-то звучало, Под шестигранной печатью чиновного эха; Прочь, секретарь! На серебряных лезвиях лилий Блики ультрафиолета, наскучив толпиться, Всю секретарскую службу в архивы сложили Крохотной родинкой где-то у края страницы. |
| Friday, August 16th, 2024 | ||
|
aculeata |
9:28a | Год назад американский верховный суд запретил пятый пункт зачеркнуто принимать решения о приеме в университеты по расовому признаку. А сейчас, Катя Ноткина говорит, некоторые штаты прикрывают свои diversity initiatives, и соответствующие университеты разгоняют лавочку нахуй. Кто просто увольняет работников разнообразия, кто меняет в названии должности, например, diversity на opportunity. Вообще-то это здорово. А то уж сколько лет можно стыдиться идентифицировать себя как бисексуальную одноголовую лесбиянку-инвалида. Наконец-то мы сможем полезть из клозетов, не опасаясь, что все, дрожа от страха, примутся осыпать нас привилегиями. К тому же, будет весело посмотреть, как заново конформируют граждане, с чувством толковавшие о women empowerence. Ну а если откат пойдет по полной, это вообще отлично, потому что "я же говорила". С другой стороны, какая-нибудь пакость произойдет все равно. Ссылки по теме, имени К. Н.: https://news.bloomberglaw.com/daily-lab https://news.bloomberglaw.com/daily-lab |
| Wednesday, August 14th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:37a | Переписывалась с Ивановым по делу, довольно длинно, в частности, сообщила, что Финкельберг будет здесь профессором математики. Отправила, перечла и увидела, что написала по ошибке "профессором кислых щей". Поправилась, прислала пояснение, что в щах Финкельберг заведомо ничего не смыслит. Иванов, как обычно, ответил коротко: -- Возможно, кислые щи -- это напиток. И точно, оказалось, такой напиток. Надо предупредить Финкельберга. |
| Monday, August 12th, 2024 | ||
|
aculeata |
10:16p | -- Ну и что с того, что карта закрыта? -- Он втолковывал Тиму, а Тим не верил ему, -- Парусник, пароход и простое корыто, Все годится для дела, и вот почему: Если в сердце-яйце перелетная ласточка Хочет встать на крыло, не удержишь ее, -- А бармен за стойкой взглядывает неласково: Тим не платит, и пиво едва пригубил свое. Из трактира в трактир, и в полубеспамятстве, Повторяя звенящие девичьи имена Островов, что как пена в стакане болтаются На конце языка и не чувствуют дна, Кораблей, разбивающихся так заманчиво О незримые стены на той стороне, Ослепительных рыб, проходящих над мачтами В темноте, легкомысленно спящей на дне, И слова о том, что на границе больших миров, В штиль и в шторм, при абсолютно любой погоде, Луч, пришедший с востока, подхваченный камерой, Отражается, и в то же время проходит. Воздух надувает парус, как легкое, Соль осаждается в нем, как табачный дым, Тим плывет, как летит, хотя погода не летная, Судно морем идет, сердитым морем земным. Наверху, на мачте, не гаснет светильный камень -- Вызывающе яркий подарок неизвестно кого, Он не вырос в недрах земли, не сделан руками, Из чужого мира нездешнее волшебство. И в пустой пустоте раздается гулкое эхо, У туманного зеркала приятный и страшный вид, Неизбежная гибель или только помеха? Светит камень, какой-то электронный прибор фонит. Тим, который прошел сквозь зеркало, видит чудо: На крылатом острове люди машут руками, Как из сердца ласточка, выпорхнув ниоткуда, С ней восходит в небо подобный светилу камень. Тим, отраженный от границы между мирами, Тихо себе плывет на своем корыте, Прыгает в море, но все же не умирает: Неглубоко тут, что вы ни говорите, Лужа была, да высохла на асфальте, Нам дела нет, на лодке, да хоть на лыжах, Парус давайте, воздухом надувайте, К мачте на кой-то хер прицепив булыжник. |
| Friday, August 9th, 2024 | ||
|
aculeata |
8:01p | Лес встает перевернутым городом, Смотришь вверх, а как будто внизу Под казенным тулупом распоротым Насекомые звезды ползут. Если станет чужое знакомым -- Часовой часового позвал, Повезет, так постелют солому, Нет -- наколет бока сеновал, Сон морозный застудит суставы, Воздух слаще, чем в бочке с мороженым, Паучок заплетает державу Паутиной железнодорожною, Вихрем время сумбурное пенится, Льдом и севером дышат цветы, С ядовитым надрезом растеньица Не прощают волхвам суеты, Умереть -- как взъерошить воробушка, Завершив неудобный ночлег, Где слова из разбитого горлышка Выпадают, как звезды на снег. |
| Saturday, August 3rd, 2024 | ||
|
aculeata |
10:26a | Вот ты идешь, спотыкаясь, опять спотыкаешься И поминаешь богиню ушибленных пальцев Блядь; а деревья, как своды угрюмого капища, Ветра не слушая, страшно к тебе наклоняются (Улицы темной удавка на плечи наброшена, Кладбищем звуков гудит изнутри чаша черепа, Из под подошвы выходит стеклянное крошево, Месяц-половник спускается, сумерки черпая, Светит фонарь, рядом с ним обжигаются бабочки -- Родины бледный огонь или сбой навигации, Вязнут на дне утомленные колбочки, палочки, Схваченный образ все медленней в мозг продвигается). Странное время, каким тебе кажется? -- кажется странным, Кажется временным и неотвязчивым кажется. Проблеск сознанья, как луч сквозь замочную скважину, Больно гремит, как об стенки в ведре оловянном. Чем завершится -- все карты лежат вверх рубашками, Мозг, ядовитый орех, в скорлупе, и не трогай, Смерть, у моста постояв, вдруг пускается в тяжкие: То ли в канаву свернет, то ль настигнет дорогой. |
| Monday, July 29th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:02p | Путают два коммунизма: коммунизм обезьяньей любви и коммунизм обезьяньей войны. Первый хороший. Я начну со второго. У павианов или там у обычных шимпанзе в мирной жизни жесткая иерархия. Сложная, ступеней много, но алфавита на них с лихвой хватает. Но есть период, когда почти все равны. Это период революции. Когда лейтенант желает сместить вождя, он апеллирует к низам, и они его поддерживают. Они рассчитывают на передел иерархии, но в тот счастливый период, когда идет война, они все товарищи, и только лейтенант над ними. Человеческое общество научилось и детство задерживать, и вот этот период. Опричнина -- период промежуточный, когда еще есть группа, внутри себя живущая по старой иерархии, но лейтенант уже воцарился. Период военного коммунизма. Иерархия удобна для организации процессов, за всем в одиночку не уследишь, так что она просачивается назад. Про коммунизм обезьяньей любви все знают, слава богу, бонобо с десяток лет были в моде. Коротко: мягкая иерархия есть, с серьезным привкусом матриархата, социальное напряжение снимается интимными ласками, царит повальный промискуитет, соперничают не особи, а их сперматозоиды в женских половых путях, когда попадают именно в женские. Самый трудный вопрос, почему такое общество выживает в межвидовой борьбе. А также, возникло ли оно все-таки из военного коммунизма. |
| Sunday, July 28th, 2024 | ||
|
aculeata |
10:57p | Странно, что Путину и его патриотам не приходит в голову разбомбить резервацию с целью отомстить американцам за то, что купили Аляску и не возвращают. Как же вы, ребята, заебали. Друзы жили здесь без библейского перерыва. Они, конечно, живут совсем иначе, чем сирийские друзы. Среди погибших одиннадцати-двенадцатилетних, помимо мальчишек, есть девочка, тоже играла в футбол |
| Wednesday, July 24th, 2024 | ||
|
aculeata |
7:46p | Читаю еще одну детскую книжку на иврите, которую мне опять дала Ленка К. Мне открылось, что классический роман как мы его знаем давно должен уйти в подростковую литературу. Про любовь (и смерть) и ее запутанные пути. Все жанры спускаются вниз. Для детской литературы как таковой годится только эпос, это все фуфло не пойдет, а вот начиная лет с десяти-одиннадцати - - -. Конечно, что-то такое уже сто лет как есть, прыгает на задворках памяти. Мне кажется, что я прочла в детстве роман или повесть "Милый Эп"; не с первого раза, потому что это казалось не то что ужасно, а так, скучновато, но зато я узнала оттуда слово "spinster". Еще там была девушка постарше, которая не застегивала две или три первые пуговицы на блузке, и туда проваливался взгляд. Это обжигало взгляд. Наверняка и нового хоть жопой жуй. Но это не то, что я имею в виду, нужна Великая Литература. Так смешнее, потому что давно ведь уже не вот это все, а Отношения. А в этой книжке, в частности, говорится, что в местных школах основной социальный вопрос (во всяком случае, был, но вроде бы и остался) относится к делению на "принятых" и "не принятых" (не знаю, как перевести, английское "accepted" ближе). Ну, в классе всегда есть изгои, я время от времени принадлежала к их числу, но это что-то более официальное. Не изгоем быть недостаточно. И про всех обсуждают -- принадлежат они к этой категории или нет. |
|
aculeata |
4:56a | На зубах у воздуха скрипит песок, Городская пыль тоже лезет в рот, Шелестит ручей, что он пересох, Скоро мы с ним станем один народ. У людей слова застревают в горле, Вроде, те же самые, а другие, То ли буквы сморщились и прогоркли, Растеряли звуки, не сберегли их, То ли просто не было их и раньше -- Люди не находят ориентира -- В прошлое посмотришь, глаза изранишь, Да еще забота продать квартиру, А у нас с тобой никаких забот: На зубах у горя скрипи, скрипи, Этот вихрь, как дворник, людей метет, Это прорастают глаза рябин -- Ах, товарищ деревце женского грамматического Заслоняющего кривые окольные тропы Прямотой метафор -- стоят набычившись, Шляпу рифмы мнут в руках остолопы, Стой, жуй окончанья, немая улица, Огнестрельный твой разговор короткий, Мой народ горит и вот-вот обуглится, Отпусти рябиновый мой народ мой. В воздухе густом, перебравшем с вечера, Не летает -- ходит, не зная брода, Эхо слова, дым от его отечества, Угольная пыль моего народа. |
| Saturday, July 20th, 2024 | ||
|
aculeata |
3:36a | Из Одессы пишут: "...и невыносимая жара стала выносимой: всего 36 градусов". Нет слов. Понятно, что у людей еще нет электричества, даже если б были кондиционеры и не было бы воздушных тревог. Мне случилось в 34 градуса оказаться на улице. В Москве, два года назад, я думала, что узнала, что такое страх, как его описывали современники Джугашвили, типа вот после "задержания" -- шатает, когда выходишь из дома, сделать шаг трудно и т. д. Но на самом деле не узнала: это оказалась банальная гипотония. Тогда никто особо не спал, да и ходили вирусы, так что кучу людей так шатало и до, и после, и вместо, это я себе напридумывала для важности. А вот сейчас узнала. Когда шла в тени и боялась, что тень кончится. Видела, что ЭТО НЕИЗБЕЖНО. А у них всего 36 градусов. Катя Н. говорит, что было очень жарко и не было электричества в Техасе после урагана. И точно, там хозяйки пекут хлеб в почтовых ящиках. Но это потому, что у них толстые почтовые ящики. В моем, наверное, можно испечь лаваш. |
| Friday, July 19th, 2024 | ||
|
aculeata |
6:52a | Добралась до меня наконец книжка Яны Соколовой от Сержанта. Ленка Ш. (приходила тут ко мне пара Ленок) привезла. Чинила я, чинила режим, и все зря: вот, в седьмом часу утра закончила читать эту "Приемную маму". Хоть по ней и прошлась (похоже) рука редактора, а все-таки получилось здорово. Когда-то, впервые повстречав автора -- очаровательного, юного, с огромными глазами, а также чрезвычайно вдумчивого и катастрофически легкомысленного (что в самых восхитительных женских людях каким-то образом легко сочетается), я отнеслась к автору снисходительно. Помню, принялась его всему учить -- например, зачем-то стала с важным видом рассказывать ему историю строительства московского метрополитена. Я ее перевирала отчаянно, автор меня тактично поправлял, как в сюжете Monty Python про изучение языков, но это меня не останавливало. Сейчас, конечно, все стало наоборот. "Мы регулярно виделись с лечащим врачом Оксаны -- той строгой дамой-брюнеткой, к которой приходили на прием. Доктор повторяла: -- Пока купировать деформированное воображение не удается. Это звучало так, как если бы речь шла о вооруженном бандформировании." |
| Wednesday, July 17th, 2024 | ||
|
aculeata |
3:20p | Прочитала еще две детские книжки на иврите, весьма creepy. Последняя -- про мальчика, который был не такой, как другие дети. В частности, он любил все чинить, и друзья его были взрослые чудаки, держатели мастерских. Но потом оказалось, что у его дедушки есть большой дом в Израиле, а родители его хотели унаследовать. Так что они репатриировались всей семьей. У дедушки была домоправительница, которая называлась всегда "известная публике". Видимо, устойчивое выражение. Я его не знала, и мальчик в книге тоже не знал. Одноклассница объяснила ему, что это значит, что она спит с дедушкой в одной постели. Но я так и не знаю, точно ли оно это значит. Эта домоправительница тоже была наследница. Она не хотела, чтобы дедушка общался с семьей. То ли потому, что сама хотела все унаследовать, то ли потому, что была очень чистоплотная. Она была француженка. Ее покойная бабушка в свое время выписала из Марселя. Но мальчик все-таки стал общаться с дедушкой сам, потому что в доме у деда было много интересных комнат. И даже оказалось, что по средам дед переодевается в какие-то тряпки (или все-таки в рабочую одежду), приклеивает бороду, вытаскивает старую точильную машину на колесах и идет в ортодоксальную часть города. Там его все знают (в тряпках и с бородой) и несут ему ножи-ножницы точить. Мальчик тоже стал переодеваться и ходить с ним. Это ему очень нравилось. Дед тоже любил все чинить и постоянно это делал, хотя ему было трудно. Так что мальчик сильно с ним подружился. А домоправительнице это не нравилось. Она считала, что все дети грязные и разносят вирусы. Она любила все мыть и чистить. Один раз только она улыбнулась мальчику -- когда он пришел весь мокрый и грязный из-за дождя. Она стала чистить его с большим удовольствием. Дед был вегетарианец. А отец мальчика, сын деда, был мясник. То есть, у него была какая-то большая мясопроизводящая компания. Дед поставил условие, чтобы отец от этого бизнеса отказался. И тогда не помню, что: то ли он только на этом условии включит отца в завещание, то ли согласится продать дом, что-то такое, короче. В общем, он продал дом и переехал жить к родителям мальчика. Вместе с домоправительницей. Она стала готовить еду, мыть и чистить. Точильную машину тоже перевезли к родителям, но остальные интересные предметы продали на аукционе. Мальчика это опечалило. Но дед сказал -- ничего, я тебе открою один секрет. Оказалось, что дед умел брать людей в свои сны, если хотел. Так что теперь мальчик старался спать с ним в одной кровати. Но это было трудно устроить -- приходилось ждать, когда в соседней комнате заснет домоправительница. И захрапит. Один раз родители мальчика уехали отдыхать и поручили заботу о нем домоправительнице. А та открыла, что он на самом деле не умывается и не моется в душе, когда она этого от него требует -- только мочит мыло и полотенце. Потому что однажды он забыл намочить. И она запретила ему вообще заходить к деду. Тогда дед тоже отказался мыться. И менять носки. И мальчик отказался менять носки. В школе ему стали говорить, что он воняет, но он понимал, что так надо. Дед его нюхал каждый день. И вот однажды сказал, что пора. Той же ночью он пришел к мальчику спать с ним в его кровати. Они во сне вышли на улицы города, и на их совокупный запах слетелись и сбежались все канализационные насекомые. Особенно тараканы. И они их всех привели в дом. Наяву было то же самое: пришло дикое количество тараканов. И домоправительница заявила, что она уходит. Но не из-за тараканов. Она сказала -- она поняла, что дедушка ее больше не любит. И правда, он ее больше уже давно не любил. Дальше понятно -- по средам во сне они ходили теперь чинить людям сны, хотя это не всегда получалось. Потом дедушка отдал мальчику ключ от снов, потому что у него тоже оказался такой талант, и умер. В смысле, остался просто в одном из своих снов, и не мог вернуться, потому что они туда приехали на велосипедах, а его велосипед взял и исчез. Но там было норм в этом сне, и мальчик потом его навещал. Рассказывал, как прошли похороны, все такое. А предыдущая книжка была про еврейскую девочку. Она жила с мамой и с папой в Румынии. Летом они с мамой ездили в деревню. Там она подружилась с двумя румынскими мальчиками, они ее научили ходить босиком. Они все трое вели себя отвратительно: склеивали юбки крестьянок булавками, чтобы юбки порвались, когда крестьянки закончат сплетничать и попытаются разойтись, мазали мостик мылом, чтобы крестьянка с тяжелым корытом, полным мокрого белья, на нем поскользнулась и упала в ручей и т. д. Мальчиков пороли ремнем, а девочку нет. Мальчики научили ее важному ритуалу: если хочешь кому-то отомстить, нужно сперва торжественно перед лицом товарищей объявить человека своим врагом. Когда девочка приехала в город, ей это много раз понадобилось. Подходящих товарищей там не было, но, к счастью, у нее было много кукол. Она их рассаживала и объявляла кого надо своим врагом, а они хором подтверждали, что это слышали. Дело в том, что папа девочки ушел жить к другой женщине. Из-за этого маме пришлось заниматься всякими делами, видимо, работать, так что ее попытались отдать в детский сад, но она там устроила всем тепель-тапель, так что ее маме вернули. И стали приглашать нянек. Вот их-то девочка и объявляла своими врагами. Чтобы уволить одну няньку, она сильно раскачалась и упала с качелей, а потом наврала, что нянька всегда болтает с какими-то дяденьками и не обращает на нее внимания. Чтобы другую -- это я забыла уже. И "эту женщину", к которой ушел жить папа, она тоже торжественно объявила своим врагом. Уже шла война, и в ее играх сперва румынский король, а потом, по его отречении, немецкие генералы отрубали голову "этой женщине", точнее, кукле, которая ее изображала. Голову и правда пришлось оторвать. Но мама рассердилась и пришила голову на место. Оказалось, что это была мамина любимая кукла. Она не знала, почему кукла лишилась головы, а знала бы -- одобрила бы. Потом папа, который работал на английскую газету, сбежал в Израиль и обещал прислать приглашение. Но приглашение не пришло. Пришло только "этой женщине", тоже журналистке. Началась разруха, они с мамой стали продавать вещи. Девочка стала ходить в кино и подружилась с актерами, которые выступали на разогреве. Привела туда один раз маму, и та тоже подружилась с одним актером, мастером пантомимы. Тогда девочка объявила "этого человека" своим врагом, и все куклы подтвердили, что они это слышали. Актера как раз избили фашисты, он ходил на костылях и потерял работу. Мама пригласила его давать девочке уроки английского. Девочка намазала пол в кухне маслом, чтобы он поскользнулся; так все и вышло. Потом она попыталась наврать, что он все время хватает ее и держит (как в тот раз, когда она попыталась учинить что-то еще), но это не получилось. Ей не хватило уверенности. Тем не менее, в дом он ходить перестал. Потом фашисты стали бить уже всех подряд, и мама сумела добиться, чтобы девочку взяли с собой еврейские организации, которые вывозили детей в Израиль. Но взрослых они не вывозили. Так что мама обещала девочке обязательно приехать, как только получится. Был аферист, который вывозил евреев в шторм на лодке в Турцию. Но он не брал детей и стариков. Поэтому бабушка не могла поехать, а мама, в теории, как раз могла. Девочка поехала с другими детьми, по дороге двух польских детей забрали фашисты -- разрешали ехать только румынским. Она стала жить в кибуце. Чуть не утратила кукол из-за этого. И одежду тоже всю утратила, потому что в кибуце все общее. Как только удалось заполучить кукол назад, она торжественно объявила кастеляншу своим врагом, и все куклы подтвердили, что они это слышали. Потом нашла папу и попыталась выгнать из его дома "эту женщину", но не вышло, да она была уже замужем за папой. Приглашение семейству от него не дошло, потому что они меняли квартиру все время на все более и более крошечное место жительства. Девочка стала ездить к папе каждую вторую субботу, и теперь у нее уже опять были личные платья. Сколько-то месяцев спустя приехала мама. Бабушка умерла, и мама тогда поехала на лодке с аферистом. И добралась до кибуца в конце концов. Но оказалось, что она приехала с "этим человеком", и прогнать его тоже не получилось. К тому же, он уже был на маме женат. Девочка сначала очень на это сердилась, и папа тоже очень сердился, но потом все как-то уже устали сердиться и перестали. Девочка даже устроила церемонию отмены: она торжественно объявила, что "эта женщина" и "этот человек" больше ей не враги, и все куклы подтвердили, что они это слышали. Все это книжки для младшего школьного возраста.  |
| Tuesday, July 16th, 2024 | ||
|
aculeata |
6:36p | Далеко друг от друга мы жили, а умрем в один день, Между станций, не доезжая последней развязки -- Будь сердитой, перчатку на правую руку надень С чьей-то левой, железной, неловко доспехами лязгнув -- Наши верные рыцари скучно лежат под землей Или мажут слюнями коленки веселых девчонок, Их галантные письма архивной пыльцой замело, Фотографии выцвели и адресат перечеркнут -- И давай, продолжай, мол, никто не заплачет о нас, Мемуаров не станут писать, и достанет на саван Под железной дорогой рассыпанного полотна, Рукотворный нам памятник рядом не будет поставлен, Наши вещи исчезнут под огненным взглядом ракет, Наш язык, наша речь растворится до голой фонемы, От космических войн не останется даже планет, Лишь протоновый след незадачливой звездной системы, Наблюдатель, плюясь, застревая в кротовой норе, Утомленный дорогой, измазанный квантовой пеной, Ничего не увидит в богами забытой дыре, Бесполезной, уже навсегда опустевшей вселенной, Но, быть может, как некогда путник, опершись на посох, В темноте восклицанье услышал и замер на месте, Там, где совы расселись рядами на черных березах, Словно в зарослях страшных скрипучих ламарковых лестниц, Он услышит твой плач, нет, лишь эхо, нет, эхо от эха, И, пускай ты уже понимаешь, что лучше не надо, От короткого слова, нет, даже от вздоха, от смеха Все начнется сначала; да что там, достаточно взгляда. |
| Friday, July 12th, 2024 | ||
|
aculeata |
9:15p | Беспощадной звездой на ладони безжалостной Реи Аметист прожигает охранное покрывало Груботканного хмеля -- о, дайте вина поскорее, Фиолетово-красным завесьте конец и начало, Мы в горячечный бред, как в общественный транспорт, проходим, Предъявляем билет и буяним законопослушно, Как велит контролер, при хмельной и туманной погоде, С поворотом зрачков внутрь себя и белками наружу. Чаша скорби прозрачна, с граненым стеклом, на подставке, Не откусишь, а только сломаешь бетонные зубы, Ведь и так раскрошила; подлодки, как серые тапки, Перемятые задники, как половина раструба, И тюремные ребра, и таза тюремные кости, И с надрывом, с нахрапу кнутом по глазам лошаденку -- Ты и кнут, и кобыла, и жадная, полная злости, Городская толпа, и хрустит под ногами щебенка. И с такими, как ты, нужно ехать по зыбким маршрутам, Где по имени мертвых друзей называют бульвары, Где цветущие сливы в подводные лодки обуты, Где любимая спит и не дышит моим перегаром, И, закутавшись в фартук из сладкого дымного тлена, За могучими спинами жестоковыйных лингвистов, Словно раны большой комсомольской и смерти мгновенной, Ожидать титаниды и лезвий ее аметиста. |
| Tuesday, July 9th, 2024 | ||
|
aculeata |
11:40p | Там у окна стояло пианино, Так глубоко покрашенное черным, Что отливало красным на закате. А рядом с ним стояла табуретка. Ну это отделение такое, На комнатах, конечно, экономят, Но детям нужно жить, им нужно быстро Жить, и чтоб громко музыка играла. Мы эти сны, конечно, заслужили: Шальной аккорд, свинцовое стаккато, И разлетелись клавиши, и рыхлым Металлом придавило табуретку. Как ваше имя -- Хаммерштиль да Шультер, Вот так над нами призраки смеются, Они же дети, знаешь, детям нужно Смеяться, даже если, даже если. За нами наши мертвые приходят, Чтоб мы совсем пути не потеряли, Как наше имя, Хаммерштиль да Шультер, Раздробленные кости инструмента. |
| Monday, July 8th, 2024 | ||
|
aculeata |
12:56p | пишут, что в Киеве попали в детскую больницу, и что детей эвакуировать не успели (за минуту и не успеешь) |
|
aculeata |
11:19a | К этому А здесь, вовне кита, Не сердце не болит, Свобода разлита Повсюду, где не кит, И неба серебро, И зеркалом вода, И твердое ребро Уж точно не кита, И чувства велики, И замыслы вразлет, И руки-плавники, И хвост расколет лед, Добытая трудом, Внутри еда дрожит, Вот только не поймем, Откуда взялся кит? (hommage à Анна et Anna -- обожаю) |
| Saturday, July 6th, 2024 | ||
|
aculeata |
10:25p | Свекровь Сима рассказала, как физические классы из второй школы возили в ее время на практику на завод, и там они паяли кассеты для эвм. Для этого еще нанизывали угольные как бы транзисторы на ниточки. Тетя прораб читала им лекцию про магниты и гистерезис, причем настаивала, что Гистерезис -- это знаменитый немецкий ученый. (Я бы думала, грек. Такой, вроде Паузнера.) Со мной как-то пытался знакомиться студент физтеха, пьяный в немыслимую зюзю -- так-то мы были знакомы, просто он уже никого не узнавал, включая предметы мебели. Все эти предметы представлялись ему коробками. Он постоянно вспоминал такой квантовомеханический эффект: пока ты не открыл коробку, невозможно знать, что в ней, кот или Шредингер. Он тоже говорил, что Шредингер -- это немецкий ученый (он австрийский), а на вопрос, зачем же он залез в коробку, отвечал: "а я вам и говорю -- ХУЙ ЕГО ЗНАЕТ" (мы были на "вы"). В принципе, это передает суть популярных квантовомеханических парадоксов: пока наблюдатель не знает, что имеет дело с квантовомеханическим парадоксом, его совершенно не удивляет, что кот в закрытой коробке может быть жив или мертв, и если он умер недавно, это установить можно только открыв коробку. |
| Friday, July 5th, 2024 | ||
|
aculeata |
9:42a | Вчера, обивая пороги сна, повидала я всякого. (1) Рай и ад. Ад оказался путешествием отдельного сознания ("я") в мире, не ограниченном физическими законами (или макро-конвенциями), точнее, маршем на месте. Непроявленный мир ведет себя примерно как пещера Мастера Йоды: сознание почему-то просит ужасов, а он поставляет. Избавиться от отдельного сознания в аду невозможно и усыпить его нечем. Рай -- литургия какая-то, не место, а действо, отдельного сознания нету, все там слито в одно, от чего происходит блаженство. Музыка норм, а так даже не знаю. (2) Гностический демиург ставит эксперимент как раз по производству отдельного сознания, абсолютного "я". Это и есть антропный принцип. Выглядит так, как будто он (демиург, крестьянин немного, что ли, он простоват) ищет Бога. Ощущается, как что-то общеизвестное. Устаешь, конечно, от такой суеты. Утром смотришь, а носовые платочки в шкафу кончаются. А снаружи ад, и в магазинах, где платочки, вот-вот начнется шабат. |
| Wednesday, July 3rd, 2024 | ||
|
aculeata |
5:19p | (1) Пишут, что, как приходила пора лен сеять, бабы обманывали лен. Раздевались догола и сеяли так. Лен, который сеяли, думал тогда: эта баба бедная, ей и надеть-то нечего, надо ее пожалеть и взойти погуще. (2) А. Некрылова цитирует о. Павла Флоренского: "Елена похожа отчасти на Ольгу и отчасти на Софию, сказать точнее -- находится как раз между ними. Ольга сильнее и грубее ее, София -- отвлеченнее и властнее. Ольга отличается от Елены преобладанием темной, первобытной воли, София -- ясностью разумно поставленных целей; в Елене же наиболее развита способность эмоционального отклика и воздействия на чувства окружающих. В этом смысле с нею легче иметь дело, чем со стихийно напирающей Ольгой или властно нормирующей Софией. [...] Поэтому с Еленой наиболее теряют свободу и самое чувство в потребности ее, но не замечают своей потери." Думаю, в этом много правды, во всяком случае, я знала кошку Софию, отвлеченную и властную, но дело не в этом. Был когда-то в Usenet пользователь, не помню, как его звали -- тоже писал о женских именах, любовные истории из жизни рассказывал. Мне они казались немного однообразными, и я пролистывала. Но однажды, комментируя какую-то мужскую дискуссию, он высказался коротко: "Юли маленькие и черненькие, Оли в среднем крупнее и слаще. И те, и другие во многом уступают Наташам". (3) Сколько лет я живу на свете (страшно сказать), и только сегодня догадалась, что волновая функция имеет размерность. Корень квадратный из метра (единица делить на корень, конечно, когда из метра). Таких, как я, надо отстреливать во младенчестве (призываю к насилию над обозначенной выше категорией лиц). |
| Tuesday, July 2nd, 2024 | ||
|
aculeata |
6:18p | Читала статью А. Веселовой про Семик ("Зеленые святки"), и говорилось там о "семицких гуляниях в Марьиной роще". Знакомая картина. Антисемицкие же высказывания позволяли себе в основном просвещенные литераторы XVIII века. Один, например, принял пляшущих баб за девок и выговаривал им, дескать, рожи у них красные от того, что пили без меры. Потом извинялся. Он сочинил стихи: В Семик почтенный день на рынок я ходил И там противные обряды находил. Лишь только хмель один согласен был с собою, И баба всякая пила своей рукою. Таковы семицкие праздники. |
| Monday, July 1st, 2024 | ||
|
aculeata |
6:33p | Прочитала в телеграме Ивана Давыдова о том, как Николай Скородумов студентом организовал в родительском имении народный театр, где мужики да бабы не милорда глупого, но Островского играли, а из столиц приезжали поглядеть; при советской власти стал, кажется, исследователем народного театра и владельцем самой крупной в стране коллекции порнографии. После смерти он завещал ее Библиотеке им. Ленина. -- ...потому что Интеллигенция, -- говорю Мише В. -- хранитель Культуры. Миша задумался. -- Может, -- говорит, -- мне мою тоже завещать? -- Кому? -- спрашиваю. -- Библиотеке имени Ленина, -- говорит Миша. Мне это режет слух немного, как будто с чем-то не состыкуется. -- Может, -- предлагаю, -- Библиотеке Конгресса? Миша с досадой машет рукой: -- У них есть. |