Кит Р.:
- Соло в “Bitch” в стиле Чака Берри…
- Да, и я играю так каждый вечер.
- … и там меняется ритм несколько раз. Это получается совершенно спонтанно или наполовину спланировано?
- Может тот, кто слушает, спустя год или полгода обнаруживает, что ритм меняется на какое-то время, но я не думал об этом, когда мы ее записывали. Это получилось так же естественно, как это обычно случается. И когда так случается, это всегда подталкивает дальше тебя и то, что ты играешь. Собственно, это как раз и есть то, чем является рок-н-ролл. Я не говорю о том, что сейчас называется “рок-музыкой”, но рок-н-ролл – это нечто, что укладывается в 2 минуты 35 секунд. И уже не важно, чем ты там занимаешься оставшееся время. Все должно быть четко, все должно быть как раз на своем месте. Запутанные импровизации, навороты, повторение одного и того же неизвестно зачем… Я имею в виду, что рок-н-ролл – это по-своему очень жесткая по структуре музыка, которая играется крайне свободно. И если бы мы заморачивались на этом, когда играем, типа: “Ты слышал, что мы сделали? Мы совершенно поменяли бит и вернули его ообратно!”.. (смеется) Если это сделано уверенно, если это не звучит принужденно, если это происходит само собой, то это сильно двигает тебя и все дело дальше.
- Знаете, Митя, это грешно, но вам я признаюсь. Я ведь иногда ненавижу всех, всех. Даже mamаn и papa. Всех. Это ужасно, но я ничего не могу с собой поделать. И мне кажется, что все это видят. И от этого я ненавижу их еще больше. Но хуже всего то, что никому нет до этого дела. “Ну, барышня не в духе… Пусть ее...” Меня понимает только мой Бобочка, мопс, да, может быть, вы. Вот как сегодня, еду в коляске по Морской, смотрю на синюю, суконную, толстую, равнодушную спину кучера и ненавижу его так, будто это он виновен в моем несчастье, в том, что все у меня вот так, в том, что мне уже семнадцать, а я надоевшая самой себе китайская кукла, в том, что небо здесь такое низкое, гнусное…
Источник военной силы нашелся на юго-восточном берегу Каспия. Тамошние мусульмане охотно нанимались на службу в Хазарию, оговорив только, что их не пошлют воевать против мусульман. Постоянный корпус наемной гвардии в Итиле в X веке составлял 7 тыс. воинов. Этого было довольно для удержания в покорности и окраин каганата, и собственного народа, и даже для внешних войн малого масштаба.
Платя воинам большое жалованье, хазарское правительство предъявляло им оригинальное требование: войскам запрещалось терпеть поражение. Невыполнение боевого задания, т.е. бегство от противника, каралось смертью. Исключение делалось только для предводителя и его заместителя, которые были не наемники, а иудеи. Но зато подлежали конфискации их имущество, жены и дети, которых у них на глазах царь раздавал своим приближенным. Если же у них не было смячгчающих обстоятельств, то их тоже казнили.
Очевидно, что воины, особенно рядовые, далеко не всегда могут быть виноваты в неудаче операции. Поэтому лишать их возможности доказать свою невиновность – несправедливо. Но если подойти к делу по-иному, то появитя жесткая логика: воины не свои, им платят, и за эти деньги они предоставляют хозяевам свою жизнь; следовательно, хозяин может распорядиться запроданной жизнью, как купленной вещью, а поскольку предложение превышало спрос, то практичнее было использовать “покупку” до предела, с максимальной выгодой для себя. Значит, мусульманские наемники рассматривалаись не как личности, а только как капиталовложение, которое должно было принести прибыль.
С точки зрения викингов, евразийских кочевников, славян, византийцев, арабов и даже германцев, такое отношение было недопустимо даже к боевым лошадям и охотничьим собакам. Тем не менее охотники заработать находились, и иногда “хазарская” армия увеличивалась до 12 тыс. всадников.
Лев Гумилев. “Древняя Русь и Великая Степь”
| ← Previous day | (Calendar) | Next day → |