|
|
Пишет ac10zzk (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ac10zzk)@ 2016-04-13 00:15:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
всякое грустное
Оригинал взят у![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
may_antiwar@lj в Ева Меркачева в МК: "Операция "Арест". ПОЧЕМУ их взяли ПОД СТРАЖУ?
Правозащитник, член Союза писателей России Анна КАРЕТНИКОВА:
— Зачем тогда практикуется тотальное взятие под стражу? Теперь, после долгих лет работы в СИЗО, мы можем с уверенностью сказать: чтоб сломить, заставить признать вину, не испортить статистики, сделать план по переданным в прокуратуру делам и обвинительным приговорам.
Помещение человека в СИЗО — само по себе чудовищное давление. Еще вчера свободный и социализированный, привыкший к своей самостоятельности и поддержке друзей и близких человек оказывается в совершенно непривычных, диких для себя, прежнего, условиях, он попросту «выпадает из реальности». Чтоб вызвать врача и получить таблетку анальгина, теперь ему придется не протянуть руку к телефону или аптечке, а неделями писать заявления и стучать в дверь, за которой никого нет. Спать придется по очереди на тощем матрасе на одной кровати с сокамерником, а то и двумя, иногда — на полу, тапочки для душа раз в неделю и стрижка ногтей станут неразрешимой проблемой, грубость сотрудников уронит до нуля самооценку и чувство собственного достоинства, сентенции о правах человека вызовут хохот товарищей по несчастью, запах еды порой ввергнет в ужас, сломавшаяся в руке алюминиевая ложка никогда не будет заменена. И это еще хорошо, если криминалитет, воспользовавшись твоей доверчивостью и незнанием местных законов, не выставит тебя на счетчик, не начнет запугивать и вымогать деньги от родственников. Нездоровая пища разрушит зубы, а тусклый свет вскоре испортит зрение. В этой обстановке заключенный может провести месяцы, а то и годы.
Человек, впервые попавший в СИЗО, полностью деморализован. Он готов к сотрудничеству со следствием, даже если он трижды невиновен, лишь для того, чтоб эта, чуждая и дикая для него, ситуация хоть как-то завершилась. Человек, оказавшийся в СИЗО, неспособен в большинстве случаев осуществлять свое право на защиту. Отчасти его могут защитить его адвокаты. Но у большинства арестантов оплаченных по договору адвокатов нет. Адвокаты по соглашению, «государственные», — фикция, не защищающая обвиняемых, а обслуживающая интересы следствия. Сам обвиняемый в неволе не в состоянии, как правило, выпросить у тюремщиков лист бумаги и ручку, на каковые не выделяются ФСИН необходимые средства, чтоб написать апелляционную жалобу на арест и ходатайство следователю о вызове свидетелей. А следователь не приходит месяцами. Он придет лишь для того, чтоб сообщить, что дело передано в прокуратуру и необходимо ознакомиться с его материалами. Затем арестанта станут вывозить в суды. Его будут выгонять из камеры без завтрака в шесть часов утра, четыре или пять часов он проведет в душной прокуренной «сборке», где нет возможности не только работать с документами, а даже просто присесть, вдохнуть воздуха, его посадят в душный или холодный в зависимости от времени года автозак, провезут по пробкам через весь город, с заездом в разные суды и изоляторы, разденут догола, его в лучшем случае обыщет, а в худшем — изобьет дубинками и шокерами судебный конвой, у него не будет возможности развести кипятком свой ИРП — индивидуальный рацион питания, «сухпай», — и хоть как-то пообедать, его сунут в клетку или пластмассовый «аквариум», а уж оттуда он каким-то образом будет вынужден осуществлять свое право на защиту, при этом адвокату, если он есть, запретят к подсудимому приближаться и обмениваться репликами вне зоны слышимости конвоиров, как это случается часто. Арестанта, проделавшего аналогичный обратный путь, возвратят в камеру в два часа ночи, и в шесть утра все начнется сначала. Судья увидит грязного — времени хоть омыться горячей водой не было, потому что воду на ночь отключили, — измученного, нечесаного, невыспавшегося — свободных спальных мест не было — подсудимого, производящего наихудшее впечатление, неспособного связать двух слов, в рваной одежде — нитки и иглы, предусмотренные законом, во многих СИЗО отсутствуют: нет финансирования. Судья презрительно посмотрит на такого арестанта: настоящий злодей, зря ведь не обвинят, выглядит-то так безобразно… а пахнет… и все руками машет и заикается вместо блистательно выстроенной линии обвинения или защиты, как оно прописано в трудах светил юстиции девятнадцатого века. А прокурор — он в галстуке и выглаженном костюме. Следователь — свежевыбрит. И не перекошен от зубной боли. И предыдущей ночью спал дома на диване. И судье станет все понятно. И он вынесет обвинительный приговор. И никто из них не испортит статистики обвинительных приговоров. Даже по тем арестантам, что останутся тверды до последнего и вину свою не признают, если виновными себя не считают. Но только большая их часть сломается на предыдущих этапах. Только ради того, чтоб эта страшная круговерть остановилась. Куда угодно — только отсюда. Где есть свет, доктор, горячая вода, своя кровать, лекарства, ручка, бумага. Ради этого стоит признать вину. Только чтоб закончился кошмар. Водворение в СИЗО — форма давления на подследственного, растаптывания и уничтожения его воли защищать себя, ограничения его возможностей самозащиты, апофеоз палочной системы и обвинительного уклона. Это делается с иезуитским изяществом, чаще без пыток и избиений, если сами такие условия содержания не считать пыткой. Признай вину — и уйдешь отсюда. Хоть куда-нибудь, но только отсюда. Признай вину — и все закончится относительно быстро. За несколько месяцев, а не лет.
и про другое
Оригинал взят уavva@lj в израильская политика
Оригинал взят у
may_antiwar@lj в Ева Меркачева в МК: "Операция "Арест". ПОЧЕМУ их взяли ПОД СТРАЖУ?Правозащитник, член Союза писателей России Анна КАРЕТНИКОВА:
— Зачем тогда практикуется тотальное взятие под стражу? Теперь, после долгих лет работы в СИЗО, мы можем с уверенностью сказать: чтоб сломить, заставить признать вину, не испортить статистики, сделать план по переданным в прокуратуру делам и обвинительным приговорам.
Помещение человека в СИЗО — само по себе чудовищное давление. Еще вчера свободный и социализированный, привыкший к своей самостоятельности и поддержке друзей и близких человек оказывается в совершенно непривычных, диких для себя, прежнего, условиях, он попросту «выпадает из реальности». Чтоб вызвать врача и получить таблетку анальгина, теперь ему придется не протянуть руку к телефону или аптечке, а неделями писать заявления и стучать в дверь, за которой никого нет. Спать придется по очереди на тощем матрасе на одной кровати с сокамерником, а то и двумя, иногда — на полу, тапочки для душа раз в неделю и стрижка ногтей станут неразрешимой проблемой, грубость сотрудников уронит до нуля самооценку и чувство собственного достоинства, сентенции о правах человека вызовут хохот товарищей по несчастью, запах еды порой ввергнет в ужас, сломавшаяся в руке алюминиевая ложка никогда не будет заменена. И это еще хорошо, если криминалитет, воспользовавшись твоей доверчивостью и незнанием местных законов, не выставит тебя на счетчик, не начнет запугивать и вымогать деньги от родственников. Нездоровая пища разрушит зубы, а тусклый свет вскоре испортит зрение. В этой обстановке заключенный может провести месяцы, а то и годы.
Человек, впервые попавший в СИЗО, полностью деморализован. Он готов к сотрудничеству со следствием, даже если он трижды невиновен, лишь для того, чтоб эта, чуждая и дикая для него, ситуация хоть как-то завершилась. Человек, оказавшийся в СИЗО, неспособен в большинстве случаев осуществлять свое право на защиту. Отчасти его могут защитить его адвокаты. Но у большинства арестантов оплаченных по договору адвокатов нет. Адвокаты по соглашению, «государственные», — фикция, не защищающая обвиняемых, а обслуживающая интересы следствия. Сам обвиняемый в неволе не в состоянии, как правило, выпросить у тюремщиков лист бумаги и ручку, на каковые не выделяются ФСИН необходимые средства, чтоб написать апелляционную жалобу на арест и ходатайство следователю о вызове свидетелей. А следователь не приходит месяцами. Он придет лишь для того, чтоб сообщить, что дело передано в прокуратуру и необходимо ознакомиться с его материалами. Затем арестанта станут вывозить в суды. Его будут выгонять из камеры без завтрака в шесть часов утра, четыре или пять часов он проведет в душной прокуренной «сборке», где нет возможности не только работать с документами, а даже просто присесть, вдохнуть воздуха, его посадят в душный или холодный в зависимости от времени года автозак, провезут по пробкам через весь город, с заездом в разные суды и изоляторы, разденут догола, его в лучшем случае обыщет, а в худшем — изобьет дубинками и шокерами судебный конвой, у него не будет возможности развести кипятком свой ИРП — индивидуальный рацион питания, «сухпай», — и хоть как-то пообедать, его сунут в клетку или пластмассовый «аквариум», а уж оттуда он каким-то образом будет вынужден осуществлять свое право на защиту, при этом адвокату, если он есть, запретят к подсудимому приближаться и обмениваться репликами вне зоны слышимости конвоиров, как это случается часто. Арестанта, проделавшего аналогичный обратный путь, возвратят в камеру в два часа ночи, и в шесть утра все начнется сначала. Судья увидит грязного — времени хоть омыться горячей водой не было, потому что воду на ночь отключили, — измученного, нечесаного, невыспавшегося — свободных спальных мест не было — подсудимого, производящего наихудшее впечатление, неспособного связать двух слов, в рваной одежде — нитки и иглы, предусмотренные законом, во многих СИЗО отсутствуют: нет финансирования. Судья презрительно посмотрит на такого арестанта: настоящий злодей, зря ведь не обвинят, выглядит-то так безобразно… а пахнет… и все руками машет и заикается вместо блистательно выстроенной линии обвинения или защиты, как оно прописано в трудах светил юстиции девятнадцатого века. А прокурор — он в галстуке и выглаженном костюме. Следователь — свежевыбрит. И не перекошен от зубной боли. И предыдущей ночью спал дома на диване. И судье станет все понятно. И он вынесет обвинительный приговор. И никто из них не испортит статистики обвинительных приговоров. Даже по тем арестантам, что останутся тверды до последнего и вину свою не признают, если виновными себя не считают. Но только большая их часть сломается на предыдущих этапах. Только ради того, чтоб эта страшная круговерть остановилась. Куда угодно — только отсюда. Где есть свет, доктор, горячая вода, своя кровать, лекарства, ручка, бумага. Ради этого стоит признать вину. Только чтоб закончился кошмар. Водворение в СИЗО — форма давления на подследственного, растаптывания и уничтожения его воли защищать себя, ограничения его возможностей самозащиты, апофеоз палочной системы и обвинительного уклона. Это делается с иезуитским изяществом, чаще без пыток и избиений, если сами такие условия содержания не считать пыткой. Признай вину — и уйдешь отсюда. Хоть куда-нибудь, но только отсюда. Признай вину — и все закончится относительно быстро. За несколько месяцев, а не лет.
и про другое
Оригинал взят у
avva@lj в израильская политика...Очень часто, когда обсуждают текущие события, говорят что-то вроде "вот раньше такое было невозможно, куда мы катимся?". При этом если речь идет о чем-то спорном, и есть два лагеря, то часто оба лагеря полагают, что сейчас все стало намного хуже, чем вот в таком-то прошлом. И часто они оба заблуждаются, оба работают с крайне мифологизированными - в две разные стороны - версиями "прошлого".
То, что произошло сейчас - раненый террорист лежит на земле, вокруг куча армейских офицеров и солдат, обеспечивают безопасность, допрашивают свидетелей итд. Внезапно солдат подходит и стреляет террористу в голову. Вся история попадает в новости, потому что активист левой организации снимает это на видео телефоном. Солдата собираются судить за непреднамеренное убийство, а также отдельно по армейской линии за нарушение правил открытия огня. При этом большинство израильской публики, судя по опросам, поддерживает солдата и считает неправильным вообще его судить и что-то расследовать, а крайне правые активисты и политики чуть ли не записывают главнокомандующего и министра обороны в предатели по этому поводу. Отдельно стоит вопрос о возможной опасности, которую представлял террорист. Одни считают, что на нем под курткой мог быть пояс с взрывчаткой, и что вроде бы он пошевелил рукой, так что солдат решил, что сейчас может взорваться. Другие им возражают, что к моменту вмешательства солдата эту возможность рассмотрели и отбросили его командиры, а на видео видно, как куча людей ходит рядом и никто не боится лежащего террориста, так что очень непохоже, чтобы солдат исходил из этих соображений.
Но обе стороны при этом часто обращаются к прошлому, чтобы подчеркнуть, как сейчас все плохо. Одни говорят, что какой это ужас, как мы пали морально, что нам вообще в голову приходит обвинять в чем-то солдат, которые нас всех защищают от террористов, и сам факт суда показывает, что продажные политики и генералы поддаются нажиму левых журналистов и зарубежных правительств. Раньше такое было невозможно. Другие говорят, что какой это ужас, как мы пали морально, что больше половины народа защищают хладнокровный самосуд, выстрел в голову безоружному и не представляющему опасности пленнику, какой бы он ни был террорист, мы потеряли моральный компас. Раньше такое было невозможно.
То, что произошло сейчас - раненый террорист лежит на земле, вокруг куча армейских офицеров и солдат, обеспечивают безопасность, допрашивают свидетелей итд. Внезапно солдат подходит и стреляет террористу в голову. Вся история попадает в новости, потому что активист левой организации снимает это на видео телефоном. Солдата собираются судить за непреднамеренное убийство, а также отдельно по армейской линии за нарушение правил открытия огня. При этом большинство израильской публики, судя по опросам, поддерживает солдата и считает неправильным вообще его судить и что-то расследовать, а крайне правые активисты и политики чуть ли не записывают главнокомандующего и министра обороны в предатели по этому поводу. Отдельно стоит вопрос о возможной опасности, которую представлял террорист. Одни считают, что на нем под курткой мог быть пояс с взрывчаткой, и что вроде бы он пошевелил рукой, так что солдат решил, что сейчас может взорваться. Другие им возражают, что к моменту вмешательства солдата эту возможность рассмотрели и отбросили его командиры, а на видео видно, как куча людей ходит рядом и никто не боится лежащего террориста, так что очень непохоже, чтобы солдат исходил из этих соображений.
Но обе стороны при этом часто обращаются к прошлому, чтобы подчеркнуть, как сейчас все плохо. Одни говорят, что какой это ужас, как мы пали морально, что нам вообще в голову приходит обвинять в чем-то солдат, которые нас всех защищают от террористов, и сам факт суда показывает, что продажные политики и генералы поддаются нажиму левых журналистов и зарубежных правительств. Раньше такое было невозможно. Другие говорят, что какой это ужас, как мы пали морально, что больше половины народа защищают хладнокровный самосуд, выстрел в голову безоружному и не представляющему опасности пленнику, какой бы он ни был террорист, мы потеряли моральный компас. Раньше такое было невозможно.
И вот в этом видео Линиал вспоминает историю 1984 года, историю об автобусе по маршруту номер 300, когда четверо палестинцев захватили израильский автобус с 40 заложниками. После штурма спецназовцами двое террористов и одна заложница были убиты, а оставшиеся двое взяты в плен; и тогда сотрудники "Шабака" (службы внутренней безопасности) убили этих двоих пленных в пустыне, а тот факт, что вообще кто-то из террористов был взят живым, попытались скрыть от публики и СМИ. Но это не удалось, разразился скандал, который привел в итоге к отставке большой части руководства "Шабака".
Так вот, Линиал говорит, что тогда общество было потрясено происходящим, и был скандал и отставка, а сегодня большинство публики считает даже, что не надо судить солдата; и видит в этом опасное развитие идей фашизма, с которым следует бороться. Действительно ли изменились нравы и мнения в израильском обществе за эти 30 лет? Я сам об этом думал, вспоминал ту историю, и хотел поискать архивы газетных статей, потому что трудно судить о настроениях в обществе по тому, как сложилась политическая схватка на эту тему. Но меня опередили - я нашел хорошую статью на иврите "האם החברה הישראלית "בתהליך התבהמות?. В ней цитируются статьи того времени, с результатами опросов общественного мнения, согласно которым большинство публики и тогда выступало против того, чтобы расследовать действия офицеров Шабака или как-то их наказывать. И это при том, что фактора "а может, пояс со взрывчаткой" тогда вовсе не было (не то, чтобы он сейчас играет особо важную роль, мне кажется - но тем не менее).
Так что похоже на то, что настроения в израильском обществе за прошедшие 30 лет не сдвинулись в сторону "правильно добивать пленных террористов без суда и следствия" - они там и так были уже 30 лет назад. Какой из этого урок извлекать, это уж каждый выбирает для себя.
Так вот, Линиал говорит, что тогда общество было потрясено происходящим, и был скандал и отставка, а сегодня большинство публики считает даже, что не надо судить солдата; и видит в этом опасное развитие идей фашизма, с которым следует бороться. Действительно ли изменились нравы и мнения в израильском обществе за эти 30 лет? Я сам об этом думал, вспоминал ту историю, и хотел поискать архивы газетных статей, потому что трудно судить о настроениях в обществе по тому, как сложилась политическая схватка на эту тему. Но меня опередили - я нашел хорошую статью на иврите "האם החברה הישראלית "בתהליך התבהמות?. В ней цитируются статьи того времени, с результатами опросов общественного мнения, согласно которым большинство публики и тогда выступало против того, чтобы расследовать действия офицеров Шабака или как-то их наказывать. И это при том, что фактора "а может, пояс со взрывчаткой" тогда вовсе не было (не то, чтобы он сейчас играет особо важную роль, мне кажется - но тем не менее).
Так что похоже на то, что настроения в израильском обществе за прошедшие 30 лет не сдвинулись в сторону "правильно добивать пленных террористов без суда и следствия" - они там и так были уже 30 лет назад. Какой из этого урок извлекать, это уж каждый выбирает для себя.
