|
Apr. 9th, 2021|12:57 am |
Жора подписывает последний лист договора,
Шевельнул извилиной и готово,
Паспорт не нужен, а пропуск вот он,
Маршрутные карты пестрой колодой.
И не то чтобы было о чем жалеть,
И не так чтобы сердце стонет,
Просто, почуяв слезу-камедь,
Бабочки грусти щекочут ему ладони.
Ты подумал? -- а что тут думать,
Ты уверен? -- я сыт по горло.
Трубы шепчут рефрен латунный,
Барабанный кожан расперло.
Жора улыбчивую стюардессу
Только спросит, взглядом скользнув за вырез,
Есть ли где у окошка место,
Их язык уклончивый заковырист,
Но словарь лебединой шеи, округлых плеч
Позволяет худо-бедно понять мужчине,
Где ему присесть, рядом с кем прилечь,
Как себя держать взаперти с чужими.
Может быть, уже поздно; все же
Посмотри в окно, неужели
Есть такие на самом деле
Между облак ночных пейзажи?
Аэропорты на глазах становятся старше,
Отвлеченней видом и ниже ростом,
Больше дыр в заборах, в них видно дальше,
Дождь сильней, и молний тревожный росчерк.
Пройден ли уже порог, за которым
Нет возврата? Мысли шуршат, как порох,
Как смешной порошок, отсыревший в мозгу слегка,
Высыпаются из мешка.
Старина, вернись воздушным путем,
Воздух еще надежен, осталась опора в нем,
Даже сквозь временные прощелины
Не нарушено сообщение.
Жора входит в головной вагон электрички,
Не желая присесть, проходит ее насквозь,
В ней мыслеобразы держатся за авоськи,
Не дожидаясь утренний переклички,
Смазаны лица их, словно тому виной
Сифилис или битые пиксели бывших судеб,
Жора к последней двери прижат спиной,
Больше дверей не будет.
Стрелочник черным камнем, без рук, без ног,
Катится под откос, и сердцем его железным
Всходит луна, вполглаза глядит в монокль,
И, раскрывая крылья, висит над бездной,
Как ты хотел -- в апреле горит земля,
Падает нота улиткой с листа на руку,
И навсегда разомкнутая петля,
Больше нельзя по кругу. |
|