| |
[Dec. 10th, 2020|04:02 am] |
Стадо сломанных лодок, спускаясь на водопой,
Не вострило чутких ушей и не опасалось прохожих,
Сквозь ворота всех шлюзов, меж ряжей, на скалы похожих,
Беломорский канал пролегал журавлиной тропой.
Страны-тюрьмы нас держат в ладонях своих, как занозы,
Умирая, мы входим все глубже, и память о нас, как нарыв,
Неизвестно откуда, по нервам каналов, цепляется к мозгу,
Обрывается в боль, журавлиной тропой просквозив.
Только с севера к югу, растерянно кинув в колодцы
К деревянной братве безответный прозительный вскрик,
Журавли или лодки, клюющие звездную россыпь,
Пробираются вниз, на здоровый еще материк,
Снизу девочка плачет -- как сделать ребенка счастливым?
От свисающих слез мокнет хвост, все мутнеет вдали,
Спеть, сплясать, накормить? Эти слезы, как жесткие сливы;
Воскресите всех мертвых: вы знаете, как, журавли.
Ничего, ничего, эта осень -- предвестье потери,
Потому и прекрасна, а что еще есть красота,
Как не память о смерти, не темное зеркало двери,
Не молитва узорчатых трещин в остове моста,
Все равно, как проходите вы, журавли или лодки,
Как сменяетесь снегом, нигде не оставив следа,
Кроме смертного сердца на этом канале коротком,
До Онежского озера льдом обрастает вода,
И для девочек есть снеговик, глаз огонь, нос морковкой,
И для мальчиков есть меч у самого дна подо льдом,
И для мертвых есть надпись по твердой воде монтировкой,
Грубой вязью созвездий, о том, что бывает потом. |
|
|