11:56a |
Эхо девяностых А что Путин? Это ведь, в общем-то, везде... Ну вот жила себе Чукотка, плохо жила, совсем плохо. Пришел новый начальник, дал денег, жить стали сносно, местами даже хорошо. Вот про него и поют песню (нашел у alpaca@lj): "Мы твои фанаты, Роман, славный царь всея Чукотки! Самый-самый-самый человек дорогой, самый модный, самый родной! Бабки ты свои заработал сам!" Ты даже не захочешь, но мы тебя на триста тридцать третий срок выберем. Ну вот и в масштабах страны примерно так же. И кто именно, и где именно - в общем, не так и важно. Эхо девяностых. Upd: Ничего не имею против Абрамовича и его очень достойной работы на Чукотке. Я вообще не о нем, я о нас говорю. |
6:41p |
Находки египетской пустыни Однажды авва Симплициссим, утомившись от квашения капусты, прилег отдохнуть. И случилось так, что место его отдыха вышло ровно посредине между его родной обителью и другой, соседней, с которой была у них давняя пря о моркови. И вот, Симплициссиму отдыхающу, узрели спину его мимоходящи два послушника, ибо лицом он лежал в землю и оставался ими неузнан. Послушников же звали Филолог и Силенций, и решили они, что тело принадлежит монаху из иной обители.
- Зри, брате, како до скотского облика отпадение от капусты и приражение моркови доводит, - изрек Филолог. - Да уж, - согласился с ним Силенций. - Не иначе, морковного сока опился сей несчастный, слепой пастырь незрячих овец! - продолжил Филолог, после чего подробно и многократно обличил его от Писания. - Ноу комментс, - согласно ответствовал Силенций.
И тут прорезался голос самого Симплициссима. Разобрать его речений послушники не могли, ибо говорил авва невнятно, но голос показался им знакомым. - Впрочем, подобен сей в разбойники на дороге Иерихонстей впавшему, - поколебавшись, уточнил Филолог, - и надлежит нам позаботиться о нем! - Не будем его судить! - кратко ответил Силенций. - Ибо сие не в нашей власти, выносить суд человекам, и кто из нас без греха, пусть бросит в него камень, - подхватил Филолог, после чего долго и со вкусом читал на память из Писания. - А то! - согласился Силенций.
После сего послушники решили перевернуть авву, и узрев его лик, немало устрашились, ибо оба они находились у него в подчинении. - Наш авва, - немедля изрек Филолог, - хоть и зде лежащий, но повсюду... - ...наш, капустный! - радостно подхватил Силенций, - и не еретик, и противоестественных грехов чужд! - А что естественных - так на то оно и естество! - радостно добавил Филолог, - греху удобопреклонное и павшее! - Зато кается как наш авва душевно! - возликовал Силенций, - аж самому, на него глядя, хочется!
И с многим ликованием подхватили они своего авву и потащили в обитель, говоря немало иных правильных словес. Путь был неблизок и день был в разгаре, так что скоро заплелся язык Филолога и увяли уши Силенция, но несли они его без устали, и такожде без устали оправдывали от Писания и от Предания, потому как неровен час пробудится от сна Симплициссим да и помянет послушникам их аргументацию. Так и получили сии двое по дороге от самих себя немалое назидание, а в келье Симплициссима припрятано им было и утешение - когда его донесли, разумеется. |