Below are the 20 most recent journal entries recorded in Альма Патер's LiveJournal:

[ << Previous 20 ]

Wednesday, December 24th, 2014
12:23 pm	рыбы и русалки Мне грешному что-то такое помнилось, что потолок в одном из залов дворца Слушков был стеклянный, а над ним – аквариум, в коем плавали рыбы и плескались русалки. С научными целями проверил, кто же это писал – Киркор? Нет, у него без аквариума и русалок. Граф Константы Тышкевич? И у него нет. Оказывается, Владас Дрема, лауреат Национальной премии, почетный доктор Вильнюсской художественной академии и почетный гражданин Вильнюса („Dingęs Vilnius“. Vilnius: Vaga, 1991. P. 342), на голубом глазу.    Давно это было, в самом начале XVIII века, когда не только водились русалки, хотя бы и в аквариумах, но еще помнилось про василиска на Бакште. С тех пор остались одни ангелы. Но много. (Comment on this)
Sunday, November 30th, 2014
12:32 pm	Муравьев и Репетилов Как известно, назначенный в Вильну усмирять мятеж Муравьев местных русских чиновников не жаловал, подозревая в них и коллаборантов, и мягкотелых раздолбаев, по попустительству которых вот это все. А те затаили на него обиду: мы тут, понимаешь, оборону держали от численно и ресурсно превосходящего латинства и полонизма, брошенные и преданные петербургским начальством, и вот, казалось бы, подмога пришла, а эта подмога, прибывшая вместе с Муравьевым, смотрит на нас искоса, исподлобья и оскорбляет в лучших патриотических чувствах низкими подозрениями – уже не говоря об отставках.    Служивший при Назимове начальником особого отделения по политическим делам А. С. Павлов в «Русской старине» изо всех сил удерживался в рамках корректности и в границах официально признанных заслуг графа Муравьева. Однако, засвидетельствовав, что Назимов считал Муравьева только человеком умным (т. е. лишенным чести и других достоинств), присовокупил сноску: «С точки зрения Грибоедовского Репетилова».    А. С. Павлов. Владимир Иванович Назимов. Очерк из новейшей летописи северо-западной России // Русская Старина. 1885, т. XLV. Март. С. 572. Портрет Владимира Ивановича Назимова гравировал И. И. Матюшин (Comment on this)
Saturday, November 29th, 2014
8:22 pm	слон и гипербола Петр Шестаков вспоминал в «Историческом вестнике» анекдоты, гулявшие о Владимире Назимове по Москве, когда генерал-адъютант, будущий виленский генерал-губернатор, был назначен попечителем Московского учебного округа: рассказывали, что при первом посещении Московского университета Назимов, найдя в актовом зале девять ниш, занятых статуями муз, и десятую обнаружив пустую, приказал поставить туда десятую музу, а присутствуя на экзамене из естественной истории и услышав ответ студента, что слон, дескать, в день съедает сто пудов сена, заметил, что это уж слишком много; профессор встрял с пояснениями, мол, это гипербола, ваше превосходительство, а попечитель тогда стал укорять студента: ну как же так, это ж гипербола съедает сто пудов, а вы говорите – слон.    Потом Назимов был назначен в Вильну, где за тридцать с лишним лет до того стоял его лейб-гвардии Преображенский полк, где он и был произведен в первый офицерский чин в 1821 году. В Вильне же он был в 1840–1841 годах председателем особой следственной комиссии, затеявшей было грандиозное расследование колоссального заговора, участниками коего внезапно оказался профессор Мяновский, дерптские студенты – выходцы из нашего лесочка и даже супруга бывшего генерал-губернатора Долгорукого, графиня Забелло по второму мужу. Назимов, при деятельном участии жандарма Ломчевского, убедился, что весь этот заговор – продукт воспаленного воображения тогдашних бастрыкиных и фээсбэшников, разгоряченных перспективами доходов от незатейливого шантажа подозреваемых и карьерного роста, поссорился с генерал-губернатором Мирковичем, но край от террора избавил.  Назначенный в наш лесочек, ему памятный по молодым годам, в наш лесочек, которому он был памятен своей редкой честностью, виленским военным губернатором и управляющим гражданской частью и гродненским, ковенским и минским генерал-губернатором и командующий войсками виленского округа, Назимов положил начало отмене крепостного края, заодно сколько мог содействовал расцвету здешнего Музеума древностей, Виленской археологической комиссии, и по меньшей мере не мешал Кирокору и «Виленскому вестнику». Что и иллюстрирует знаменитый литовский слон в костеле святых апостолов Петра и Павла.    П. Д. Шестаков. Воспоминания о В. И. Назимове // Исторический Вестник. 1891. Март. С. 708. (Comment on this)
Tuesday, October 7th, 2014
10:45 pm	П. Б. Струве в Вильне Вчера утром скорым поездом из Варшавы прибыл в Вильно акад. Петр Бернгардович Струве. На вокзале его встречали представители редакции «Нашего Времени», Союза Русских Инвалидов в Польше, Союза Русских Студентов У. С. Б., Русской Гимназии им. А. С. Пушкина. Среди встречавших и приветствовавших знаменитаго гостя был и проф. М. Здеховский. На вокзале был произведен общий фотографический снимок всех встречавших с гостем в центре. С вокзала на лошадях проф. М. Здеховскаго П. Б. Струве отбыл в гостиницу «Жорж».     Лошадей проф. М. Здеховского под рукой не оказалось, поэтому их замещает конная туристическая аттракция в Кракове. Вокзал до войны был там же, где и нынешний вокзал, построенный по проекту архитектора Петра Ашастина; гостиница «Жорж» - та самая, что была построена Ростворовским, где еще Макс. Волошин в 1910 году, кажется, останавливался, после скандала с репинской кровищем объезжая города с лекцией о жестокости в искусстве, там и сейчас наверху Георгий поражает дракона, а мемориальных табличек там (Grand Duke Palace) как не было, так нет. Обедал Струве в ресторане «Бристоль», где «гостя чествовала вся русская общественность». То ли рестораны тогда были такие большие, что туда вся русская общественность помещалась, то ли всей той русской общественности было столько, что она прекрасно помещалась не только в ресторанчик, но и в фотографический снимок с гостем в центре.  П. Б. Струве в Вильне // Наше Время. 1931. № 154 (232), 4 июля. С. 4. (Comment on this)
Friday, March 7th, 2014
10:29 am	Симфония свободной любви Когда вырасту большой и образумлюсь, специально займусь сравнением рекламы кинофильмов в виленских и ковенских газетах. Складывается впечатление, что в 1910-х годах фильмы в Вильно рекламировались игривее, чем в межвоенные годы. Но в те же межвоенные годы объявления в Вильно были скромнее, чем в Ковно. «Три дочки швейцара» – не слишком завлекательно, разве что для особо игривого воображения.  Так разжечь это воображение может якобы альтернативное название «Симфония свободной любви». Но другую-то часть публики это, чего доброго, может и оттолкнуть. Так их заманит выдернутые из Надсона стихи, превращенные в два романсных четверостишия:         Перекрестных намеков и взглядов игра,       То надежда то ревность слепая;       Незабвенная, полная счастья пора,       На земле – наслаждение рая!..          Голос сердца чуть слышен, за то говорит       Голос крови и мысль опьяняет:       Любит тот, кто безумней желаньем кипит,       Любит тот, кто безумней лобзает...    Но иному читателю память, пожалуй, пожалуй, напоминала про «греховно пылающий жрец распален / Знойной жаждой земных наслаждений», «Нагло бродит теперь по открытым плечам, / Обнаженным бесстыдной рукою» и «миг наслаждения», возвращая к надежде насладиться симфонией свободной любви. Хотя бы на экране. (Comment on this)
Saturday, February 22nd, 2014
9:46 pm	Побоище на вечере Знаете ли вы улицу Линкмяну? О, вы не знаете улицы Линкмяну! Всмотритесь в нее: дома и домики, фирмы и фирмочки, недвижно, вдохновенно стали кусты, газоны, – типичные Шнипишки, – и редкий виленчанин, проносясь в троллейбусе мимо пересечения ея с проспектом Конституции, должно быть, догадывается, мимо чего он проносится. Почему она носила когда-то название «Полировочной»? Полировали там чего-нибудь, наверное. А почему потом была Strycharska? Очевидно, выделялась своими чердаками. Но чердаки ушли в прошлое, как и дикие нравы гостеприимных обитателей улицы, отдаленное представление о которых (как нравах, так и обитателях) дает все та же рубрика «Происшествия» скучной, в общем-то, о ту пору газеты «Виленское утро»:              Побоище на вечере  20-го февраля в квартире Юзефа Рудака (Стрыхарская 6) собрались гости, которые сначала спокойно говорили, пили, ели и танцевали. В полночь среди гостей начался спор, а затем драка. Во время общей драки у Рудака похитили электрические инструменты, револьвер и другие вещи на 1 тыс. злотых. Арестованы Генрик Домбровский (Вилькомирск. 115) и Леон Рогуский (Вилькомирская 105).  Виленское утро. 1927. № 1925, 22 февраля. С. 3.  А на картинке дворец Радушкевича на Кальварийской улице, параллельной, можно сказать, улице Стрыхарской, в том виде, в каком его еще видели Юзеф, Генрик и Леон в натуре, а мы уже видим только на картинках. (Comment on this)
Sunday, February 9th, 2014
9:21 pm	Донелайтис, Пимонов и сало Кто из добрых виленчан не знает этого пышного здания, дом Смаженевича в четыре этажа на главном проспекте, как бы он ни назывался, Георгиевский пр. 22, потом Мицкевича 22, ну, что Константин Короедов спроектировал, а строил Филипович-Дубовик? Театр там был и еще всякого черта, потом сгорел, а внизу магазины, и при советах главный гастроном, причем один все тот же дом, но уже на два номера – 22 и 24 (должно быть, в рамках общей склонности к припискам и улучшению количественных показателей любой ценой), а сейчас там среди прочего опять театр. А кто из добрых виленчан не знает Аристарха Пимонова, старообрядческого деятеля, предпринимателя и филантропа? Ему тут в межвоенной Вильне и то принадлежало, и это, кажется, один из кинотеатров тоже, и на то он деньги давал, и сенатором был. А до того, как он стал сенатором, у него пропало сало (сам бы не додумался, во-первых, что в XX веке в центре города были погреба, во-вторых, что в них было сало – хотя бы и ненадолго задерживалось). О чем известила скучная о ту пору газета «Виленское утро» в рубрике «Происшествие»:       Сало        У А. Пимонова (Мицкевича 22) похищено с погреба сало и мясо на 350 злот.       Виленское утро. 1927. № 1912, 9 февраля. С. 4.  Иллюстрирует эту леденящую в жилах кровь заметку пустой постамент из-под нашего Донелайтиса. Он не сало, его отреставрируют. (Comment on this)
Sunday, January 5th, 2014
6:01 pm	Миколо Шульцо гатве Живешь как в лесу, а между тем, оказывается, в Вильнюсе есть улица имени архитектора Шульца. Того самого, который столь прекрасно оформил кабинеты деканата филологического факультета ВУ на третьем этаже.  Примерно такая. (Comment on this)
Saturday, January 4th, 2014
10:29 am	наших струмени родзица Нет слов, чтобы объяснить, до чего изумителен «Конрад Валленрод», не только по бездне сюжетов и мотивов, то-то оттуда кому что надо было черпали, но как объяснить, до чего изумителен, разве что сравнить его, например, с какой-нибудь из корон британских королей: совершенная структура, но и по отдельности бриллианты с бриллиантами. Особый, конечно, бриллиант «Вилия, наших струмени родзица». Как Майронис перевел: „Vilija, mūsų upelių matutė“, или у Кудирки: „Vilija mūsų motina upelių“. Надежда Дурова это читала, а Пушкин на вступлении остановился, на 39 начальных стихах, так что, может, и не дошел. На русский песню можно и не переводить, и так все понятно: струятся же Нарочь, Жеймяна, Вильня, Воке, вот они струмени, а Вилия им, конечно, родзица. Асеева перевод попался:                    Вилия – мать родников наших чистых,                   Вид ее светел и дно золотисто,                   Но у литвинки, склоненной над нею,                   Сердце бездонней и очи синее.    Владислав Ходасевич правильно, наверное, писал, что ни одного из двух-трех русских переводов нельзя дочитать: «В лучшем случае – все стерто, сплющено, лишено энергии, силы, остроты, глубина. В худшем – просто переврано, искажено, обессмыслено». И дальше про то, что «Конрад Валленрод» написан тем божественно прозрачным стихом, какой видим в лучших созданиях Пушкина, в Полтаве, в „Для берегов отчизны дальней“ » (Возрождение. 1927. № 905, 24 ноября). Вот именно. Красотища же, бриллиант бриллиантом (Томас Венцлова написал бы не меньше абзаца про str, rdz, złc и src):                    Wilija, naszych strumieni rodzica,                    Dno ma złociste i niebieskie lica;                    Piękna Litwinka, co jej czerpa wody,                    Czystsze ma serce, śliczniejsze jagody.  И т. п., эротика, межэтнические отношения, нарциссы и тюльпаны, проблемы глобализации и массовой эмиграции, знаменитый мотив «литовской пленницы».    Но вот что характерно: Вилия, оказывается, не только «наших струмени родзица», но и наших архитекторов гробница: мало того, что, как общеизвестно, в бурных волнах Вилии закончилась жизнь славного нашего профессора Михала Шульца в тот самый день, когда вечером в Закрете начался знаменитый бал, на котором Александр узнал о переправе Наполеона через Неман (Неман, конечно, тоже фигурант песни про Вилию), так еще, оказывается, и Жозеф Пусье, губернский архитектор, творец кордегардий на Лепкальнё и в конце Басанавичяус, – на картинке одно из того немного, что после него осталось, – а также ампирных ворот католической духовной семинарии в бывшем кармелитском монастыре, не говоря про сад генерал-губернаторского дворца, тоже утонул в Вилии, спасая, как пишут в компилятивном шестом томе про архитектуру и архитекторов в компилятивной „Encyklopedii Ziemi Wileńskiej“ под редакцией хорошо нам всем знакомого Мечислава Яцкевича (Bydgoszcz: Towarzystwo Miłosników Wilna i Ziemi Wileńskiej, 2006), тонувших в наших струмени родзице. Надо будет на досуге разобраться, во-первых, что там в августе 1821 случилось, и в отношениях Вилии с архитекторами, в частности. (Comment on this)
Friday, January 3rd, 2014
7:01 pm	виленская нумерология Живешь как в лесу... А между тем удивительные вещи открываются при внимательном изучении краткой адресно-справочной книги на литовском языке „Vilnius“, изданной Профиздатом при ЛРСПС в далеком 1960 году: оказывается, во дворце Бжостовских, там, где сейчас оптика и аптека, по адресу Университето 2, была «Пивная № 2» („Alinė Nr. 2“), а на Дзержинского 98 – «Пивная № 3» („Alinė Nr. 3“). Где же № 1? Должно быть, ее скрыл от американских шпионов означенный в метрике спецредактор В. Шакочюс. Та же участь постигла пельменные № 1, 2, 5 и 6: имеются только „Koldūninė Nr. 3“ на Дзержинского, „Koldūninė Nr. 4“ на Кауно и „Koldūninė Nr. 7“.  Выходили, значит, клиенты из той пивной № 2, и тут же неверной походкой в ближайшую браму, чтобы... но люди благовоспитанные не станут провожать их ни зрением, ни слухом, а задумаются о своей отдельной свистопляске (в тренде в этом сезоне боевой гопак, но люди благовоспитанные далеки от быстропреходящих злоб мира сего) с закусочными, которые начинаются внезапно с № 5,потом №№ 6, 7, 8, девятой и тринадцатой нет, а 10, 11, 12 и 14 есть, и с буфетами: на Партизану был буфет № 119, в Ерузале – № 104, но вообще их в списке всего 8, из них два в Новой Вильне. (1 Comment |Comment on this)
Wednesday, January 1st, 2014
1:57 pm	Спорные вопросы василисковедения В 2014 году исполняется 290 лет преданию о виленском василиске: согласно научным изысканиям, впервые оно было зафиксировано в первом томе научного сочинения профессора Академии и Университета Виленского Общества Иисуса Адама Игнация Нарамовского „Facies rerum sarmaticarum in facie Regni Poloniae Magniq Ducatus Litvaniae gestarum“, изданном в иезуитской же типографии в 1724 году.    С другой стороны, ксендз Нарамовский сообщил, что василиск объявился в правление короля Сигизмунда Августа, то есть где-то между 1530 и 1572 годами. 1544 год не очень подходит, какая-то несимпатичная дата (470 лет, и в сумме 11), 1554 года тоже (460 лет), а вот 1564 год очень даже ничего, 450 лет. Поэтому 2014 год надо считать юбилейным годом – годом 450-летия появления василиска в Вильне и 290-летия первого упоминания в письменных источниках. (Comment on this)
Monday, November 18th, 2013
2:02 pm	Редкий Мурильо Александр Исбах, он же И. А. Бахрах (между прочим, уроженец Двинска), в литературном портрете Владимира Луговского занимает позицию подчиненную по отношению к герою: тот-то и пообразованнее был, и за границами бывал, все равно как Маяковский или Эренбург, так что, когда проезжали Новогрудок, «рассказывал нам о жизни великого польского поэта, друга Пушкина» – откуда ж знать хоть что-то про Мицкевича вапповцу, образование получившему в Институте красной профессуры, и вся жизнь в борьбе за пролетарскую литературу, пока самого за буржуазный национализм и сионизм не посадили. В Вильно во время польского похода Исбах с Луговским (а также Долматовским и Кирсановым) не только «Боевое знамя» выпустили:       ... В последний день пребывания в Вильно мы зашли в знаменитый виленский собор. Шла служба. Впереди, у алтаря развевались красные одежды кардинала.       Володя сразу уставился на картины, висевшие в соборе, и не отрывал от них восхищенного взгляда.      Молящиеся (их было не так уж много) оглядывались на нас. Наша военная форма смущала их. Мы вышли, едва оттянув Луговского от картин.       – Мурильо – сказал он нам восхищенно. – Вы понимаете, ребята? Редкий Мурильо...    Скорее всего красный профессор Исбах с Долматовским мало что поняли, но виду не подали. Мне же грешному все тут, кажется, понятно: во-первых, знаменитый виленский собор – это, конечно, кафедральный собор Св. Станислава и Владислава; во-вторых, кардинал Аугуст Хлёнд уже 14 сентября покинул Польшу и 19 сентября был в Ватикане, а чтобы 72-хлетний кардинал Адам Стефан Сапега во время еще не закончившихся боевых действий решился из Кракова добираться неизвестно зачем до Вильно – маловероятно, так что развевались, скорее всего, никакие не красные одежды кардинала, а в лучшем случае фиолетовые архиепископа митрополита Ромуальда Ялбжиковского, да и то проверить надо, где был последний в те дни. Ну и, наконец, Мурильо. Кто бы сомневался, что речь идет о большой копии «Непорочного зачатия» (каковых Мурильо понаписал уйму, что-то вроде того или этого), выполненной в Париже Каролем Рафаловичем (1830 или 1831 – 1861), как писал Юлиуш Клос: Рафалович учился в петербургской Академии художеств в 1855–1859 годах и потом совершенствовался в Париже. А куда этот Мурильо Рафаловича делся? Нет вопросов: из одного только дворца Умястовских на Трокской улице советы в 1939 году вывезли 33 грузовика ваз, ковров, зеркал, картин.   А. Исбах. На литературных баррикадах. Москва: Советский писатель, 1964. С. 350.  Wilno. Przewodnik krajoznawczy Juliusza Kłosa, Prof. Uniwersytetu St. Batorego. Wydanie trzecie poprawione po zgonie autora, Wilno: Grafika, 1937. S. 120. (Comment on this)
Sunday, November 17th, 2013
9:42 pm	Борьба с твердыми знаками Итак, что ж там было в Вильно в сентябре 1939 года, по Долматовскому, когда не вышла газета «Русское слово» с шапкой: «Советские войска наступают. Гитлер застрелился», если подробнее, чем уже было сказано (а то в этих ваших интернетах ничего никогда не найдешь):        Итак, мы должны выпустить газету. Пока есть только название – «Боевое знамя», это название одной из армейских газет, несколько сотрудников которой оказались сейчас в Вильно. Кроме нашей «Песни красных полков», еще нет ни одной строчки материала. Нас всего семеро, и мы отправляемся на улицы Вильно в поисках материала для газеты. Через два часа Луговской приносит несколько красноармейских заметок.       Он диктует их громовым голосом насмерть перепуганной машинистке, требуя, чтобы она не ставила ятей и твердых знаков. Бедная девица принимает валерьянку, плачет и просит, чтобы ее отпустили домой.       Борьба с твердыми знаками оказывается не такой уж легкой. Первая гранка, полученная нами из типографии, набрана явно в дореволюционном стиле. Луговской с Кирсановым отправляются в типографию и вскоре возвращаются с черными ладонями. Со старой орфографией они поступили довольно решительно: выкинули из касс все яти и твердые знаки.       Веселая это была ночь! Среди наборщиков оказалась какая-то сволочь, все время вставлявшая в наш материал совершенно не соответствующие ему фразы. Красноармейцы-азербайджанцы поставлены около каждого реала, но по-русски читать они не могут и контроль осуществляют только своим грозным видом.       Наконец номер подписан. Шесть часов утра, когда особенно хочется спать – ведь мы не спали с самого семнадцатого сентября, – но поспать нам не удается. Издатель газеты и несколько ее сотрудников неотступно ходят за нами и уныло канючат: они ничего плохого не писали о Советском Союзе, обожают советскую власть, просят снисхождения и прощения. Между прочим, кроме последнего, так и не вышедшего номера газеты, ни одного предыдущего номера в редакции нет. Словно газета раньше и не выходила. Но мы напускаем на белогвардейцев старшего по званию и самого грозного с виду, Владимира Александровича. Он требует положить на стол комплект «Русского слова». Дрожащие белогвардейцы вытаскивают откуда-то из подвалов комплекты. Боже, чего только там не написано! Впрочем, авторы были осторожны и подписывались исключительно псевдонимами. Но найденная одним из журналистов гонорарная ведомость разоблачает авторов пасквилей. Они продолжают ныть и просить прощения, что-то объясняют, а потом по одному стараются улизнуть из редакции.       Но у входа стоят красноармейцы, преграждая дорогу штыком.    Не придумал, чем бы можно было бы это проиллюстрировать, кроме как видом гостиницы «Жорж», в вестибюле которой Исбах в те дни нашел телефонную будку, из которой чудом связался с редакцией «Правды» и сообщил, что первым вступил в Вильно комдив Черевиченко.     Евгений Долматовский. Предвоенные годы // Страницы воспоминаний о Луговском. Сборник. Сост. Е. Л. Быкова. Москва: Советский писатель, 1981. С. 157–158. (Comment on this)
Wednesday, November 13th, 2013
11:46 pm	Гитлер застрелился Для полноты впечатления от «Боевого знамени» на базе газеты Котляревских оставлю под рукой отрывок из воспоминаний Долматовского, а то в этих ваших интернетах вечно чего мне грешному надо не найдешь, пока сам чего не положишь. Так вот:  Дивизионный комиссар Евгений Рыков ставит перед журналистами и писателями задачу – так как газеты вряд ли будут доставлены вовремя в первые дни занятия Вильно, надо немедленно выпустить советскую газету на местной базе.      А что это за база? Оказывается, в Вильно еще вчера был выпущен последний номер белогвардейской газеты «Русское слово». По имеющимся данным, типография в полном порядке, надо только собрать наборщиков и к утру выпустить газету. Нам придают шесть красноармейцев-азербайджанцев, между прочим почти не умевших говорить по-русски. Мы идем занимать здание редакции и типографии. Здесь Луговской, Исбах, Кирсанов и несколько молодых политруков из красноармейских газет.      Мы застаем белогвардейскую редакцию почти в полном составе – убежал только редактор. Сопровождаемые красноармейцами-азербайджанцами, сотрудники белогвардейской газеты садятся в наш грузовик, чтобы объехать город и собрать наборщиков, метранпажей и печатников. Последний и уже не вышедший номер белогвардейской газеты лежит, набранный, на реалах. Первый привезенный в типографию полиграфист оттискивает полосы. Мы отдаем их Луговскому, весело заявившему, что он уже знаком с подобными изданиями по Парижу и очень интересно будет определить обстановку по той оценке, которую ей дают белогвардейцы в своей газете.      На первой странице было набрано огромными буквами: «Советские войска наступают. Гитлер застрелился».      Эта газетная «шапка» приносит нам немало веселья. Набранная 19 сентября 1939 года, она окажется правдой лишь 30 апреля 1945...  Недореализованный вид Педагогического института как яркого акцента нового, социалистического Вильнюса не для привлечения внимания, а для постановки вопроса: а он тоже приснился Гедимину, как и Долматовский, Исбах, Кирсанов, Луговской и дивизионный комиссар Евгений Рыков? Вот в «Русском слове» дар предвидения, как видно, имелся.    Евгений Долматовский . Предвоенные годы // Страницы воспоминаний о Луговском. Сборник. Сост. Е. Л. Быкова. Москва: Советский писатель, 1981. С. 156–157. (Comment on this)
Thursday, November 7th, 2013
10:17 pm	центр мракобесия Специальный корреспондент газеты «Правда» Яков Цветов, по совместительству батальонный комиссар, командированный в июне 1940 года (вместе с остальными 150 тысячами красноармейцев) освещать социалистическую революцию в Литве, довольно таки душевно описывал Старый город, от которого в рамках создания прекрасной столицы Советской Литвы ничего не должно было остаться: Как на старинных гравюрах: глухие стены, слуховые оконца, старые бойницы. Ветхие дома с деревянными подпорками. Крыши, поросшие мхом. Сорванные с петель ворота. Вот лавочка. В витрине, наполовину заколоченной фанерой, выставлены сыр, гуталин, хлеб, уксус, мыло, колбаса...   Поневоле на ум приходят «и кинокамеры, и французские ликеры, и детективные романы, и туалетная бумага» в сотнях машин, брошенных немцами «на большой площади» в июле 1944 года в Вильнюсе, согласно «Люди, годы, жизнь». Несколько иначе в «Буре»: площадь перед большим зданием, где располагался немецкий штаб, была завалена автоматами, касками, книгами, ящиками с гранатами, с сигаретами, с мылом, с орденами, и какой-то солдатик подобрал баночку с затейливой этикеткой – французский крем от загара.    Что до Цветова, то он особенно отжег польскими плутократами и мракобесием:  Польские плутократы стремились превратить Вильнюс в центр мракобесия, чтобы легче было полонизировать край. Они построили много часовен, монастырей, костелов. Рядом с ними жалкими, убогими выглядят старая пивоварня, низкие корпуса текстильной фабрики «Линас», цехи стекольного завода.  Я. Цветов. Вильнюс – столица Литовской ССР // Правда. 1940. № 279 (8325), 7 октября, с. 4. (Comment on this)
Thursday, October 10th, 2013
10:10 am	10 10 10 10 Живешь как лесу, а между тем, оказывается, в сентябре 1910 года была закончена перестройка зрительного зала в виленском Городском зале, ныне известном как Филармония (Константин Короедов, 1902), с приспособлением для театральных спектаклей, и надо же – 10 10 1910, к тому же в доме № 10 (это он сейчас под № 5), может быть еще и в 10 вечера, вспыхнул пожар и погасили его только под утро, так что все здание выгорело дотла и пришлось ремонтировать. Соседний Grand Hotel, где ныне филармонический пассаж, уцелел, только жившие там актеры дымом отравились. Надо бы разобраться, коренится ли происшествие в классовой борьбе, межэтнических конфликтах или происках конкурентов, или предполагалась постановка слабомалоприемлемой для Небесной канцелярии модернистской пьесы, или просто, но умом непостижимо, но календарная комбинация десяток столь пожароопасна, так что и святой Флориан (вот как раз на картинке он белый белой водой из белого кувшина тушит белый пожар) иной раз не в силах уберечь. Vida Bakutytė. Vilniaus miesto teatras: egzistencinių pokyčių keliu. 1785–1915. Vilnius: Lietuvos kultūros istorijos institutas, 2011, p. 413. (Comment on this)
Saturday, September 28th, 2013
8:57 pm	Подлинная история виленского василиска Схема трансляции нарративов о варшавском и виленском василисках: сперва доктор Мозанус из Касселя написал Йоганну Пинциру про события в Варшаве, коим был свидетелем, из Пинцира эту историю недобросовестные издатели вставили в посмертные издания трактата Epitome scientae naturalis виттенбергского медика Даниеля Сеннерта, а оттуда ее позаимствовал Миколай Хвалковский (1686). Ну и дальше она распространялась на латыни, потом по-польски и на немецком, английском, русском. Между тем Нарамовский взял ее у Сеннерта и Хвалковского и добавил к ней историю Ex MSS (т. е. ex manuscriptis) про виленского василиска (1724). И этот диптих через Лапчинского (1739) попал к Вуйцицкому (1830) и в таком виде передавался дальше на польском.   С Теодора Нарбута начинается совершенно другая традиция: сославшись на сомнительную Descriptio historica brevis civitas vilnensis (где еще такое же сомнительное сочинение Яна Сковронского упоминается), он дал новую версию, отдаленно напоминавшую варшавскую историю, и ложную ссылку на Нарамовского (1856). А Киркор пересказал все по-своему (1856). А доктор Загорский расцветил и усложнил сюжет Киркора, повторив ложную ссылку Нарбута на Нарамовского. Ну и в итоге в издательстве Nieko rimto вышла еще одна симпатичная книжка Vilniaus padavimai, с иллюстрациями Андрюса Сясельскиса и текстом пересказа Жукаускаса (P. Vingis) «предания» Владислава Загорского, где доблестный юноша (и мы) имеет дело с сяубунасом. (Comment on this)
Sunday, July 28th, 2013
11:08 am	Из истории Партии Жуликов и Воров Некоторые вольнодумцы сгоряча полагают, что гомерическое воровство в соседней державе то ли с ЕБН, то ли с ВВП началось, однако отечественная история трактует эти вопросы иначе. Вот, например, Иван Лобойко вспоминает, как при нашествии Наполеона в Крыму в собрании дворянства, «которого половину составляли татарские мурзы», прочитано было воззвание Императора Александра к российскому народу. Таврическая губерния, пишет Лобойко, «как малолюдная, освобождалась от рекрутского набора; требовали от ней денежного пожертвования. „Нет, – сказали татары как один, – уж денег-то мы не дадим. Бог знает, дойдут ли они в руки к Государю, а мы все готовы стать под ружье, начиная от шестнадцатилетнего юноши и до шестидесятилетнего старика, и идти в поход, куда прикажут“».  И. Н. Лобойко. Мои воспоминания. Мои записки. Вступ. статья, подгот. текста, сост. библиогр. списка и коммент. А. И. Рейтблата. Москва: Новое литературное обозрение, 2013. Серия: Россия в мемуарах. 328 с.: ил. ISBN 978-5-4448-0067-6. С. 42.    Что-то там такое вспоминается из анекдотов Моравского, кажется, как некий виленский вельможа вскоре после первого раздела Речи Посполитой на обеде у свеженазначенного российского начальника стал рассовывать по карманам серебряные вилки, а высказанное хозяином недоумение верноподданнически разъяснил, – мы ж теперь, мол, россияне, подданные ЕИВ: оближ! (Comment on this)
Monday, April 22nd, 2013
12:09 pm	Поэт высокий, опьяняться словом Как пишут в интернетах, в апреле 1916 года Константин Бальмонт пребывал во Владивостоке, раздумывая, а ехать ли в Японию. Это же после Австралии, где хорошего мало оказалось: «мучительное впечатление», «невыносимая тоска» и проч. Стоило ли подвергать испытаниям свою нежную поэтическую душу? Но 22 апреля (по юлианскому календарю) во Владивосток приехала Елена Цветковская, и Япония состоялась. 95 лет спустя, 12 мая 2011 года (по григорианскому календарю), в Вильнюсе открыли памятник Бальмонту. Без всякой видимой связи с Японией. Летели дни, крутясь проклятым роем, и уже 22 апреля с. г. (по тому же григорианскому) незримая сила повлекла меня грешного к Бальмонту, затерянного среди деревьев Зверинца, медленно пробуждающихся под неумолчных щебет незримых, как та сила, птиц, после зимней спячки. Без всякой видимой связи с Японией. Но с соображением в своей голове о том, что шаблонные черты древних литовцев в исторических романах и повестях – необычайное хлебосольство, гостеприимство, простодушие, близость к природе и граничащая с дикостью непосредственность едва тронутых цивилизацией обитателей непроходимых лесов со своим неизменным алюсом внезапно прорезалась в бальмонтовском «Польскому поэту Яну Лехоню» (первая публикация, как и других пропагандистских стихов по Виленскому вопросу, – в литовской газете „Lietuvos aidas“, которая, как мы понимаем, обычно стихов на русском на печатала, по-русски и в переводе Людаса Гиры 17 ноября 1928 года):         Ты говоришь – когда, тому столетья,         Пришли Поляки в Вильну, этот город         Был городьбой Литвинов полудиких,         Поляки же украсили ее.          [...]         А что до полудиких, я не знаю,         Кто более был дик в веках тех темных: –         Охотник пущ, простой и хлебосольный,         Или, прибывший в лес, надменный пан. Обращала ли внимание почтенная публика на то, что Бальмонт стоит, в сущности, предполагаемой задницей к Посольству Российской Федерации? (Comment on this)
Tuesday, November 6th, 2012
8:02 pm	Состояние осенней депрессии, когда конца-края нет опрометчиво начатой внезапно оказавшейся большой работы с перелопачиванием уймы никому ненужного материала и льет дождь, и лекции неожиданно становятся праздником и приятным развлечением, прекрасно усугубляют серые в прямом и переносном смысле столбцы «Литовского курьера» позапрошлого века (не в пример «Литовскому курьеру» первой половины прошлого века и даже «Литовскому курьеру» наших дней). О чем, например, писал «Литовский Вестник» 178 лет тому назад, в 1834 году? С поправкой на разницу в календаре не получается: газета выходила два раза в неделю, по пятницам (тогда 16 ноября) и вторникам (то есть 20 ноября), недолет и перелет. Поэтому берем номер за 6 ноября по старому стилю и, отчихиваясь с того дождя, усугубляем состояние осенней депрессии всякой понятной ерундой, например, о том, что 12 октября жители древнего города Владимира были осчастливлены Высочайшим прибытием Государя Императора, в Москве в воспоминание изгнания неприятельских войск из древней столицы в 1812 году 14 октября учинен был крестный ход, а 31 октября происходило открытие Виленского благородного пансиона при участии генерал-губернатора князя Николая Андреевича Долгорукова, и в особенности ерундой непонятной. Например, неведомый колумбийский генерал Мантелли вчера занимался в отделении иностранных дел, сообщалось под датой 22 октября в рубрике «Великобритания и Ирландия». С Францией еще хуже: 28 октября герцог Деказ не принял составления нового кабинета. Зато по известиям из Алжира, тамошний климат вовсе не благоприятствует генералу Друэ, который там почти не оставляет кровати. Ну хоть что-то жизненное. И к чему все это? Sapienti sat. Святой Христофор для привлечения внимания, парадокса (покровитель города V, а стоит почему-то в Риге и называется на тамошнем наречии Lielais Kristaps) и молитвы: Святой Христофор, зовись ты хоть Большим Кристапом, избавь наш город от дождей и депрессии! (Comment on this)