HANDWRITTEN
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends]
Below are the 20 most recent journal entries recorded in
Альма Патер's LiveJournal:
[ << Previous 20 ]
Sunday, November 23rd, 2014 | 7:42 pm |
город ангелов чуть было не забыл сказать, что Вильнюс – город ангелов, и воззвать к любезному читателю:
О любезный читатель! Чувствуешь ли ты ангела в себе? Ощущаешь ангельское начало?
| Saturday, May 24th, 2014 | 8:53 pm |
петух и яйцо Вот в Лондоне уж петух так петух. Синий-пресиний. Как чорт. Как васильки. Как Blaue Reiter. Как не знаю что. Например, как синие глаза в одном стихотворении за гранью. Зато в Вильнюсе уж яйцо так яйцо. Яркое, пестрое, узорчатое. Как моя жизнь. Или неизвестно что. Неизвестно, что круче.
| Saturday, March 1st, 2014 | 10:29 pm |
христофора капелька Если приглядеться как следует к ногам Большого Кристапа, того самого, на набережной Даугавы, известного в нашем лесочке на берегах Вилии как святой Христофор, то становится ясным, в частности, происхождение янтаря.
Легенда гласит, что однажды ночью маленький мальчик пришел к реке и попросил великана, несшего нелегкую службу переносчика через реку, переправить его на тот берег. Напрашивающиеся метафизические, морализаторские и прочие интерпретации реки зла, потока дезинформации и всего такого оставим пока в стороне, на первое возвратимся: несмотря на бушевавшую бурю, силач ребенку не отказал, а зажег свой фонарь (греческой, должно быть, работы), посадил на плечо дитя, взял свободной рукой орудие, служащее, по обстоятельствам, то дубиной, то посохом, и вошел в стремительные воды Даугавы. По дороге ноша его становилась все тяжелее и тяжелее, и от натуги из голеней Христофора выступили капельки чего-то такого, ни то пота, ни то крови, и сочились в воду, а вода несла их в Даугаву, и вот если там где-нибудь в Юодкранте или Паланге попадется тебе, о любезный мой читатель, янтарик, так так и знай: это христофора капелька. P. S. С тех пор Христофор оставил службу переносчика на Даугаве и отправился хранить наш город. Но это уже другая история.
| Sunday, February 9th, 2014 | 9:21 pm |
Донелайтис, Пимонов и сало Кто из добрых виленчан не знает этого пышного здания, дом Смаженевича в четыре этажа на главном проспекте, как бы он ни назывался, Георгиевский пр. 22, потом Мицкевича 22, ну, что Константин Короедов спроектировал, а строил Филипович-Дубовик? Театр там был и еще всякого черта, потом сгорел, а внизу магазины, и при советах главный гастроном, причем один все тот же дом, но уже на два номера – 22 и 24 (должно быть, в рамках общей склонности к припискам и улучшению количественных показателей любой ценой), а сейчас там среди прочего опять театр.
А кто из добрых виленчан не знает Аристарха Пимонова, старообрядческого деятеля, предпринимателя и филантропа? Ему тут в межвоенной Вильне и то принадлежало, и это, кажется, один из кинотеатров тоже, и на то он деньги давал, и сенатором был. А до того, как он стал сенатором, у него пропало сало (сам бы не додумался, во-первых, что в XX веке в центре города были погреба, во-вторых, что в них было сало – хотя бы и ненадолго задерживалось). О чем известила скучная о ту пору газета «Виленское утро» в рубрике «Происшествие»: Сало У А. Пимонова (Мицкевича 22) похищено с погреба сало и мясо на 350 злот. Виленское утро. 1927. № 1912, 9 февраля. С. 4. Иллюстрирует эту леденящую в жилах кровь заметку пустой постамент из-под нашего Донелайтиса. Он не сало, его отреставрируют.
| Monday, November 25th, 2013 | 7:13 pm |
оловянный зной мозольного писательского труда «Над фальшивой образностью, сбивающей с тропы воображением, – неодобрительно писал в далеком 1924 году Чеслав Янковский, рецензируя в виленском «Слове» (точнее, „Słowie“) научное сочинение Станислва Пигоня о процессе филаретов, – висит оловянный зной мозольного писательского труда».
Прошли годы. Уж сейчас вряд ли в ежедневной газете встретишь рецензию на научное сочинение, тем более такого пера, как было у Янковского, про которого и самого уже научные сочинения пишут. Зато на бывшей улице Виленской есть пузо удачи. Потер на всякий случай, мало ли. От удачи еще никто не умирал
| Tuesday, November 19th, 2013 | 3:46 pm |
аркады Летом, наверное, актуально звучало бы четверостишие из известного (по крайней мере известного мне грешному) стихотворения «В Вильнюсе», написанного в июле 1969 года Всеволодом Рождественским: Нет в знойном городе прохлады, Он тяжким полднем разогрет... Прими меня в свои аркады, Старинный университет! А зимой, тем более в выходные дни, всегда приятно чисто платонически воззвать к тому самому университету, слегка актуализовав стихи, по погоде: В замерзшем городе не надо Искать, где лучше места нет: Прими меня в свои аркады, Старинный университет! Рождественский тайно город посетил или с кем-то встречался? Где останавливался, ночевал, что и как? Где мемуары добрых виленчан? Как местная печать освещала поездку? – дайте ответы. Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух... | Monday, November 18th, 2013 | 2:02 pm |
Редкий Мурильо Александр Исбах, он же И. А. Бахрах (между прочим, уроженец Двинска), в литературном портрете Владимира Луговского занимает позицию подчиненную по отношению к герою: тот-то и пообразованнее был, и за границами бывал, все равно как Маяковский или Эренбург, так что, когда проезжали Новогрудок, «рассказывал нам о жизни великого польского поэта, друга Пушкина» – откуда ж знать хоть что-то про Мицкевича вапповцу, образование получившему в Институте красной профессуры, и вся жизнь в борьбе за пролетарскую литературу, пока самого за буржуазный национализм и сионизм не посадили.
В Вильно во время польского похода Исбах с Луговским (а также Долматовским и Кирсановым) не только «Боевое знамя» выпустили:
... В последний день пребывания в Вильно мы зашли в знаменитый виленский собор. Шла служба. Впереди, у алтаря развевались красные одежды кардинала.
Володя сразу уставился на картины, висевшие в соборе, и не отрывал от них восхищенного взгляда. Молящиеся (их было не так уж много) оглядывались на нас. Наша военная форма смущала их. Мы вышли, едва оттянув Луговского от картин.
– Мурильо – сказал он нам восхищенно. – Вы понимаете, ребята? Редкий Мурильо... Скорее всего красный профессор Исбах с Долматовским мало что поняли, но виду не подали. Мне же грешному все тут, кажется, понятно: во-первых, знаменитый виленский собор – это, конечно, кафедральный собор Св. Станислава и Владислава; во-вторых, кардинал Аугуст Хлёнд уже 14 сентября покинул Польшу и 19 сентября был в Ватикане, а чтобы 72-хлетний кардинал Адам Стефан Сапега во время еще не закончившихся боевых действий решился из Кракова добираться неизвестно зачем до Вильно – маловероятно, так что развевались, скорее всего, никакие не красные одежды кардинала, а в лучшем случае фиолетовые архиепископа митрополита Ромуальда Ялбжиковского, да и то проверить надо, где был последний в те дни. Ну и, наконец, Мурильо. Кто бы сомневался, что речь идет о большой копии «Непорочного зачатия» (каковых Мурильо понаписал уйму, что-то вроде того или этого), выполненной в Париже Каролем Рафаловичем (1830 или 1831 – 1861), как писал Юлиуш Клос: Рафалович учился в петербургской Академии художеств в 1855–1859 годах и потом совершенствовался в Париже. А куда этот Мурильо Рафаловича делся? Нет вопросов: из одного только дворца Умястовских на Трокской улице советы в 1939 году вывезли 33 грузовика ваз, ковров, зеркал, картин. А. Исбах. На литературных баррикадах. Москва: Советский писатель, 1964. С. 350. Wilno. Przewodnik krajoznawczy Juliusza Kłosa, Prof. Uniwersytetu St. Batorego. Wydanie trzecie poprawione po zgonie autora, Wilno: Grafika, 1937. S. 120. | Sunday, November 17th, 2013 | 9:42 pm |
Борьба с твердыми знаками Итак, что ж там было в Вильно в сентябре 1939 года, по Долматовскому, когда не вышла газета «Русское слово» с шапкой: «Советские войска наступают. Гитлер застрелился», если подробнее, чем уже было сказано (а то в этих ваших интернетах ничего никогда не найдешь): Итак, мы должны выпустить газету. Пока есть только название – «Боевое знамя», это название одной из армейских газет, несколько сотрудников которой оказались сейчас в Вильно. Кроме нашей «Песни красных полков», еще нет ни одной строчки материала. Нас всего семеро, и мы отправляемся на улицы Вильно в поисках материала для газеты. Через два часа Луговской приносит несколько красноармейских заметок. Он диктует их громовым голосом насмерть перепуганной машинистке, требуя, чтобы она не ставила ятей и твердых знаков. Бедная девица принимает валерьянку, плачет и просит, чтобы ее отпустили домой. Борьба с твердыми знаками оказывается не такой уж легкой. Первая гранка, полученная нами из типографии, набрана явно в дореволюционном стиле. Луговской с Кирсановым отправляются в типографию и вскоре возвращаются с черными ладонями. Со старой орфографией они поступили довольно решительно: выкинули из касс все яти и твердые знаки.
Веселая это была ночь! Среди наборщиков оказалась какая-то сволочь, все время вставлявшая в наш материал совершенно не соответствующие ему фразы. Красноармейцы-азербайджанцы поставлены около каждого реала, но по-русски читать они не могут и контроль осуществляют только своим грозным видом. Наконец номер подписан. Шесть часов утра, когда особенно хочется спать – ведь мы не спали с самого семнадцатого сентября, – но поспать нам не удается. Издатель газеты и несколько ее сотрудников неотступно ходят за нами и уныло канючат: они ничего плохого не писали о Советском Союзе, обожают советскую власть, просят снисхождения и прощения. Между прочим, кроме последнего, так и не вышедшего номера газеты, ни одного предыдущего номера в редакции нет. Словно газета раньше и не выходила. Но мы напускаем на белогвардейцев старшего по званию и самого грозного с виду, Владимира Александровича. Он требует положить на стол комплект «Русского слова». Дрожащие белогвардейцы вытаскивают откуда-то из подвалов комплекты. Боже, чего только там не написано! Впрочем, авторы были осторожны и подписывались исключительно псевдонимами. Но найденная одним из журналистов гонорарная ведомость разоблачает авторов пасквилей. Они продолжают ныть и просить прощения, что-то объясняют, а потом по одному стараются улизнуть из редакции. Но у входа стоят красноармейцы, преграждая дорогу штыком. Не придумал, чем бы можно было бы это проиллюстрировать, кроме как видом гостиницы «Жорж», в вестибюле которой Исбах в те дни нашел телефонную будку, из которой чудом связался с редакцией «Правды» и сообщил, что первым вступил в Вильно комдив Черевиченко. Евгений Долматовский. Предвоенные годы // Страницы воспоминаний о Луговском. Сборник. Сост. Е. Л. Быкова. Москва: Советский писатель, 1981. С. 157–158.
| Wednesday, November 13th, 2013 | 11:46 pm |
Гитлер застрелился Для полноты впечатления от «Боевого знамени» на базе газеты Котляревских оставлю под рукой отрывок из воспоминаний Долматовского, а то в этих ваших интернетах вечно чего мне грешному надо не найдешь, пока сам чего не положишь. Так вот: Дивизионный комиссар Евгений Рыков ставит перед журналистами и писателями задачу – так как газеты вряд ли будут доставлены вовремя в первые дни занятия Вильно, надо немедленно выпустить советскую газету на местной базе. А что это за база? Оказывается, в Вильно еще вчера был выпущен последний номер белогвардейской газеты «Русское слово». По имеющимся данным, типография в полном порядке, надо только собрать наборщиков и к утру выпустить газету. Нам придают шесть красноармейцев-азербайджанцев, между прочим почти не умевших говорить по-русски. Мы идем занимать здание редакции и типографии. Здесь Луговской, Исбах, Кирсанов и несколько молодых политруков из красноармейских газет.
Мы застаем белогвардейскую редакцию почти в полном составе – убежал только редактор. Сопровождаемые красноармейцами-азербайджанцами, сотрудники белогвардейской газеты садятся в наш грузовик, чтобы объехать город и собрать наборщиков, метранпажей и печатников. Последний и уже не вышедший номер белогвардейской газеты лежит, набранный, на реалах. Первый привезенный в типографию полиграфист оттискивает полосы. Мы отдаем их Луговскому, весело заявившему, что он уже знаком с подобными изданиями по Парижу и очень интересно будет определить обстановку по той оценке, которую ей дают белогвардейцы в своей газете. На первой странице было набрано огромными буквами: «Советские войска наступают. Гитлер застрелился».
Эта газетная «шапка» приносит нам немало веселья. Набранная 19 сентября 1939 года, она окажется правдой лишь 30 апреля 1945...
Недореализованный вид Педагогического института как яркого акцента нового, социалистического Вильнюса не для привлечения внимания, а для постановки вопроса: а он тоже приснился Гедимину, как и Долматовский, Исбах, Кирсанов, Луговской и дивизионный комиссар Евгений Рыков? Вот в «Русском слове» дар предвидения, как видно, имелся.
Евгений Долматовский . Предвоенные годы // Страницы воспоминаний о Луговском. Сборник. Сост. Е. Л. Быкова. Москва: Советский писатель, 1981. С. 156–157. | Monday, November 11th, 2013 | 1:03 am |
без камуфлета, ятей и твердых знаков 19 сентября 1939 года вместе с танкистами Ахлюстина и кавалеристами Черевиченко в Вильно вступили Евгений Долматовский, Александр Исбах, он же И. А. Бахрах, Семен Кирсанов, Владимир Луговской, и дивизионный комиссар Евгений Рыков поставил им задачу: немедленно выпустить советскую газету. Отважные поэты, прозаик Исбах и армейский журналист по фамилии Дрозд вместе с шестью красноармейцами-азербайджанцами, едва говорившими по-русски, отправились в редакцию белогвардейской газеты «Русское слово» (уже после войны на допросах Сергей Нальянч все ж таки вернее характеризовал ее как меньшинственную, но Долматовский и Исбах в своих боевых воспоминаниях в такие тонкости, конечно, не вдавались). Была она к тому времени, кажется, на Виленской 11 (раньше, с 1933 года, редакция, типография и контора были на Виленской 34). Застали, вспоминал Долматовский, «белогвардейскую редакцию почти в полном составе – убежал только редактор» (Ф. А. Котляревский имеется в виду?). В военном грузовике сотрудники «белогвардейской газеты» в сопровождении азербайджанцев объехали город и собрали наборщиков, метранпажей, печатников. Луговской диктовал заметки «громовым голосом насмерть перепуганной машинистке, требуя, чтобы она не ставила ятей и твердых знаков».  Бедная девица пила валерьянку, плакала и просила отпустить ее домой. Первые гранки оказались набранными все ж таки в дореволюционном стиле, и Луговской с Кирсановым сходили в типографию и с белогвардейской орфографией покончили по-большевистски: выкинули из касс все яти и твердые знаки. Исбах пишет, что у печатной машины дежурили поочередно, глаз не спускали, мало ли какой камуфлет могут подпустить печатники, в злокозненном же «Русском слове» работали. Да и среди наборщиков, вспоминал уже Долматовский, «оказалась какая-то сволочь, все время вставлявшая в наш материал совершенно не соответствующие ему фразы», а приставленные к каждому реалу азербайджанцы по-русски не читали и контроль их сводился только к грозному виду. Так 20 сентября 1939 года в Вильно начало и пару дней, пока не подтянулась настоящая редакция армейской газеты, выходило «Боевое знамя: красноармейский походный листок». На базе газеты братьев Котляревских. Что и знаменует изображение треснувшей и разорванной чугунной польской трубы, в которую умело вставлена советская жестяная водосточная труба на улице, которая называлась то Чистой, то Грязной, пока не стала Радвилу – мало ли их, Радзивиллов, было, кто ж в них во всех сейчас разберется.
| Sunday, November 10th, 2013 | 8:34 pm |
костел снятой Анны 12 июля 1944 года Илья Эренбург, как известно, оказался в Вильнюсе, впервые. В романе «Буря» впечатления от города были переданы симпатичному майору инженерных войск Сергею Влахову, которому город чем-то напоминал старые города Франции: Были здесь и узкие старинные улички, и нежные барочные костелы с мучениками, которые чересчур театрально страдают, с порхающими херувимами, был замок на пригорке, и цветистые вывески питейных заведений, и сады, с крупными розами, пунцовыми, чайными, бледножелтыми, было много задумчивых деревьев – кленов, дубов, лип. И за «Бурю» автор в апреле 1948 года получил Сталинскую премию, хоть Фадеев и объяснял, что в романе есть ошибки, вот, например, как же может советский человек Сергей влюбиться во француженку, и это нетипично, на что товарищ Сталин внезапно возразил, что ему-то француженка как раз нравится и в жизни так бывает. А между тем в марте 1947 г. последовал указ Президиума Верховного Совета СССР «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами», для пущего различения романтических отношений и гражданских состояний.  Между тем сам-то Эренбург встретил в Вильнюсе писателя Павленко, четырежды лауреата Сталинской премии (кто из ныне живущих знает его сочинения? Мне грешному знакомо только по фильму «Александр Невский», тащусь с него – все, что вы хотели узнать про суверенную демократию и путинизм, но стеснялись спросить, на 146 %, никакого геббельса К. не надо). С Павленко Эренбург сходил к костелу Святой Анны, и Павленко рассказал о том, как Наполеон жалел, что не может увезти костел в Париж, а потом к дому, где жил Мицкевич. А по интернетам гуляет плохо рассчитанный текст книги V «Люди, годы, жизнь» с костелом с нятой Анны ( 1, 2, 3, 4, 5). | Saturday, November 9th, 2013 | 7:58 pm |
выше гор, глубже морей Серая, дождливая осень в Бездонисе или Буйвидах, сапоги сохнут у печки, и смиренный поселянин припав к листам «Советской Литвы», дивится китайским иероглифам, неведомо каким ветром занесенным в типографию – а был ли, кстати говоря, китайский корректор в редакции, или так поверили переданному, быть может, фототелеграфом заголовку «Братский привет великому китайскому народу!»? И на кого, спрашивается, рассчитан заголовок? Чистая, незамутненная, абстрактная демонстрация близости всего китайского, начиная с иероглифов. Любопытство разбирает, надо будет на досуге с научными целями поинтересоваться, не выходили ли литовские газеты с иероглифами.  Очень, между прочим, политично: если в одном номере братский привет сверху по-русски, а ниже по-китайски, то в другом лозунг «Да здравствует вечная братская дружба народов Советского Союза и Китая!» наоборот, иероглифы сверху, буквами ниже, для паритета. И где та дружба китайского и советского народов, что была, согласно газете, выше гор, глубже морей? Где вообще китайский народ? И где литовская кукуруза, царица литовских морей?
Ежедневная проповедь дружбы между народами в стихах, прозе, репортажах и статьях, ежедневная похвальба достижениями, все так мило – переводы литовских поэтов и прозаиков в газете, днем с огнем сегодня, статьи к юбилеям Юлиуша Словацкого и Костаса Корсакаса. А все-таки вся эта хорошо, казалось бы, работавшая машина никакого толка не имела.
Более того, она, пожалуй, еще и вредила. Вот, например, рабочие инструментального цеха вильнюсского завода «Авангардас», бывало, побросают работу и дружно читают в газетах речь Н. С. Хрущева на митинге трудящихся Москвы (ну, москвичи, – им бы лишь бы дай помитинговать). Не отставали от них и трудящиеся Вильнюсского паровозного депо – чуть что побросают свои паровозы и дружно читают в газетах про похождения Н. С. Хрущева с супругой в кинокомпании «Твентис сенчури фокс». И только продвинутые студенты Вильнюсского университета газеты не читали, но тоже не работали, не учились, а слушали радио. Шли годы, машина пропаганды разрасталась, потребляя все больше и больше ресурсов, требуя все больше и больше потребителей, в перестройку-гласность уже вообще никто ничего не делал, перейдя к тотальному производству и потреблению пропаганды посредством газет, журналов, листовок, телевизора, радио, митингов, съездов, конференций, и коммунизм с СССР кончились. Кого погребет новейшая российская мегасупермашина во главе с геббельсом К. под своими обломками?
| Thursday, November 7th, 2013 | 10:17 pm |
центр мракобесия Специальный корреспондент газеты «Правда» Яков Цветов, по совместительству батальонный комиссар, командированный в июне 1940 года (вместе с остальными 150 тысячами красноармейцев) освещать социалистическую революцию в Литве, довольно таки душевно описывал Старый город, от которого в рамках создания прекрасной столицы Советской Литвы ничего не должно было остаться: Как на старинных гравюрах: глухие стены, слуховые оконца, старые бойницы. Ветхие дома с деревянными подпорками. Крыши, поросшие мхом. Сорванные с петель ворота. Вот лавочка. В витрине, наполовину заколоченной фанерой, выставлены сыр, гуталин, хлеб, уксус, мыло, колбаса... Поневоле на ум приходят «и кинокамеры, и французские ликеры, и детективные романы, и туалетная бумага» в сотнях машин, брошенных немцами «на большой площади» в июле 1944 года в Вильнюсе, согласно «Люди, годы, жизнь». Несколько иначе в «Буре»: площадь перед большим зданием, где располагался немецкий штаб, была завалена автоматами, касками, книгами, ящиками с гранатами, с сигаретами, с мылом, с орденами, и какой-то солдатик подобрал баночку с затейливой этикеткой – французский крем от загара.
Что до Цветова, то он особенно отжег польскими плутократами и мракобесием: Польские плутократы стремились превратить Вильнюс в центр мракобесия, чтобы легче было полонизировать край. Они построили много часовен, монастырей, костелов. Рядом с ними жалкими, убогими выглядят старая пивоварня, низкие корпуса текстильной фабрики «Линас», цехи стекольного завода. Я. Цветов. Вильнюс – столица Литовской ССР // Правда. 1940. № 279 (8325), 7 октября, с. 4. | Thursday, October 10th, 2013 | 10:10 am |
10 10 10 10 Живешь как лесу, а между тем, оказывается, в сентябре 1910 года была закончена перестройка зрительного зала в виленском Городском зале, ныне известном как Филармония (Константин Короедов, 1902), с приспособлением для театральных спектаклей, и надо же – 10 10 1910, к тому же в доме № 10 (это он сейчас под № 5), может быть еще и в 10 вечера, вспыхнул пожар и погасили его только под утро, так что все здание выгорело дотла и пришлось ремонтировать. Соседний Grand Hotel, где ныне филармонический пассаж, уцелел, только жившие там актеры дымом отравились.  Надо бы разобраться, коренится ли происшествие в классовой борьбе, межэтнических конфликтах или происках конкурентов, или предполагалась постановка слабомалоприемлемой для Небесной канцелярии модернистской пьесы, или просто, но умом непостижимо, но календарная комбинация десяток столь пожароопасна, так что и святой Флориан (вот как раз на картинке он белый белой водой из белого кувшина тушит белый пожар) иной раз не в силах уберечь. Vida Bakutytė. Vilniaus miesto teatras: egzistencinių pokyčių keliu. 1785–1915. Vilnius: Lietuvos kultūros istorijos institutas, 2011, p. 413. | Saturday, September 28th, 2013 | 8:57 pm |
Подлинная история виленского василиска Схема трансляции нарративов о варшавском и виленском василисках: сперва доктор Мозанус из Касселя написал Йоганну Пинциру про события в Варшаве, коим был свидетелем, из Пинцира эту историю недобросовестные издатели вставили в посмертные издания трактата Epitome scientae naturalis виттенбергского медика Даниеля Сеннерта, а оттуда ее позаимствовал Миколай Хвалковский (1686). Ну и дальше она распространялась на латыни, потом по-польски и на немецком, английском, русском. Между тем Нарамовский взял ее у Сеннерта и Хвалковского и добавил к ней историю Ex MSS (т. е. ex manuscriptis) про виленского василиска (1724). И этот диптих через Лапчинского (1739) попал к Вуйцицкому (1830) и в таком виде передавался дальше на польском. С Теодора Нарбута начинается совершенно другая традиция: сославшись на сомнительную Descriptio historica brevis civitas vilnensis (где еще такое же сомнительное сочинение Яна Сковронского упоминается), он дал новую версию, отдаленно напоминавшую варшавскую историю, и ложную ссылку на Нарамовского (1856). А Киркор пересказал все по-своему (1856). А доктор Загорский расцветил и усложнил сюжет Киркора, повторив ложную ссылку Нарбута на Нарамовского. Ну и в итоге в издательстве Nieko rimto вышла еще одна симпатичная книжка Vilniaus padavimai, с иллюстрациями Андрюса Сясельскиса и текстом пересказа Жукаускаса ( P. Vingis) «предания» Владислава Загорского, где доблестный юноша (и мы) имеет дело с сяубунасом. | Wednesday, September 25th, 2013 | 1:01 am |
Гордость за виленчан На днях довелось мне грешному прогуливаться с учеными мужами и дамами из заграничных стран по вильнюсским гетеротопиям. Дело было в субботу, накрапывал дождик, временами переставая, надвигалось осеннее равноденствие, по Пилес привычно прошла стайка юных пиратов.
Потом показалась стайка фей в синих колготках и с голубыми шариками, одна из них была главной, о чем, конечно, говорили красные колготки. Лейб-фея, если это кому-то о чем-то говорить. От этого всего завел группку тех ученых мужей и дам из заграничных стран за те палатки у Пятницкой церкви, вот где у зеленого островка сходятся Лоточек и Бакшта. «Вот, – говорю ученым тоном, с учеными мужами и особенно дамами иначе нельзя, – здесь было капище литовского языческого бога пьянства Рагутиса, и до сих пор жертвенник, практически алтарь, остался». И преисполнился гордостью за виленчан: не подвели, не подкачали, все честь по части, – у жертвенника языческого бога пьянства свечки горят, цветы благоухают.
| Thursday, August 1st, 2013 | 10:54 am |
Хироподист-биограф Живешь как в лесу, а между тем, оказывается, в марте была утверждена очередная версия классификатора профессий нашего лесочка. Очень познавательно. В бестолковую мою голову само бы не пришло, что есть, оказывается, такая профессия – член президиума, № 111414 в сем славном классификаторе. Или, например, компаньон (516201). О переменах, произошедших в обществе, свидетельствует 962102 Golfo kamuolių padavėjas – подавальщик мячей от гольфа. Учат ли этому где-нибудь? А как приобрести профессию 265908 Gamtos garsų pamėgdžiotojas – имитатор природных звуков? Неподалеку от банщика турецкой бани, театрального гримера, маникюрщика и педикюрщика расположился хироподист, – самое красивое, на испорченный мой вкус, название. Самая красивая пара – мочильщик табака и сушильщик табака. Я б на такие работы брал бы братьев и сестер близнецов, в крайнем случае супругов. Имеются также астролог, хиромант, нумеролог, маг. Ближе к природе профессии людей, выращивающих червей и улиток (как это сказать по-русски – червевод?). Помимо пастора, раввина и имама нашелся бонза. Начиная с 2641 идут занятия литературные, так сказать, и это отдельные профессии – писатель (264101) и биограф (264102; а как же, певец ночного клуба – это же не всякие там другие певцы), и в этой группе выдается metraštininkas, летописец.
Картинка иллюстрирует не профессию объездчицы медведя (которой в классификаторе нет), не профессию натурщицы (которая в классификаторе есть) и тем более не богиню лесов Медейну, а статую летописца в соседнем дворе, работы Вацловас Крутиниса, которая, как пишут в интернетах, «приглашает мысленно побыть с летописцем». Мысленно увидеть летописца приглашает девушка на мишке. | Monday, July 29th, 2013 | 4:29 pm |
Сказки старого Вильнюса Когда вырасту большой и образумлюсь, то, если повезет, буду экскурсии водить по «Сказкам старого Вильнюса». Вот, буду говорить, та самая улица Университето, где Йорги нарисовал девочку с кошкой, той самой, полосатой; отсюда повернем на улицу Скапо, известную своим «Полным перечнем примет и чудес улицы Скапо». Обратите внимание на десятый номер, здесь-то оно все и происходило, как раз «почти напротив вечно запертых черных ворот, за которыми начинается университетская территория». А где четыре белых столика? – Вы б еще спросили, куда делся тощий черный котенок. Черный Ветер, чего хотеть. Пилес пересекаем аккуратненько, чтоб не столкнуться с сияющим белоснежным единорогом или, божебронь, не сбить с ног императорского пингвина; их кино обычно вон в том переулке с утра снимают. И по Бернардину пройдем до «Шекспира», где иные постояльцы, оказывается, по недомыслию и разгильдяйству усугубляют и без того непростую онейроэкологическую обстановку Вильнюса. Из Бернардину выходим на Майронё, и тут или к Вильняле за вторым камушком, или вверх на рынок, где травница, если надо, подберет вам подходящий для расколдовывания состав из семи звонких полуденных и т. п. трав, или в пиццерию на Паупё «с видом на бронзового ангела, взявшегося за трубу столь лихо, словно буквально с минуты на минуту начнется долгожданный апокалипсис». Надо будет на досуге карту-схему маршрута набросать. Пожалуй, нескольких. И попробовать авторизовать: certified and certificated by chingizid@lj for Internal Switzerland, EU and other countries.
На картинке одна из возможных точек начал экскурсий: вон там справа мимо желтого здания с ангелами можно двинуться по Университето, или пойти налево по Гаоно (ну, где спящих полицейских поят коньяком и кофе) к Антокольскё («Шесть чуд», кафе «Рене», рядом еще кулинария на Стиклю, где Томас внезапно преисполнился храбрости, двор, где должен был цвести шиповник), или назад по Швянто Йоно («Фонарщик») до Пилес, к единорогу и пингвину, или вперед по Доминиканской, с ушной раковиной Бога, а оттуда либо свернуть на Швянто Игното («Четыре слога», виленская поэтика – поэтика цитат и реминисценций), либо на Вокечю («До луны и обратно», про любовь и время).
| Saturday, July 6th, 2013 | 7:46 pm |
Laudate Dominum Кто из добрых виленчан не знает барочного костела Святой Терезы? Там в специальной нише в первом правом пилоне от пресбитерия в мае 1935 года была временно установлена урна с сердцем Маршала, пока на Россе готовилась могила его и матери. А завтра, – удобно запомнить: 7-го числа 7-го месяца в 7 часов, – концерт московского хора «Маленькая капелла» (и армянского «Мракац»). В рамках четвертого международного фестиваля-конкурса сакральной музыки “Laudate Dominum”. | Sunday, June 9th, 2013 | 10:50 am |
оО0о0Оо Куда-то запропастились с прошлого сезона мои бурбуляторские прибамбасы – специальный такой пистолет, с жужжанием выдающий серии пузырей, и такая желтая как бы трубка, выпихивающая не клубами дыма, а облаками мыльных пузырей. Отчего на прошлый бурбулятор, открытие пятого сезона, пришлось подбирать себе инструменты на скорую руку в близлежащей «Максиме». Ничего, сработали.
 Главное же, что отдал наконец Нине М. воду из Невы, снял с себя ответственность: если и протухнет до торжественного вливания в реку Раже, по случаю знаменательного события присвоения одному из палангских мостов имени Иосифа Бродского (а как же, «Только море способно взглянуть в лицо / небу; и путник, сидящий в дюнах, / опускает глаза и сосет винцо...»), то не по моей вине (Мария К. тогда же сдала, можно сказать, с рук на руки воду Иордана, с теми же целями).
А между тем две недели пролетели как миг единый, и в понедельник в 18.30 на Лукишках начнется Burbuliatorius :: 5 :: nr 36, народная международная (потому что не только в Каунасе и Алитусе, но также в Гетеборге, Глазго, Дублине, Эдинбурге и проч.) забава. Пистолет и трубка сами как-то не нашлись. Практически оказался неготовым, и опять придется обходиться подручными средствами. |
[ << Previous 20 ]
|