Перехохот Колокольчиков

Fragmented 1986

Глубоко розовощекое - бархатный тоталитаризм, с чисто выпуклыми ручками, что завязан мамой в марлю.
Кирпичные губы - спасители молочных зубов, красители сопливых потеков, совиная мягкость бытия.
Серого блеска зубоглаза - траурный марш мира, невыносимое щёлкание в трубке, усталое mirror-mirror on the wall.

Где грудь - всего лишь предохранительный клапан между прошлым и будущим.

Когда я был маленьким, я тоже отдыхал в колымских лагерях. Ел с хрустом прожаренные руки-ноги-головы врагов-друзей народа. Смеялся-плакал в лопухах. Встречал-провожал расстрелы. Становился бархатным, завернутым мамой в марлю. Просил, а потом поплаваем. Улыбался вишневой настойкой. Пахал головой ветер. Уходил на все четыре стороны и возвращался снова, вырезать чудеса на скамье. Когда приходили-рождались-растворялись минуты именно в этом порядке, а на первое было - возьми вилку. На второе - возьми нож. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку. Возьми салфетку. Зарежь конфетку. Съешь конфетку. Изрыгни конфетку. Воскреси конфетку.

А потом поплаваем.

Дон был желтый-желтый и желтый грязно. На второй берег переправлялись безо льда в стакане - это юг. Но катер, пыхтя советским усердием, причаливал, толкал позади гнилое, а впереди охру и впереди оказалось, что камыши и мангал приближаются. На мангале жарили сухие ребра, прутики, уголья, фанерки махали руками азербайджанцев. А камыши очень медленно дымятся если сильно захотеть. Я забыл на том берегу пластмассовую изломчатую змею и долго пытался за ней вернуться. Ещё было больное желтое на стенах домов, и зелёные раструбы, проглатывающие по три кабеля сразу. Сразу понравился раисполком. За столом из нездешнего дерева, в сером костюме, серых очках, с каменным лицом сидел не-женщина. Не-женщина любезно, но холодно отвечал на унижения. Прописки нет. И не будет. Прописки нет. И не будет. Прописки нет. И не будет.

В парке с плохой стороны фонтана всё время пахло отравленными пряниками. Пахло со стороны дома с колоннами, быть может там и была их секретная фабрика. У зелёного змия у входа с потёками я никогда не задерживался. А вокзал был современный, но весь лишний какой-то. Ещё были две столовые, в первой в первый день в первый раз ели солянку. Вторая была блатная где всегда ели первое и второе. Курица благостная, каша с маслом.

Когда вызвали такси - уезжать, сквозь дырочки в проржавевшем полу я пытался представить что игрушечная машинка едет по этому самому потрескавшемуся асфальту. Из всех городов тот асфальт мне наиболее чужд.

Мы уходили на весь день искать квартиру и не знали, что где-то рядом бродит Чикатило.

И чернобыльское summer с медным вкусом во рту оставалось где-то к северо-западу всё лето.

Current Mood: calm