| 11:57p |
Тим Клейтон, Фил Крейг. ТРАФАЛЬГАР: ЛЮДИ, СРАЖЕНИЕ, ШТОРМ (4б)
Глава 4 (продолжение)
* * *
Мнение, что в отношениях с Британией наилучшим было бы избежание столкновения флотов, всецело разделялось теми испанскими капитанами, к которым принадлежал и Дионисио Алькала Галиано. В июне 1805 года он вывел в море два корабля для тренировки неопытных экипажей. Они целую вечность готовились к выходу и, к разочарованию Галиано, делали ужасные ошибки, маневрируя при выходе из гавани; и все это на глазах публики, наблюдавшей их из города, и британских фрегатов, следящих за ними с моря. Галиано доложил вице-адмиралу Игнасио де Алава, командующего флотом в Кадисе в отсутствие Гравины, что текущее состояние подготовки экипажа делало его корабль посмешищем, а команда, прежде чем сможет выходить из гавани, нуждалась в обучении элементарной морской практике. Единственным обнадеживающим признаком было желание сражаться. Антонио Галиано писал, что его отец был так возмущен, что собирался подать в отставку немедля после заключения мира.
Хотя команды и были настроены воинственно, большинство испанских офицеров оценивали перспективы боевых столкновений весьма осторожно. Косме де Чуррука почитался испанцами еще в большей степени, чем его друг Дионисио Галиано. Чуррука был сорокатрехлетним баском, всего на год моложе Галиано. Во время осады Гибралтара (1779-1782) он отличился в оказании помощи командам плавучих батарей, зажженных британцами. Как и Галиано, он участвовал в картографических съемках Магелланова пролива. Затем, в 1792 году, он отбыл на Тринидад, где производил съемку приборами, специально для этой цели заказанными в Лондоне.
По своему возвращению в Испанию он работал над морским словарем (Diccionario de Marina) совместно с Антонио де Эсканья и заменял того в период болезни на посту начальника штаба во время блокады Нельсоном Кадиса в 1797-1798 гг. Затем он командовал линейным кораблем «Конкистадор» в Бресте, где служил под началом Латуша. Во Франции он написал пособия по военно-морской организации и подготовке, а также по кораблестроению.
Несмотря на свою славу, Чуррука не был богат: в течение многих лет он не получал жалованья и фактически жил в омраченной долгами бедности. Вместе с другими быстроходными кораблями объединенного флота он появился в Кадисе 20 августа, обремененный беспокойными мыслями о своей молодой жене Долорес, оставленной в Эль-Ферроле с неоплаченными долгами. Его экипаж также давно не получал жалованья, и на следующий день после прихода взбунтовались морские пехотинцы, приписанные к его кораблю «Сан-Хуан-Непомусено». Чурруке удалось спасти зачинщиков от смертной казни, а две замешанные в бунте роты были расформированы и распределены на другие корабли. Чуду подобно, что при такой жалкой неспособности испанского правительства заботиться о своих людях этот мятеж был единственным.
Попытки Испании сохранить нейтралитет поставили ее в невыгодное положение, когда все-таки было принято решение вступить в войну. Корабли были неготовы, экипажи не собраны, деньги были уплачены Наполеону за право остаться нейтральными и в казне было пусто. Когда в апреле Вильнев появился у Кадиса по пути в Вест-Индию, Гравина снарядил шесть более или менее мореходных кораблей, но из положенных по штату 2220 моряков не доставало 606. Вильнев был удивлен тем, что Гравина вообще смог выйти в море. В период между мартом и сентябрем военно-морские власти Кадиса смогли вооружить двадцать девять кораблей, но их ресурсы в деньгах, материалах, и особенно в людях, подошли к концу.
Испания готовила неплохих офицеров, но рядовых моряков всегда не хватало. «Доны могут делать прекрасные корабли – однако они не могут делать людей», комментировал как-то Нельсон, осматривая достопримечательности Кадиса. Испанский флот являлся искусственной конструкцией, у которой отсутствовало солидное основание в виде людского резерва. Этот резерв был бы возможен, если бы поощрялась торговля морем с Латинской Америкой. В 1783 году испанский торговый флот составлял лишь пятую часть французского и восьмую часть британского торговых флотов. Расширение торгового флота могло бы увеличить число моряков, однако в 1801 году Испания имела только 6000 человек, занятых на судах дальнего плавания. Этого количества могло быть достаточным, чтобы набрать экипажи на корабли, имеющиеся в то время в Кадисе, но только небольшая часть из них была в наличии. Эпидемия желтой лихорадки 1800 года унесла в Кадисе жизни 5810 мужчин и 1577 женщин, главным образом из морского сообщества, где она и зародилась. Вторая вспышка 1804 года послужила причиной дальнейших жертв в Кадисе, Малаге и Картахене.
Сражениям на море испанцы предпочли альтернативную стратегию: они были уверены в своих возможностях защитить главную базу Кадиса от нападения британцев. Во время предыдущей блокады они построили впечатляющую систему оборонительной тактики, которую скопировали восхищенные французы. Атака Нельсона в 1797 году была отбита, и британцы не осмеливались вновь атаковать порты.
Ко времени прибытия Вильнева, Алава и губернатор Кадиса Франсиско Солано, маркиз де ла Солана, успели обновить и реорганизовать портовые укрепления. Солано был человеком с воинственными манерами и неукротимой энергией, довольно театрального вида, более похожим на французского солдата, нежели на испанского. И в самом деле, он сражался в рядах французской республиканской армии во второй половине 90-х годов в составе одного из полков – 67-го, прибывшего в Кадис вместе с Вильневом. Он оборудовал четыре аванпоста для канонерских лодок, два к северу от города у Санлукара и Роты, один в крошечной гавани на мысе Кадис между фортами, и один к югу в устье реки Санкти-Петри. Мощные береговые батареи, размещенные в стратегически важных местах, прикрывали якорные стоянки, входы в гавани и поддерживали действия канонерских лодок.
По прибытию в Кадис объединенный флот начал свою реорганизацию. Пехота высадилась и разбила лагерь в дальнем углу бухты милях в шести от города «в исключительно здоровом месте с источником пресной воды», готовая к посадке на корабли в пределах двух часов. За исключением оставленных в городе больных, эти силы насчитывали 1400 человек из состава двух батальонов 16-го полка, около 1000 человек – усиленного батальона 67-го полка, с отдельными подразделениями 1-го швейцарского и 6-го колониального полков. 67-й полк имел гордую традицию службы на море, ведя свою историю от созданного кардиналом Ришелье морского полка (“La Marine”). Испанцы также имели полки, длительное время специализировавшиеся на морской службе; некоторые из них принимали участие в походе Великой Армады в 1588 году. Здесь были люди из кордовского, сорийского, африканского, бургосского и коронного полков.
Приобретение провизии и запасов для кораблей становилось большой проблемой. Снаряжение несколько ранее пятнадцати кораблей в рекордно короткий срок опустошило ресурсы Ла-Карраки – флотского арсенала на острове Исла-де-Леон поблизости от Кадиса. Провизии также не доставало, и выполнить требования Вильнева о двухмесячном снабжении семнадцати тысяч человек было трудно выполнять. Но главной проблемой были деньги. У французского консула Ле-Роя их не было, а печальный опыт научил кадисских торговцев не принимать счета, выписанные на французское морское министерство. Что касалось испанского правительства, оно не имело «ни малейшего кредита». В результате даже продовольственный агент на Исла-де-Леон требовал оплаты наличными за поставку сухарей. К счастью, испанские корабли имели шестимесячный запас продовольствия и частично поделились с французами.
Первый обстоятельный доклад Вильнева Декре из Кадиса был написан в его обычном мрачном стиле. Он принимал испанскую точку зрения, которая совпадала с его собственной хладнокровной оценкой перспектив совместных действий. В настоящее время, докладывал он, с башни Тавира наблюдаются одиннадцать британских кораблей поблизости Кадиса, а из Лиссабона доносят о двадцати трех кораблях, направляющихся на юг.
Наполеон в Булони терял терпение. Он отдал приказ адмиралу Оноре Гантому, командовавшему блокированной в Бресте эскадрой в составе двадцати трех линейных кораблей, быть готовым к немедленному выходу. Гантом вывел всю эскадру на внешний рейд. Семнадцать кораблей британской блокирующей эскадры отреагировали атакой, завязалась короткая схватка с участием береговых батарей. Гантом отступил под прикрытие высоких мысов, явно желая не более Вильнева пробиваться с боем к Булони. Пополудни того же дня, 22 августа, Наполеону доложили о выходе Вильнева из Эль-Ферроля. Император достаточно скептически относился к возможному поведению этого робкого адмирала и послал в Кадис соответствующие распоряжения. Вильнев должен был немедленно отправиться в Ла-Манш с тем количеством кораблей, которое ему удастся собрать. Декре протестовал и побуждал Наполеона отменить приказ на вторжение.
Но ему не требовалось напрасно тратить чернила: убедившись, что попытки Питта втянуть в войну Австрию и Россию принесли свои плоды, Наполеон уже строил новые планы. «Чем больше я размышляю над ситуацией в Европе, тем больше вижу необходимость принятия срочных действий», писал он 23-го августа министру иностранных дел Талейрану. «Действительно, нечего ожидать от австрийских объяснений. Они будут отделываться вежливыми фразами, чтобы я ничего не предпринимал до весны… а в апреле я обнаружу сто тысяч русских в Польше, снабженных англичанами артиллерией, лошадьми, оборудованием и т.п., еще 15-20 тысяч англичан на Мальте и 15 тысяч русских на Корфу. Тогда я окажусь в критической ситуации. Мое решение принято».
25 августа он сообщил Талейрану, что, по крайней мере на время, отказывается от вторжения в Англию. Он привел свои резервные соединения в Булонь, а в это время его «боевые батальоны» маршировали на восток. Он начал прорабатывать маршруты, которыми его переименованная «Великая армия» (Grand Armee) пойдет маршем на Вену. Пока войска не двинулись, никто не подозревал, что прямая угроза британским берегам отложена по крайней мере на этот год. Война входила в новую фазу, в которой наполеоновская армия предпримет атаку на восток, имея флот, оперирующий в Средиземноморье. В конце концов, решение Вильнева укрыться в Кадисе можно было бы обернуть в свою пользу.
* * * |