Я бы не хотел подменять субъективность объективностью, объективность интерсубъективностью, онтологию объективацией, а структурность системным подходом. Я бы хотел лишь отличать, когда начинают заморачиваться и говорить чушь, а между тем происходит нечто, совсем простое, но описываемое на другом языке. При этом одни простые вещи говорятся на языке психологии, личности и личного выбора, а другие простые вещи следует говорить на языке социологии.

Когда-то, в 1991 году, я шел по проезжей части ул. Горького, по проспекту, котрый всегда был заполнен машинами и на который нельзя было выйти - под голубым небом шли толпы людей, оглядывались. Я подошел к памятнику Дзержинскому, вокруг которого стояло несколько десятков людей, один залез на памятник и пытался накинуть металлический трос на голову памятнику, остальные готовы были тянуть. Памятник был очень большой, и было очевидно, что люди, с энтузиазмом впрягающиеся тянуть трос, валят памятник на себя и на толпу. Сказать это было некому - кто не обращал внимания, кто азартно командовал, как именно надо разом дернуть, чтобы памятник упал на людей. Мне тогда стало эмпирически ясно, что же описывали в своих книгах авторы, которые писали о Французской революции. Вдруг страницы Кропоткина ли, скажем, Жореса - ожили, и мне стало внутренне понятно, что же они описывали, для чего не находили языка, что было предметом, который так невозможно схватить - коллективное действие, мозаичная картина совокупного действия индивидуальных воль.