Я не спорю с тем, что Григорий неоднократно и по разным поводам говорил, что сделал то или другое лишь по принуждению обстоятельств и т. д. Но это лишь часть истины, или, если угодно, лишь часть «психологического портрета» святителя (или, скорее, автопортрета). Вот, к примеру, и игумен Иларион (Алфеев) пишет в книге «Жизнь и учение св. Григория Богослова»:

«Григорий всей душой стремился к уединению; вместе с тем он чувствовал себя призванным к некоей миссии, сущность которой была ему пока еще не совсем ясна. Он также хорошо понимал, что такой образ жизни, который предполагает удаление в пустыню и аскетическое трудничество, плохо сочетается со стремлением к книжной мудрости. Григорий искал для себя некий промежуточный, "средний" путь, идя по которому, он мог бы сочетать аскетический образ жизни с учеными трудами и, не лишаясь уединения, приносить пользу людям».

Сколько бы Григорий ни говорил, что уединение и бездеятельность ему всего милее, его никогда не оставляла мысль о том, что живущий созерцательной жизнью полезен только самому себе (его собственные слова) — а призвание к служению другим он ощущал в себе с юности.

Что касается переводов — буду рад более подробному отзыву.