Дмитрий Беломестнов
СОВКОИНТЕЛЛИГЕНТЫ И ПЕРВОРЕВОЛЮЦИОНЕРЫ 
8th-Dec-2016 12:56 pm
СОВКОИНТЕЛЛИГЕНТЫ И ПЕРВОРЕВОЛЮЦИОНЕРЫ

Евгений Ихлов
08.12.2016


Недавно разбирая «оксюморонность» политических тезисов Явлинского (в интервью «Новой газеты» за 7 декабря), где каждый последующий нейтрализовывал предыдущий, я подумал, как это возможно для носителя современного европейского (львовянин!) менталитета, не желающего заслужить репутацию демагога и политического жулика.

Тут к слову случился блог Явлинского, в котором он гневно обрушился на гайдаровскую либерализацию цен, скромно умолчав, что сам, предлагая сохранить государственные «павловские» цены, административно установленные с 1 апреля 1991 года (условно умножаем «андроповские» на 3), одновременно предлагал ввести тотальную карточную систему по всему «сохранённому Союзу».

Как это можно было реализовать при обвальном ослаблении государства, планируя одновременную приватизацию торговли и мелкого производства, и не допустить появления грандиозного мафиизированного «чёрного рынка», выше моего понимания?! При этом Явлинский явно запамятовал, что магазины и парикмахерские, которые он хотел продавать, стали собственностью своих трудовых коллективов бесплатно на основании закона РСФСР от июля 1991 года, и что на хлеб,
молоко и ряд других товаров государственные дотации на цены сохранялись довольно долго.

Но тут я вспомнил свой старый текст, который очень долго искал по просьбе культуролога профессора Игоря Григорьевича Яковенко, в котором я рассуждал о двух видах раздвоенного сознания - народного (следствие мифопоэтического расщепление видения мира на область сущего и должного, и неспособность к рефлексии) и интеллигентского, приученного лавировать между необходимостью существовать в выморочном мире совкого-партийной схоластики и одновременно - жить и творить в современной науке, философии и культуре.

На эту тему необходимо два захода.

Первый - об этапах цинизации советской идеологии. Я довольно часто привожу классификацию революционных деятелей, одновременно разработанную и «раскаянным коминтерновцем» Борисом Сувариным (Лившицем) и историософом Григорием Померанцем.

Сперва идёт генерация идеологов - чистых идеалистов. Сейчас бы их назвали фундаменталистами. В России - это ортодоксальные марксисты Плеханов, Мартов, Потресов (уже в ленинском «демократическом централизме» увидевший семя тоталитаризма - этого термина не было, пришлось уподоблять порядкам в империи инков), а в Германии - Отто Ран и один из основателей баварского Общества «Туле» Рудольф фон Зеботтендорф.

Потом идут идеалисты-циники, готовые для реализации идеи на определённый оппортунизм и ревизию идеологии. Это - Ленин, Троцкий, Мао и Гитлер (вот и получился «список Полонской»). Следующие - уже чистые циники, для которых постоянно перелицуемая идеология - это только инструмент для решения политических задач. Победи Третий рейх, таким бы стал наследник Гитлера - Борман или Геринг. Таким был Сталин. Таким был Дэн Сяопин. И на каждом этапе идёт примитивизация и вульгаризация первоначальных доктрин.

Не трогая пока марксизм, отмечу, что национал-социалистическая идея восстановить «благородное» рыцарственное Средневековье на месте циничной олигархии и социального господства мелких лавочников, красиво предвосхищенная в честертоновском «Возвращении Дон Кихота» (1927), была не более утопична, чем большевистские рецепты.

Однако неизбежный оппортунизм и профанирование ницшеанских идей невежественным Гитлером и помешавшемся на расовой теории Розенбергом привёли лишь к тому, что нацистами в «рыцари» были произведены те же самые лавочники и их поросль, от пошлого засилья которых они первоначально хотели освободить политическую и духовную жизнь «нордической расы».

Необходимо понять, что шесть десятилетий совковая (советско-«марксистская») идеология формировалась именно по лекалам сталинского идеологического цинизма. И такое существование было принято почти всеми гуманитариями. Это был повтор позднесредневековой доктрины о «двух истинах» - философы никак не обсуждают теологические проблемы, априори соглашаясь со всем, что требует Рим, но в своих «служаночных» философских вопросах просят их освободить от надзора уважаемых братьев-доминиканцев.

Для совкового интеллектуала двоемыслие - привычная норма. Поэтому исходить одновременно из двух диаметрально противоположных тезисов - довольно привычное дело.

Как ни странно, но Путин, совсем не интеллигент, с огромным удовольствием использует вот эту манеру одновременно «посылать сигналы» во все стороны. Поэтому, с одной стороны, никто не может сказать, что некое его обещание не выполнено (ибо каждое старательно упаковывается в отменяющие оговорки), но и понять какой точно выбран на данный период политический курс также невозможно.

В результате лучше всего запоминаются старательно произнесённые гадости про оппонентов и попрёки, что идеально соответствует старательно культивируемой общей атмосфере сражения на всех внутренних и внешних фронтах одновременно.

Если добавить к этому появившуюся манеру говорить вопросами и самому на них отвечать, это - уже почти буквальный стиль Сталина середины 20-х годов, который одновременно давал почтительно внимающим кадрам понять и что он - лучший защитник сторонников НЭПа («крови Бухаричка захотели?!»), и что у него весьма отдельное от группы Бухарина-Рыкова представление о том, как надо менять страну и режим.

Второй заход - об эволюции «марксизма». В тех же своих рассуждениях о шизофренической раздвоенности и народно-архаического, и совково-интеллигентского сознания (именно поэтому грамотная политическая агитация в слабомодернизированном социуме в принципе должна совмещать противоположные по смыслу тезисы), я отмечал что привычка к отказу от рефлексии вырабатывалась тем, что при советской власти каждый интеллигент обязан был быть хоть отчасти идеологическим жрецом, но при этом почти всем было очевидно, что ленинизм логически противоречит марксизму, а сталинизм и его последующие изводы - ленинизму.

Маркс создал стройное и логически выверенное учение об эволюции индустриального общества в сторону более совершенной - сциентированной, гуманной и демократической модели.

Повидавший на своём веку разные версии авторитаризма и олигархического парламентаризма, Маркс потому требовал предварительной, как бы сейчас сказали, социокультурной «зрелости» от пролетариата, прежде чем призывать к его «диктатуре», что вполне представлял себе тиранию, опирающуюся на традиционалистские в своей основе массы, падкие на демагогию.

Надо понимать, что при Марксе уже были двух-трёхпоколенные рабочие династии, выходцы из которых читали серьёзную прессу и научпоп, спорили о политике и философии.
И к 1917 году такие же династии были в Российской империи.

Поэтому всплывающий в идеологических дискуссиях большевиков и меньшевиков «сознательный пролетариат» вовсе не был скопищем размахивающих красными тряпками и лузгающих семечки погромщиков. Этот контингент, только, разумеется, не под красным, а под трёхцветным флагом, как раз старательно сманивали к себе черносотенцы.

Такой «сознательный» слой рабочих был невелик численно, но был элитой и безусловным моральным авторитетом в рабочей среде. Поэтому огромной «заслугой» ленинцев было именно хунвейбиновское натравливание на этот слой «первогорожан».

В СССР такая генерация восстановилась только к середине 70-х. Именно по этому слою необычайной сильно ударили и реформы Гайдара, и «классовое предательство» «красных директоров», разворовавших и обанкротивших свои производства. А вот в Украине она сохранилась лучше, что дало возможность очень быстро развернуть производство и ремонт военной техники в нынешней войне.

Но вернёмся к русскому марксизму. Из теории плавной «реформационной» эволюции индустриального общества, где корректирующее воздействие социальной демократии, включая установление краткосрочной «диктатуры пролетариата», начинается уже на финальных стадиях, появилось учение о захвате власти в результате локальной гражданской войны в потрясаемой социальным и политическим кризисом стране, не сумевшей справится с переходом от феодализма.
В этом случае именно диктатура воинствующей партии, закалённой опытом многолетнего подполья, становится инструментом социокультурного инжиниринга.
При этом для ослабления буржуазного государства на него стараются натравить наиболее архаичные слои имперских окраин.

Но дальше уже начинается сталинизм - восстановление деспотической империи с опорой на выходцев из сельских маргиналов и «первогорожан», и выращивание особого класса «служилой аристократии» - номенклатуры и сословия идеологического «жречества».

Самое важное, что все эти идеологические трансмутации вовсе не скрывались, не было никакой эзотерической доктрины для посвященных. Напротив, создавалась всё более резветвлённая сеть идеологической учёбы, начиная со школьной скамьи. Работы Маркса, Энгельса, Ленина старательно изучались, конспектировались, знание цитат из них было критически важно. Изучение Сталина прекратилось в 1956 году, но все основные его идеи уже были буквально растворены в поколениях идеологических материалов.

Понимать весь ход этой трансформации марксизма, сделавшего полный круг от пусть и совершенно утопического стремления к достижению максимального развития европейской индустриальной цивилизации на основе отказа общества от конкуренции - и вплоть до культа архаической антизападной имперскости, но при этом даже в глубине души считать её нормальным, органичным развитием первоначального учения - это требует хорошей интеллектуальной самодисциплины.

Те, у кого способность к рефлексии соединялась с честностью и смелостью, становились «еретиками», отважно упрекавшими Ленина в извращении Маркса, а Сталина - в профанации ленинизма.

И вот теперь, уже исходя из всего этого, можно лучше понять причину конфликта «явлинцев» и «гайдаровцев».

Гайдар, Чубайс, их гуру - Ясин, Улюкаев, Милов, даже ренегат либерализма Глазьев - они были первореволюционеры на либеральном этапе Ельцинской революции.

Их предшественником - чистым идеалистом от либерализма - была покойная Лариса Пияшева, которая в 5-й книжке «Нового мира» за 1987 год в своей очень лаконичной и чёткой как прокламация статье «Где пышнее пироги» объяснила совковой либеральной тусовке, увлечённо разбирающей ошибки Сталина и издевающейся над Брежневым, что страна строит перед простым выбором - либеральный капитализм, который только и способен развивать экономику или всё более деградирующее плановое "народное хозяйство", что целью большевиков была именно экономика диктата, что все "третьи пути" и "рыночные социализмы" - это самообман или продолжение пути к экономическому краху. Иными словами, хватит врать себе и другим, что надо лишь восстановить "ленинский курс на НЭП" и всё наладится. На самом деле это было шокирующее разъяснение, что надо делать то, что горбачёвские придворные реформаторы делать не любили и не умели, а именно ответственный выбор между быстрыми и жёсткими рыночными реформами (и столь же быстрое социальное расслоение и прощание с социальной мифологией) - или разрастающийся товарный голод и диктатура.
В ответ ей раздался буквально стон именно такого придворного реформатора Отто Лациса, который в 7-й книжке "Нового мира" в "Зачем же под руку толкать?" пытался объяснить экономистке и её сторонникам [сейчас мы понимаем - ленинградскому экономическому кружку Чубайса], что мы не можем объявить про переход к капитализму, что мы обречены твердить, что лишь "недогматически" совершенствуем социализм - и только по недопонятым в своё время ленинским указаниям.
А за столь безапелляционную констатацию полного краха социального утопизма на Пияшеву напал в первом же самиздатовском номере «Гласности» Сергея Григорьянца - главные светоч советского либерализма Григорий Померанц.

Названные мною ельцинские министры - они были идеалистами-циниками. И всего их цинизма хватало на то, чтобы дать отступного прежним властителям страны из числа спецслужб и номенклатуры, да не слишком напирать на масштабы неизбежной социальной диссипации, на ту личную катастрофу, с которой обречены столкнуться при переходе к рынку десятки миллионов, причём, именно из числа самых «нормативно-правильных» советских людей.

Так что исторически стадиально «младореформаторы» действительно были «большевиками».
Как и продолжатель дела академика Сахарова Борис Ельцин, который создал независимую, прозападную, рыночную и антикоммунистическую Россию. (А большего от него в 1990-91 годах и не просили!)

Трагически же погибший Борис Немцов действительно оказался в роли «Троцкого» либерализма, потому что последние 11 лет жизни посвятил служению «второй революции» - доведению до полной реализации демократических лозунгов Августа 1991 года.

А вот «явлинцы» - совсем иное. Это даже не меньшевики Ельцинской революции, это - «народники» либерализма, всё хлопочущие о возможности сохранить русскую «передельную» общину, но сделав её социалистической, избежать социальной катастрофы неизбежной пролетаризации крестьян.

«Явлинцы» - плоть от плоти либерального слоя совковой интеллигенции, приученной видеть и принимать две реальности сразу.

Например, почти одновременно призывать к отмене цензуры и легализации мелкого бизнеса и фермерства, и - к «восстановлению ленинских норм социалистической законности» [разумеется, это - утрированное обобщение культивируемого во второй половине 80-х "шатровского" мифа о пусть и очень ограниченных, но свободе и правовых гарантиях для "честных коммунистов" в начале 20-х годов].

При этом отлично зная, что именно Ленин ненавидел «буржуазный идеализм» и крестьян-единоличников, а Сталин как раз и громил антинэповскую оппозицию и дал в литературе и театре волю «попутчикам», посадив на цепь оголтелых леваков, включая Маяковского, открыто призывавшего к обструкции любимой сталинской мхатовской постановки «Дней Турбиных» ...

Наверное, в этом во всём и есть разгадка как «двуслойности» «яблочной» пропаганды, так и самоубийственно-патологической прямоты всех политических инкарнаций «правых».
This page was loaded Mar 28th 2024, 9:05 pm GMT.