| первый тандем |
[Nov. 29th, 2010|12:39 am] |
Первое русское двоецарствие
К юбилею воцарению Симеона Бекбулатовича30 октября 1575 г. датировано одно из самых оригинальных посланий Ивана Грозного:
Лета 7084-го октября в 30 день. Великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии сю челобитную подали князь Иван Васильевичь Московской и дети его, князь Иван и князь Федор Ивановичи Московские, а в челобитной пишет:
Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом да с Федорцом, челом бьют, чтоб еси, государь, милость показал, ослободил людишок перебрать, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишок: иных бы еси ослободил отослать, а иных бы еси пожаловал ослободил принять, а с твоими государевыми приказными людьми ослободил о людишках памятьми ссылатиса; а ослободил бы еси пожаловал изо всяких людей выбирать и приимать; а которые нам не надобны, и нам бы тех пожаловал еси, государь, освободил прочь отсылати. И как, государь, переберем людишка, и мы к тебе, ко государю, имяна их списки принесем и от того времяни безе твоего государева ведома ни одного человека не возьмем. А которых людишок приимем, и ты б, государь, милость показал, вотчинишок у них отнимати не велел, как преж сего велося у удельных князей; а ис поместьишок их им хлебишко и денженка и всякое их рухлядишко пожаловал, велел отдати, и людишок их не ограбя велел выпустити. И которые похотят к нам, и ты б, государь, милость показал, ослободил им быти у нас безопально, и от нас их имати не велел. А которые от нас пойдут и учнут тебе, государю, бити челом, и ты б, государь, пожаловал, милость показал, по их челобитью к себе, ко государю, тех наших людишок, которые учнут от нас отходити, пожаловал не приимал. Да покажи, государь, милость, укажи свой государьской указ, как нам своих мелких людишок держати: по наших ли диячишков запискам и по жалованьишку нашему, или велишь на них полные имати. Как, государь, указ свой учинишь? И о всем тебе, государю, челом бьем. Государь, смилуйся, пожалуй.
Этот уничижительный текст Грозного является, в свою очередь, следствием едва ли не самого загадочного поступка первого русского царя, совершенного совсем незадолго перед этим. Осенью того 1575 г. Иван Васильевич вновь перекроил свое государство – объявив как бы главою его крещеного касимовского царя Симеона Бекбулатовича с титулом Великого Князя Всея Руси и став величать себя самого лишь Князем Московским. "И вышел из города, жил на Петровке; весь свой чин царский отдал Симеону, а сам ездил просто, как боярин, в оглоблях, и как приедет к царю Симеону, ссаживается от царева места далеко, вместе с боярами". Действительно, до нас дошли грамоты, в которых от имени великого князя Симеона всея Руси делаются разного рода земские распоряжения как от имени царя, царь же Иоанн называется государем князем Московским" – писал об этом С. М. Соловьев. При этом в свой личный "удел" Иванцом Московским были отписаны обширнейшие земли – как те, что были еще способны приносить серьезный доход, так и непосредственно примыкавшие к "линии фронта", на котором, впрочем, в это время установилось затишье. Иван, однако, оставил за собой все международные дела государства и не предпринял венчания Симеона на царство в соответствие с требованиями принятого обряда. Так, в январе 1576 Грозный говорил английскому дипломату: "Мы не настолько отказались от царства, чтобы нам нельзя было, когда будет угодно, вновь принять сан". Ведь Симеон "еще не утвержден обрядом венчания и назначен не по народному избранию, а по нашему соизволению". (Особенно трогательна здесь апелляция к народному волеизъявлению в устах Ioann the Terrible! Коли же серьезно – то она наводит на мысль, что вопрос о легитимности власти в представлениях русских людей того времени был несколько сложнее, чем принято думать.) А уже несколько месяцев спустя – летом 1576 г. – вся эта конструкция была демонтирована. Якобы, по многочисленным челобитным общественности – и Симеон был сведен со своего поста, пожалован имениями в Тверском уезде, куда и отправлен на жительство.
Что же это было? И зачем? Как и в случае с загадочным явлением опричнины (на которое казус Симеона во многом походит), объяснений имеется много, и ни одно из них не создает ощущения исчерпанности.
Первая версия состояла в том, что весь этот маскарад понадобился Грозному в рамках его претензий на польский престол. Несмотря на то, что в Польше действительно был тогда период бескоролевья, и Грозный имел соответствующие амбиции, ничто не указывает на их большую серьезность, чем в предыдущем аналогичном случае, когда московский царь и не думал устраивать ничего подобного.
Было весьма популярно среди историков убеждение в том, что указанный ход конем понадобился Грозному, дабы провести как бы чужими руками секуляризацию – т. е. изъятие в казну монастырских земельных владений. Тщательная проверка, однако, не выявила в "земщине" Бекбулатовича никакой заметной секуляризации.
Столь же не подкрепились прямым учетом конкретики (как и в случае с опричниной) попытки подвести под наш казус и связанные с ним перераспределения земельных держаний какие-либо "классовые" основания: борьбу с "княжатами", московскими боярами и т.д.
Более серьезным было предположение, что Грозный действительно видел Симеона своим наследником – в обход собственного старшего сына Ивана, отношения с которым уже тогда были не особенно теплыми.
Нам, из сегодняшнего далека, кажется дикой подобная перспектива – воцарение на Руси какого-то татарина. Однако, с точки зрения людей того времени все обстояло хоть и экзотично – но умеренно экзотично. Во-первых, можно сказать – имелся прецедент. Отец Грозного – бездетный до 1530 г. Василий III, – похоже, всерьез готовился сделать своим наследником женатого на своей сестре "царевича Петра" – крещенного в 1505 г. Куйдакула Ибреимовича, потомка основателя Казанского ханства Улу-Магомета. Этот человек вплоть до своей смерти в 1523 г. пользовался исключительным доверием Московского Великого Князя – ему поручались самые почетные и ответственные командные должности в смоленских походах Василия Ивановича, ему же поручалась Москва в периоды отсутствия в столице Великого Князя.
Надо сказать, что окружение, хоть и не было в восторге от выбора Василия III, кажется, в принципе готово было его принять – ибо претендент был царского роду (чингизид, прямой потомок Чингисхана), православный, а также сетью брачных отношений крепко завязанный на первостепенную московскую знать.
Что же касается Симеона – то его кандидатура была ничуть не хуже. Его отец, Бекбулат, внук хана Золотой орды Ахмата (который стоял против Ивана III на Угре в 1480 г.) отъехал на русскую службу в 1562 г. В 1566 г. он погиб в одном из сражений Ливонской войны. Сын Бекбулата, Саинбулат, к 1570 г. уже именовался "Касимовским царем" – в самом деле, Касимов перед этим довольно долго стоял "бесхозным" после смерти хана Шигалея – которому, к тому же, Саинбулат приходился троюродным племянником. В начале 70-х касимовский царь активно участвует в военных предприятиях Грозного: в зимней кампании 1571-1572 г.г. он – один из воевод в рати, отправленной к Орешку и к Выборгу против шведов. Осенью 1572 г. участвует в походе на Пайду, в 1573 г. – осаждает Колывань (Ревель). Где-то летом 1573 г. Саинбулат крестился под именем Симеона. С 1575 г. – он, без сомнения, самый значительный татарский царевич на русской службе. Кроме того, благодаря паутине матримониальных связей он еще и родственник самому Ивану Грозному.
И все-таки – едва ли Грозный всерьез рассматривал Симеона в качестве наследника. Едва ли он вообще всерьез рассматривал вопрос о наследовании своего трона – этот глубоко религиозный душегуб не мог не бояться кончины отчаянным страхом и гнал мысль о ней изо вех сил, судьба же страны после его смерти его вряд ли сильно интересовала вообще.
А что же тогда остается?
Мы имеем сильнейшую, волнообразную, не без ремиссий, но непроходящую паранойю Грозного – страх потери власти (жизни), утоляемый лишь нахождением и мучительной казнью заговорщиков. На 1575 г. приходится последняя, десятая волна массовых репрессий – в значительной степени обращенная против окружения сына, Ивана Ивановича. То есть царь боялся не того, что сын унаследует его страну, а того, что Иван уже при жизни отца ей завладеет. При этом текущая госэлита – уже новое поколение, все эти Нагие, Годуновы и пр., выросшие в годы опричнины – люди предельно осторожные, аккуратные, ушлые, уличить их в чем-либо предельно сложно – особенно после уничтожения прежних мастеров опричного сыска (Малюты, Грязного, Пивова и пр.) В верхах – тишь да гладь – то бишь, неизвестность, – и от этого Грозному становится особенно страшно. (А, кроме того, в ламинарный период ему становится страшно еще и от того, что возникает опасность предъявления ему счетов за бездарное управление страной – а, значит, есть настоятельная необходимость срочно смешать все карты, дезориентировать людей, сгенирировать массу конфликтов между ними, в которых лишь он, Грозный, может быть арбитром.)
Что делает Грозный? При всей менеджерской бездарности, он, бесспорно, обладал сильным психологическим чутьем – можно сказать, болезненным чутьем маньяка-манипулятора. И в данном случае он использовал достаточно стандартный прием вывода людей из психологического равновесия с целью спровоцировать их на открытие "истинных враждебных намерений", а как же. Эта штука сегодня так или иначе используется во всяких тренингах по корпоративному управлению и т.д. Короче, затевается игра с нечеткими границами – то есть, невозможно в полной мере понять, что всерьез, а что понарошку. Более того, эта граница произвольно сдвигается "руководителем игры" – и тогда тот или иной игрок вдруг оказывается "вне игры", а потому теряет самообладание и "раскрывается". В принципе, тот же прием отчасти осуществляла опричнина или, скажем, петровский "всешутейший собор".
То есть, говоря иначе, казус Симеона – проявление некоторого циклического процесса ментальности Ивана Грозного, проживи он еще – были бы новые затеи по той же примерно схеме.
http://www.polit.ru/analytics/2010/11/26/simeon.html |
|
|
