Митя учился в шестом классе обычной ленинградской школы. Митина мама работала в ЖЭКе, уже несколько лет перепечатывая рукописные хозяйственные акты. Восемь шкафов описаний как где-то заменили перегоревшую лампочку или смазали скрипящую дверь.

Митя приходил к маме на работу и крутился у печатной машинки. В глубине души мальчика зарождалось влечение к тарахтящему механизму.

Митя дружил с Алексом Керви, они учились в одном классе. Алекс вечно таскался со странными книжками и хвастался, что это он их написал или перевел или издал. Митя тоже хотел издать какую-нибудь книжку, но не знал, с чего начать.

Отец мальчика работал в том же ЖЭКе – сторожил по ночам шкафы с хозяйственными актами. Однажды во время обеда Митя поинтересовался у него, как издать книгу. Сторож (нависающий над сыном и следящий, чтобы он съел обед, пока тот не остыл) побагровел и отвесил мальчонке затрещину, чтобы не болтал во время еды.

Митя понял, что родители ему не помощники, по крайней мере, в издательском деле. Он был смекалистым мальчиком и вскоре сам догадался, что книгу можно напечатать на машинке матери. Митю аж затрясло от возбуждения, когда он понял, что его мечта осуществима.

Он был счастлив, пока не рассказал о своем озарении Алексу Керви. Юный переводчик поднял друга на смех. Алекс объяснил, что производство книги невероятно сложный процесс, печатная машинка никак его не упростит.

- На машинке разве что хозяйственные акты печатать, - заявил Керви. – Ну… или журнал какой-нибудь… это в крайнем случае.

Митя поразмыслил и пришел к выводу, что журнал его тоже устроит. В некотором смысле журнал даже лучше. Он предложил одноклассникам стать авторами литературно-художественного журнала и получил восемь текстов: семь сочинений по литературе и контрольную по алгебре.

Сам Митя описал свое сновидение, как проснулся в борделе из-за воплей "Кало! Кало!" и наблюдал в дверную щель за измотанным мужчиной в одной майке, который медленно тащился на зов. Кало! Кало!

Это был девятый текст. Для ровного счета Митя предложил написать что-нибудь Алексу Керви. Вначале юный переводчик отказался, сославшись на то, что все свои тексты сразу отдает в набор, потому что готовит новую книгу. Но потом сжалился и принес объяснительную записку.

Керви поймали, когда он прищемил дверью учительницу английского языка. В записке нарушитель дисциплины объяснял, как это произошло.

- Это правдивая история, - заверил Алекс и предложил назвать издание "Журналом правды".

Никому, кроме него, название не понравилось. Кто-то предложил "Журнал сочинений"… - слишком глупо. Тогда уж "Журнал семи сочинений, контрольной, объяснительной и сновидения", но это вообще черт знает что, а не название.

Гриша Перельман, сдавший в редакцию контрольную по алгебре, предложил заголовок "Эйлеровы скрепки". Маруся расхохоталась.

- Дебильное название. Причем здесь Эйлер? Какие еще скрепки? Тогда уж "Митин журнал" – и то лучше.

Шутливое предложение неожиданно нашло одобрение и Митя выбрал его.

Авторские тексты отнесли в ЖЭК и положили в шкаф хозяйственных актов. Митина мама перепечатала их. Бедная женщина дошла до такой степени отчуждения, что уже не обращала внимания на содержание. Ей было все равно, что перепечатывать.

Так появилось десять экземпляров "Митиного журнала" #1, который в будущем превратился в уникальное явление маргинально-авангардной культуры. И до сих пор выходит в некоторых городах и селах, интересующихся передовыми тенденциями в современной литературе.

На этом можно было бы и закончить, но мы расскажем еще чуть-чуть о сочинении Маруси. В тот год классу стали преподавать французский язык. Всего через месяц учительница ушла в декретный отпуск и ее заменил старый вонючий маразматик с немецким языком.

У француженки родился даун, поэтому ей продлили декретный отпуск на восемнадцать лет, пока даун не достигнет совершеннолетия. Эта внезапная удача, свалившаяся на голову молодой матери, навсегда скрепилась в сознании Маруси со всем французским. Юная школьница влюбилась во Францию, как в символ фортуны.

Ее сочинение посвящалось сыну француженки и называлось "Восемнадцать лет беспробудного счастья". Училка аттестовала его тремя баллами, что нисколько не смутило редакцию журнала, ведь и контрольная по алгебре Гриши Перельмана тоже оценивалась тройкой.

В сочинении Маруся анализировала возможность преждевременной кончины. В самом деле, дауны редко доживают осмысленного возраста. Какого же будет потрясение француженки, если ее сын умрет, скажем, в три года. Несчастной женщине придется вернуться в школу и продолжить заниматься нелепой педагогической работой вместо того, чтобы отдыхать оставшиеся пятнадцать лет.

Пятнадцать лет школьной каторги вместо пятнадцати лет домашнего эдема.

Вопреки Марусиным опасениям даун не умер. Француженка все время держала его дома, предпочитая круглосуточный контроль ужасу случая. Правда, несколько раз сынишка вываливался из окна, но всегда отделывался незначительными повреждениями.

Везунчик дожил до восемнадцати лет. После чего француженка устроила сына в книжный магазин, где он до сих пор работает. А счастливая женщина сидит дома и не занимается вообще ничем.