Ездили на выходных на дачу к Мише. Собственно, даже не дачу, а деревню Калужской области.
В третий раз видел старшую Ватрушку, Мишину мамишу. Необычное, экстравагантное зрелище. Грузная женщина поразительных пропорций, она словно изгибается значком параграфа: грудь теряется рядом с настоящим мужским брюхом, такому позавидует даже беременная женщина. Чуть ниже – задница. И не просто задница – а задница потрясающих, карнавальных размеров.
Пир плоти венчает голова и лицо на голове. Если внимательно присмотреться, можно вычленить пронзительные черты былой красотки. Не как у дочери – лишь слегка намеченные, теряющиеся в пластилиновой подвижности – а самые настоящие, отточенные, завершенные.
Порядки в деревенском доме установились простецкие. Туалет во дворе запирается на калитку. Она не закрывает вас полностью, а узкими дощечками с дистанцией между ними. Великолепное изобретение.
Помимо туалета двор оборудован душевой. Раньше это была деревянная кабинка, которая теперь закидана пустыми бутылками. Но душевая никуда не делась – она здесь же. Черпаете ковшом воду и выливаете на себя. Вот и вся душевая.
Утром второго дня Миша заперла нас в доме таким вот фокусом: отправилась принимать душ. А мы остались внутри, ведь для принятия душа ей пришлось оголиться. Уже в обед тем же приемом попыталась воспользоваться ее мамиша, но с менее выразительным результатом.
Я ел конфеты одну за другой. Книжная девочка Вера подсчитала фантики, набросилась на меня и попыталась вырвать конфету из моих рук. Не стерпев такого обращения, я выскочил из дома, где как раз и обливалась Мишина мамиша.
Вначале я не понял, что это такое. Изгибающийся бледно-желтый окорок с какими-то полосками, который я принял за жабры. Я наспех высвободил конфету из фантика и нервно проглотил. Окорок обернулся и молчаливо уставился на меня. Пришлось вернуться в дом.
Конфеты спрятали – да я бы и не стал их есть после увиденного. Я подумывал о возвращении домой, как мы сядем в электричку и поедем. Но предстояло еще много всего.
Немаловажное наблюдение. Утром, во время завтрака, принимала душ дочь. Ее мамиша, рассерженная бесцеремонным отсутствием дочери, которая все приготовила и ушла, съела свою порцию, а потом и порцию Миши. В обед принимала душ мать. Однако дочь не притронулась к ее порции. Дисциплина, не обошедшаяся без рукоприкладства. Наверняка не обошедшаяся.
Хотелось бы упомянуть Мишиного дедушку. Он пробыл с нами меньше всего и произвел наиболее приятное впечатление. Молчаливый, сдержанный и на редкость адекватный. Дедушка поел с нами шашлык, собрал остатки в бидон и увез супруге, по слухам тоже невероятных размеров. Но перед отъездом рассказал замечательный сон.
Его будит треск огня. Дедушка выскакивает на улицу и видит, что дом горит. Однако есть и второй дом и нужно позаботиться, чтобы огонь не перебрался на него. Дедушка отправляется в деревню за инструментами, которые помогут ему тушить пожар.
Как водится в подобных сновидениях, он все дальше удаляется от дома. Пару раз переплывает речку. Натыкается на старуху, у которой отбирает вилы. Объясняет, что вилы нужны для тушения пожара.
Дедушка забирается совсем далеко, вовлекается в какие-то новые отношения, с трудом удерживая в памяти первоначальную цель. Но стоит ему повернуть голову, как он видит марево пожара, который уже не достижим, к нему не вернуться.
Напоследок Миша провела экскурсию по деревне. Побывали в так называемой Швейцарии (деревья, холмы, ручей), прогулялись мимо так называемого Замка. Особняк местного богатея, который устраивает к себе алкоголиков и под видом трудовой терапии запоев преумножает свое богатство. В нынешней России подобные хозяйства обычно называют православными. Рядом крутятся дорогие иномарки и отечественные попы.
Напоследок у Мишиной мамиши случился приступ, связанный с запиранием дома. Она пыталась уверить, что это мучительная процедура, которая отнимет много часов, поэтому в Москву следует возвращаться на самой последней электричке или не возвращаться вообще.
- Мама, успокойтесь, - пыталась урезонить ее Миша, но безуспешно.
Женщина бегала от одной двери к другой, с силой хлопала ими и страшно хохотала.
- Не запираются, - во все горло орала она.
Лицо мамиши стало фиолетовым, на лбу вздулись вены. В какой-то момент она забежала в дом. А через несколько секунд вылезла через люк на крышу и заорала, что в деревне все по-другому. Это не город, не Москва. Здесь – деревня. На самые простые вещи уходит уйма времени, которое течет здесь совсем иначе. Помыть посуду, умыться, сходить в туалет, приготовить поесть, включить радио, запереть дверь, сходить в магазин…
Тут грузная женщина потеряла равновесие и покатилась по жестяной кровле.
- Спасите мою маму! – заверещала Миша.
Никто даже не пошелохнулся. Мамиша с грохотом сорвалась с крыши и, матерясь, свалилась на деревянное крыльцо, вонзив массивный зад на полметра.
- Или на полсеместра, - уточнила цветочница Лена, записанная в полевой тетради мамиши как Котя.
В третий раз видел старшую Ватрушку, Мишину мамишу. Необычное, экстравагантное зрелище. Грузная женщина поразительных пропорций, она словно изгибается значком параграфа: грудь теряется рядом с настоящим мужским брюхом, такому позавидует даже беременная женщина. Чуть ниже – задница. И не просто задница – а задница потрясающих, карнавальных размеров.
Пир плоти венчает голова и лицо на голове. Если внимательно присмотреться, можно вычленить пронзительные черты былой красотки. Не как у дочери – лишь слегка намеченные, теряющиеся в пластилиновой подвижности – а самые настоящие, отточенные, завершенные.
Порядки в деревенском доме установились простецкие. Туалет во дворе запирается на калитку. Она не закрывает вас полностью, а узкими дощечками с дистанцией между ними. Великолепное изобретение.
Помимо туалета двор оборудован душевой. Раньше это была деревянная кабинка, которая теперь закидана пустыми бутылками. Но душевая никуда не делась – она здесь же. Черпаете ковшом воду и выливаете на себя. Вот и вся душевая.
Утром второго дня Миша заперла нас в доме таким вот фокусом: отправилась принимать душ. А мы остались внутри, ведь для принятия душа ей пришлось оголиться. Уже в обед тем же приемом попыталась воспользоваться ее мамиша, но с менее выразительным результатом.
Я ел конфеты одну за другой. Книжная девочка Вера подсчитала фантики, набросилась на меня и попыталась вырвать конфету из моих рук. Не стерпев такого обращения, я выскочил из дома, где как раз и обливалась Мишина мамиша.
Вначале я не понял, что это такое. Изгибающийся бледно-желтый окорок с какими-то полосками, который я принял за жабры. Я наспех высвободил конфету из фантика и нервно проглотил. Окорок обернулся и молчаливо уставился на меня. Пришлось вернуться в дом.
Конфеты спрятали – да я бы и не стал их есть после увиденного. Я подумывал о возвращении домой, как мы сядем в электричку и поедем. Но предстояло еще много всего.
Немаловажное наблюдение. Утром, во время завтрака, принимала душ дочь. Ее мамиша, рассерженная бесцеремонным отсутствием дочери, которая все приготовила и ушла, съела свою порцию, а потом и порцию Миши. В обед принимала душ мать. Однако дочь не притронулась к ее порции. Дисциплина, не обошедшаяся без рукоприкладства. Наверняка не обошедшаяся.
Хотелось бы упомянуть Мишиного дедушку. Он пробыл с нами меньше всего и произвел наиболее приятное впечатление. Молчаливый, сдержанный и на редкость адекватный. Дедушка поел с нами шашлык, собрал остатки в бидон и увез супруге, по слухам тоже невероятных размеров. Но перед отъездом рассказал замечательный сон.
Его будит треск огня. Дедушка выскакивает на улицу и видит, что дом горит. Однако есть и второй дом и нужно позаботиться, чтобы огонь не перебрался на него. Дедушка отправляется в деревню за инструментами, которые помогут ему тушить пожар.
Как водится в подобных сновидениях, он все дальше удаляется от дома. Пару раз переплывает речку. Натыкается на старуху, у которой отбирает вилы. Объясняет, что вилы нужны для тушения пожара.
Дедушка забирается совсем далеко, вовлекается в какие-то новые отношения, с трудом удерживая в памяти первоначальную цель. Но стоит ему повернуть голову, как он видит марево пожара, который уже не достижим, к нему не вернуться.
Напоследок Миша провела экскурсию по деревне. Побывали в так называемой Швейцарии (деревья, холмы, ручей), прогулялись мимо так называемого Замка. Особняк местного богатея, который устраивает к себе алкоголиков и под видом трудовой терапии запоев преумножает свое богатство. В нынешней России подобные хозяйства обычно называют православными. Рядом крутятся дорогие иномарки и отечественные попы.
Напоследок у Мишиной мамиши случился приступ, связанный с запиранием дома. Она пыталась уверить, что это мучительная процедура, которая отнимет много часов, поэтому в Москву следует возвращаться на самой последней электричке или не возвращаться вообще.
- Мама, успокойтесь, - пыталась урезонить ее Миша, но безуспешно.
Женщина бегала от одной двери к другой, с силой хлопала ими и страшно хохотала.
- Не запираются, - во все горло орала она.
Лицо мамиши стало фиолетовым, на лбу вздулись вены. В какой-то момент она забежала в дом. А через несколько секунд вылезла через люк на крышу и заорала, что в деревне все по-другому. Это не город, не Москва. Здесь – деревня. На самые простые вещи уходит уйма времени, которое течет здесь совсем иначе. Помыть посуду, умыться, сходить в туалет, приготовить поесть, включить радио, запереть дверь, сходить в магазин…
Тут грузная женщина потеряла равновесие и покатилась по жестяной кровле.
- Спасите мою маму! – заверещала Миша.
Никто даже не пошелохнулся. Мамиша с грохотом сорвалась с крыши и, матерясь, свалилась на деревянное крыльцо, вонзив массивный зад на полметра.
- Или на полсеместра, - уточнила цветочница Лена, записанная в полевой тетради мамиши как Котя.
Current Music: Te/DIS
3 comments | Leave a comment