Новобракоразводных закидывают разноцветными бумажками и вливают в них шампанское. Все кричат, новобракоразводные целуются, их снова фотографируют. Обычно мужчина держит женщину на руках. Потом все рассаживаются на велосипеды и уезжают. Остается только карлица, которая убирает пустые бутылки и разноцветные бумажки.
Все это занимает от силы пару минут.
Желая повторить приключение остальных, мы заходим в тот же подъезд. С нами родители и ближайшие полуродственники. Родителей (по одному с каждой стороны) играют первые попавшиеся прохожие.
Моя мать – истеричная болтливая красотка лет на пять старше меня. К концу церемонии она всем осточертеет и будет публично выпорота. Верин отец (Папаверин) – импозантный крупный мужчина с черно-белым ободком у рта, а так же опиумный алкалоид, лекарственное средство спазмолитического и гипотензивного действия в виде ректальных свечей.
У нас забирают паспорта и оплаченную госпошлину и спрашивают, пойдем ли мы в зал.
- В зал? – удивляемся мы. – Разве мы уже не в зале?
Нам объясняют, что есть еще один зал.
- У вас торжественная церемония или неторжественная?
- Обычная, - говорим мы. – Не до торжеств сейчас.
- Тогда ждите. Отойдите в сторонку.
Мы отходим в сторонку и ждем. Полуродственники бросают тревожные взгляды на наши безымянные пальцы. Наконец выкрикивают наши имена, фамилии, научные степени и спортивные достижения. Мы несемся по длинному темному коридору.
- Суйте скорее, - кричат нам.
Суем безымянные пальцы в дырки в стене. Что-то влажное, теплое и мягкое обволакивает наши пальцы, и мы вытаскиваем их уже без колец. Без наших чудесных серебряных колец ручной работы, которые вечно спадали и царапали кожу. Сколько мороки они нам доставили, и вот наконец мы от них избавились.
Нас вталкивают в крохотную комнатку, похожую на чулан с дворническим инвентарем. Так и есть. На низкой тахте сидит та самая горбунья, что убирает за новобракоразводными.
- Кольца сняли? – спрашивает она.
После наших кивков она швыряет нам паспорта.
- Последние страницы мы вырвали. Теперь вы никто друг другу и можете делать что хотите. Хотя бы даже и со мной.
Горбунья ложится и с вожделением смотрит на нас.
- Нет, только не с ней, - шепчет Вера.
- Тогда пошли вон отсюда, - кричит горбунья. – Вон, я сказала.
Мы выскакиваем из этого кафкианского кошмара обратно в зал, где нас встречают взрывами хохота.
- Так быстро? Даже с горбуньей не порезвились? - От удивления у Папаверина съезжает ободок и теперь болтается где-то в районе шеи.
- Хотя бы эти идиотские кольца сняли, - удовлетворенно отмечает полусестра Веры.
- Наденьте их обратно, - кричит мамаша.
Ей объясняют, что колец она больше не увидит, как покойного мужа.
- Мой покойный муж… - хнычет мамаша.
Ее успокаивают обещанием шампанского, за которым толпа гостей выламывается на улицу. Две бутылки улетают как четвертинка пластикового стаканчика. Нас, счастливых новобракоразводных, фотографируют на память. Нас и наши безымянные пальцы, которые вновь обрели девственность. Даже из-под ногтей вылизали грязь.
- Ребята, я вам так завидую, - признается полусестра.
- Чему ты завидуешь, Пусик? – вмешивается ее полумуж в образе омартышевшегося Венедикта Ерофеева. – Мы ведь и сами развелись на прошлой неделе.
- Развелись, - соглашается полусестра. – Но затем вновь сошлись. – Она с негодованием разглядывает свое окольцованное безымянье. – Заставить бы всех придурков пооткусывать себе пальцы вместе с кольцами. Вот это будет разумно. В Москве из-за их пальцев вообще невозможно жить. Архитектурной красоты, всех этих балкончиков, арок, колонн и раздельных санузлов, еще недостаточно, чтобы жить без леса, луга и реки.
- Я с тобой полностью согласен, Пусик, - полумуж пытается поцеловать полусестру, но та лягает его каблуком, как того хача, что пытался ее изнасиловать.
- Вас пытались изнасиловать? – мамаша скептически осматривает полусестру.
- Не пытались, а изнасиловали. Причем самым натуральным образом.
- Да-да, - кивает полумуж. – Показать ей справку, Пусик?
- Подотрись этой справкой, - обрывает заскучавший Кручиняка. – Хватит здесь торчать с пустыми стаканчиками! Все закончилось! Бежим на бракоразводный полдник!
Нас щелкают на прощание еще раз двадцать, и мы устремляемся через дворы, гаражи и штрафстоянки к заказанному ресторану. Это полуподвал между станцией метро и Макдоналдсом. Небольшой закуток, где обычно пьют после работы или в ожидании знакомого.
Так называемый китайский ресторан, где нам отводят банкетный зал на два стола и показывают, куда бегать в туалет. Коридорчик к туалету тут же заполняется китайцами, шастающими из одного банкетного зала в другой.
Насилуя свои ширинки из-за частых возлияний, мы словно перемещаемся в фильм про гонконгскую мафию. Повсюду низкорослые китайцы самых причудливых расцветок и конфигураций. И еще наш банкетный зал без единого китайца, за исключением пары официантов.
- У нас заказан бракоразводный полдник, - объясняю я на входе.
- Знаем, знаем, - кивают вежливые китайцы. – Ваш полдник длится уже больше двух часов, вы подходите к нам в пятый раз. Если не умеете пить, лучше не выходите из своего зала или просите кого-нибудь сопровождать вас в туалет. Вы снова потерялись?
Я устало киваю.
- Потерялся.
Китайцы берут меня за руки и ведут обратно. По дороге я донимаю их расспросами:
- А вот если взять всех китайцев и устроить им бракоразводные полдники. Это ведь почти миллиард полдников придется провести. Хватит у вас банкетных залов?
Меня швыряют в помещение и просят больше не выпускать. Советуют оборудовать место где-нибудь в углу, чтобы я мог отливать и не высовывался в колидол.
- В коридор, - поправляют китайца. – Ко-ри-дор, мерзкий желтоглазый.
- Желторожий.
- Узгоглазый.
Наконец подают торт. Новобракоразводных приглашают разрезать его в знак окончания совместного ада.
- Ну же, - кричат нам. – Кромсайте торт или хотя бы друг друга. Не зря же мы здесь торчим столько времени.
Я с вожделением посматриваю на Веру, играя огромным ножом, практически тесаком.
- Только не меня, - кричит Вера и бросается под стол.
Ее вытаскивают, успокаивают, объясняют, что это продлится недолго и вообще всего один раз.
- Один раз – не пидарас, - кричит Кручиняка, блюющий в моем отхожем месте.
- Погоди у меня, Кручиняка, - грожу я тесаком.
И тут замечаю, что торт выполнен в форме гниющего пердака, забитого ржавыми гвоздями.
- Ода шестеренке, - подмигивает Малая Ватрушка. – Это наш подарок с куском желтоватого сала, точнее, Мамишей.
- Вообще-то это мой пердак, пардон, подарок, - встревает полусестра, играя бордовыми елдаками, точнее, желваками.
- Вообще-то это мой сын, - вмешивается мамаша.
- Вообще-то это мой брат, вернее, друг, - влезает Аркадий. – Это я открыл его для литературы.
В зал влетают китайцы с ножами и пистолетами. Кто-то даже с салатными мисками и пекинскими утками для лежачих больных.
- Заткнитесь все! - выпаливает самый главный китаец с самой узгоглазой, желторожей физиономией. Ваше время вышло. Собирайте все, что недоели и недопили, и вышвыривайтесь. Я сказал, вон отсюда.
- Но у нас бракоразводный полдник, - обиженно шелестят гости.
- Продолжите свой полдник в сквере. Это Москва, здесь любая автобусная остановка, любой подъезд приютят отдыхающих.
- Но не ваша забегаловка, - добавляет кто-то из полуродственников, после чего нас вышвыривают со всей китайской едой и пронесенным бесплатно бухлом.
Так завершается наш бракоразводный полдник.
И начинается что-то другое в окружении ансамбля мультиварок и богемского хрусталя. И бесконечных коробочек с китайскими объедками, которыми мы питаемся с Верой вот уже неделю.
Карлица, убирающая за новобракоразводными, и регистратор операций с ними
Бракоразводная до раскольцовывания
Гостья ожидает раздачи посуды
Гости с посудой
Предфинальный хлопок китайского ресторана