Сапфическая строфа

(Кто тебя, скажи, разыскал, окликнул,
    Кто тебя сумел задержать в расспросах,
    Кто на берегу меж дождём и галькой
    Стал тебе другом,

И под разговор, хруст шагов удвоив,
    Вплёл тебя в свой день, проводил до дома,
    И с тобой, шутя, на крыльце расстался
    До воскресенья?

Как он только смог, как он умудрился —
    Нет, не разберусь, сколько ни гадаю,
    И под бухи волн, гомон птиц горластых
    Ждать не устану

Мысли, что тебя принесёт однажды,
    В это там и сям, среди скал прогулки,
    И предъявит мне, без зазора врежет
    В место и время;

Время не твоё, берег вряд ли точен,
    Не взыщи, зато дождик мелок, светел,
    И на той горе, за сосной как будто
    Дом твой уместен.

Вот где можно ждать и царапать время,
    Колупать века, терпеливо, стойко,
    Чтоб на миллиметр облик твой приблизить,
    Чётче увидеть,

Чтобы голос твой, старую кифару
    Услыхать, устав соль глотать и ветер,
    И на тихий звук по крутой тропинке
    Лезть, замирая:

Как бы не спугнуть, как бы не развеять,
    Как бы наверху всё твоё, что было,
    Хоть на миг застать, на твою ступеньку
    Ногу поставить —

Левконоя! ты, только ты и дружба
    Будете всегда: хлеб и соль вселенной;
    Ну а мы, толпа прочего и прочих —
    Пыль или пепел.)

Вторая асклепиадова строфа (три малых асклепиадовых стиха и гликоней):

= - = - - = = - - = - =
    = - = - - = = - - = - =
    = - = - - = = - - = - =
    = - = - - = - =

Non omnis moriar, multaque pars mei
Vitabit Libitinam, usque ego postera
Crescam laude recens, dum Capitolium
Scandet cum tacita virgine pontifex.

Ты, Гораций, прими издалека привет:
    Пусть оттуда, где ты, голоса не слыхать,
    Каждой новой весной дождик весёлый весть
    Нам с твоих берегов несёт.

Не восходит на холм с девою жрец давно,
    И в учебниках спят сонмы твоих богов,
    Не найдёшь никого, кто бы гостям твой дом
    Возле города указал.

Всюду краны торчат, срублен Сабинский лес,
    Где гулял ты, теперь нет ни полей, ни вех,
    Заблудившийся мак выбросил свой флажок
    Между шпал запасных путей.

В дымке мыслей вдали старый Соракт стоит,
    А за краем земли волны бегут, искрясь,
    На развалины сел ворон кусок клевать
    Средь болот и высоких трав.

Рядом, через шоссе, Рим, копошась, жужжит,
    Между старых костей новая жизнь растёт,
    На весёлой траве пялится мёртвый цирк
    Из несчётных пустых глазниц.

В жилах улиц бежит ныне чужая кровь,
    Стук часов, каблуков лёгок, летуч и сух,
    Словно этот один длится от века день
    Под немой синевой небес.

Что тебе в нём искать, что потерял ты в нём?
    Он твой дом затопил, прошлое вымыл прочь,
    В мёртвых водах его все города равны,
    Выбирай наугад, где быть.

Алкеева строфа:

- = - = - = - - = - =
    - = - = - = - - = - =
    - = - = - = - = -
    = - - = - - = - = -

Гляди: под ярким небом Соракт блестит,
    И бремя снежных шапок едва несут
    Леса на склонах, и, морозом
    Скованы крепким, застыли реки.

Дрожа, щедрее дров подложи в очаг,
    Раздуй огонь, сабинские кружки нам
    Скорей вином четырёхлетним
    Ты, Талиарх, до краёв наполни.

А в прочем на богов положись; уже
    Они над морем вспененным злых ветров
    Смирили ярость; стихли кроны
    И кипарисов, и старых вязов.

Что будет завтра, спрашивать не спеши:
    Бери на радость каждый пришедший день,
    Клади в копилку, не чурайся
    Ни хороводов, ни взглядов нежных,

Пока цветёшь; пока седина тебя
    Не смеет тронуть. Игры и болтовня,
    И упражненья в ратном деле
    Пусть повторяются в час урочный,

И прятки в сумерках, и невольный смех,
    Плутовку выдающий, и твой трофей,
    Который плечи или пальчик
    Скоро уступят, не слишком споря…

Сапфическая строфа

= - = - = | = - = - = -
    = - = - = | = - = - = -
    = - = - = | = - = - = -
    = - - = -

Тот, кто честен, кто чист от преступленья,
    Тот и без копья с луком обойдётся,
    И колчан ему, милый Фуск, не нужен
    Стрел ядовитых,

Хоть через пролив Сиртский плыть придётся,
    Хоть и на Кавказ жизнь его забросит
    Или в те места, где течёт Гидаспес —
    Речка из сказки.

Ведь когда гулял я в лесу Сабинском,
    Пел о Лàлагé, безоружный топал,
    Невзначай набрёл я тогда на волка —
    Волк испугался;

Этаких чудес не рождают даже
    Даунии леса — край бойцов отважных,
    Ни сухая степь Юбы, где селиться
    Львы только могут.

Помести меня средь полей, где летом
    Листьев ни одно дерево не пустит,
    Где Юпитер злой и холодный давит
    Землю туманом;

Помести туда, где не сыщешь дома,
    Где мозги и жизнь солнце выжигает —
    Буду петь свою Лàлагé-болтушку,
    Смех её сладкий.

Слыша Гайдна, вспоминаю “Integer vitae scelerisque purus”, читая Горация, представляю себе замок в далекой перспективе, в светло-зелёном саду под неровным серым небом, и в безлюдье движутся, как ручьи, только партии первой симфонии. — ( дальше )

Лето и осень имеют ударение на первом слоге, а зима и весна — на втором. Так они, образуя гликоней (удвоенный хориямб, = - = - - = - =), делятся на пары; в первой из них состоянию соответствует хорей, переходу — ямб, во второй всё наоборот.

( дальше )

Вариант первой архилоховой строфы

Не надейся, и всё, —
     говорит Гораций, и пальцем
Чертит на мутном стекле; —
Возвращается год,
     но не жизнь, и нам из-под снега
С новой травой не восстать.

На бессмертие нет
     никаких надежд, и не надо
Грезить о вечной весне;
В эту оттепель, в лёд,
     отдающий чистые слёзы,
Влейся и с ними живи.

Как секунды чисты —
     дистиллят блаженный безлюдья, —
Как расцвели небеса;
Погляди в синеву,
     и на белых сливочных тучках
Мысли без слов уложи.

Всё, что ныне дано,
     то и свято, пусть не бессмертно:
Солнце, сосульки, капель;
Ржавый гнутый карниз
     и сарая мокрые доски,
Верба на старом дворе.

Пусть орёт воробей,
     пусть другой ему отвечает,
Встрёпанный и молодой;
Он, как некогда ты,
     принимает время за вечность,
Дырку в зиме — за весну.

Так что пользуйся днём,
     раз он дан, в раскрытую створку
Высунься и подыши;
Щурься, смейся, свисти,
     в облачках высматривай шутки,
Сказки, приветы весны.

На ресницах твоих,
     на сосульках солнце, и капли
Блещут и холодом жгут;
Так раскрой же глаза
     до конца, наплюй на бессмертье
И, благодарный, живи.