08:32 pm - ***Иван Петрович умер. Это было так. Сначала у него отнялась правая нога. Потом у него отнялась левая нога. Потом заломил мизинчик. Потом начал дёргаться глаз. Кровь прилила к голове, вспухли все жилки. А потом он вроде лежал как лежал — но по всему видно было: испустил дух человек. Тихо стало. Вот и мизинчик замер. Вообще всем на него начхать было, конечно, так что и не заметил никто. Умер он весной. Всё лето пролежал, птички к нему в форточку зачастили, гнёзда вили по углам, курлыкали. А осенью у него трубу отопления прорвало, при тестовом запуске. Затопило всё на свете, пол пузырями пошёл, и вниз, по стенам, на второй этаж протекло.А там старуха Сёма жила. Ну жила себе и жила. Жила даже и до того, как старухой сделалася. Была она школьницей, с косичками, ходила в школу. Школа была в старом монастырском здании, с изразцами, с потаёнными углами. Сначала у них девицы одни учились, потом с соседней гимназией их свели — в общем, уголки потаённые и нашлись сразу, завлекательные весьма. Ну а там война, туда-сюда… Вот уже и родителей похоронила, а всё живёт в этом доме и живёт. Поучилась как-то, поработала в библиотеке, и потом ещё поработала. Муж был, вроде. Сидел, потом водилой был. На всяких великих стройках, ездил всё время… А до того он учителем был. Литературу и историю вёл, где-то в Сибири. Он как вышел — его уже не брали никуда. В первом же рейсе — пять лет дальнобойщиком — встречает Сёму. Две дочери, одна умерла, слабенькая была, вторая в Питере. Сёма режет лук, жарит-парит, суп варит. Потом моет руки, суп оставив в покое, идёт в комнату. Поднимает слезящиеся глаза — не видит ничего. По стенам течёт, а она и не видит. Села телевизор смотреть. Продышалась, чует чего-то, принюхивается… Она маленькая была в войну, трупов не видала, и уж не нюхала паче. Но запах этот ей отчетливо детство напомнил, день, когда дядя Миша не вернулся. Когда телеграмма вернулась, а он нет. Вернее, две телеграммы. Тётя Нюра у них тогда жила. Радостная с утра: возвращается, скоро, живой! Уже и праздник запланировали, и всё. А через четыре часа — вторая телеграмма. Не вернётся, не приедет погостить — как в песне почти. Ну, там было другое написано. Но в голове у Сёмы то и засело только, что — как в песне. Сёма всполошилась вся. Поднялась наверх, дверь тяжёлая, деревом обшитая. Сёма принюхалась, позвонила… Стоит — тишина. Позвонила в соседнюю дверь — открыл какой-то цыганёнок, маленький, шустрый — тараторить чего-то начал, ничего не понятно. Закрыл дверь. Позвонила в две двери напротив. Не открывают. Тишина. Спустилась вниз — на лифте, пешком тяжело — спустилась вниз, вызвала милицию. Нашли Ивана Петровича. «Такой молодой — и такой мёртвый» — пошутил участковый. Все ушли, дверь опечатали, а Сёма опечалилась. ( >> ) |