| 11:01a |
a dream
Это была то ли школа, то ли институт, то ли колледж, довольно большое помещение с партами, кажется, даже, поднимающееся кверху амфитеатром - что-то вроде потоковой аудитории.
В помещении была толпа, даже две толпы: одна - подростков лет 15-20, большая часть которых смирно сидела за партами, а остальные были заперты в углу другой толпой - ОМОНОвцев, которые их зачем-то били, я не понял, почему, как будто бы те были чем-то недовольны и устроили что-то навроде студенческого бунта, для подавления которого и вызвали ОМОН.
Помню, что я выбежал вперед, к доске, и стал орать на всех, и на студентов и на омоновцев, крича, что все они сволочи и скоты, одни - потому что бьют безоружных, а другие потому - что позволяют так обращаться с собой и со своими товарищами, спокойно сидя и наблюдая, как их бьют; в запарке обозвал их всех вконец заебавшими меня пидорами и даже что-то ляпнул про позор нации.
Омоновцы прекратили бить подростков, и я ожидал, что сейчас они кинутся на меня, повалят на пол и начнут ебашить ПР-ами и берцами, но почему-то и они, и студенты из-за парт смотрели на меня молча, кто-то нервно хихикнул, но смешок так и растаял под потолком. Мне стало до ужаса противно и я стал пробираться к выходу, чтобы никого не видеть, но тут из-за одной из парт вскочил какой-то светловолосый юноша с прибалтийскими чертами лица, в очках, и бросился ко мне, что-то шипя и брызгая слюной от ненависти. Он схватил меня за руку и потащил к двери, изрыгая жутчайшую дичь, что-то про то, что мои слова - оскорбление для него и его страны, и что он, как ролевик и реконструктор сейчас как следует изобьет меня, чтобы мне было неповадно - а когда мы оказались в коридоре, он стал орать, что таких как я нужно учить и он сейчас достанет свой дюраль из раздевалки и как следует меня отделает - тут он даже замер и на секунду перестал дергать руками, чтобы показать на предплечье правой - вот, вот здесь он сейчас сделает мне рассечение, да как следует, чтобы текла кровь и шрам остался надолго, только так можно научить чему-то быдло вроде меня.
Говорил он, кажется, с прибалтийским акцентом, не переставая при этом злобно шипеть и брызгать слюной, и от его слов я уже был так взведен, что во время его тирады про рассечение не выдержал, и когда он в очередной раз махнул рукой мимо моего лица, схватил её и вцепился зубами в правое предплечье, то самое, на котором он демонстрировал мне мой будущий шрам. Он задергался, но я хорошо сжал зубы, двумя руками удерживая его левую руку, так, чтобы он не смог вырваться, он дернулся еще несколько раз, только делая себе хуже, и я со злорадством сжимал зубы сильнее - не до крови, но так, чтобы у него осталась хорошая гематома на этом месте, в конце концов, он же сам предлагал учить с помощью шрамов на предплечье, так пусть задумается, насколько это красиво, хотя бы гляда на собственный синяк - который, в отличие от рассечения, пройдет через пару-тройку недель.
Когда я выпустил его предплечье, он был уже весь красный - ну что же, сказал я, ты хотел драться, давай, и он бросился вперед, активно работая руками, но, почему-то, ни разу не попав по мне, и когда он чуть раскрылся, и я уже точно примерился выдать ему хороший кросс по сопатке, он вдруг внезапно заорал: "Сттой, тттай мне сняаать ачкиии, ф дракке я фсекта снимаю оччкии!" - с каким-то торжественным испугом в голосе. "Так снимай же их, мудак!" - рявкнул я на него, жутко разозлившись, что такой хороший удар мне так и не удалось ему выдать, и продолжил орать: "Мудак, блядь, это же ты позвал меня драться, так какого хуя ты не снял очки перед боем??"
Он ничего не отвечал и, тяжело дыша, немыслимо долго снимал очки и дрожащими руками прятал их в футляр, который достал из кармана, лицо у него было красное и перекошенное, и когда он, наконец, убрал очки, я вдруг понял, что у меня пропало всякое желание его бить, громко послал его нахуй и вышел в расположенную рядом дверь, с грохотом ее за собой захлопнув, и от этого звука, кажется, проснулся.
Сердце бешено колотилось, и я ощущал горячее желание кого-нибудь ебашить, пиздить, хуячить, мочить; уебать в чье-то еблище до крови и до хруста, до звука чего-то рвущегося и ломающегося, отчаянно крушить, давить и ломать, гасить и давать пизды - но вокруг не было никого подходящего, кроме меня самого. |