Андрей Логутов: J.Hillis Miller & more
« previous entry | next entry »
Apr. 29th, 2006 | 12:39 am
mood: 
tired
music: Klaus Nomi "Rubberband Lazer"
После сегодняшней лекции Дж.Хиллиса Миллера у меня возникло две мысли, которые мне хотелось бы задокументировать на блоге семинаре -- в надежде (хотя и исчезающе малой), что на них кто-нибудь откликнется. Собственно, речь идет о двух, как я думаю, заблуждениях, которые частенько оставляют свой след в литературоведческих рассуждениях.
Первое заблуждение состоит в том, что существует-де некое принципиальное различие между филологическим (профессиональным) и нефилологическим ("профанным") способами чтения. Как правило, постулирование этого различия сопровождается призывом, обращенным к филологам, "уделять больше внимания чтению как таковому". Т.е. либо филологи должны "снизойти" до грубого, но исполненного правды, чтения, производимого "массами", либо признать концептуальное первенство последнего.
Я уверен, что в принципе КАЧЕСТВО мышления не зависит от профессиональной принадлежности человека. Я не исключаю существования умного сантехника, которого при чтении литературы посещают те же размышления, о которых пишет, к примеру, Деррида. Я допускаю, что умный сантехник не всегда в состоянии выразить свои ощущения и вполне сформулировать свои мысли, но я не согласен с тем, что рассуждения Дерриды охватывают область будто бы доступную только "избранным". С другой стороны, существуют также глупые сантехники (и их, быть может, большинство). В качестве примера "умного сантехника" (или, точнее, "жилетника") я могу указать на Жюпьена из "Поисков утраченного времени".
Роль литературоведа заключается лишь в умении систематизировать разного рода размышления и в том, что он сознательно посвящает этому свое время. На самом деле, он не работает с какими-то "особыми" абстракциями или "литературоведческой заумью". Хороший читатель-нелитературовед вполне способен на очень глубокие, обобщенные и веские суждения о литературе. Следовательно, по-моему, никакой СУЩЕСТВЕННОЙ разницы между этими двумя позициями нет. То, что данный индивид в процессе обучения в университете освоился с той или иной терминологией и некоторыми способами выражения, может положительно сказаться на его способности высказывать свои мысли, но не на его способности мыслить или чувствовать литературу, которыми он может обладать и безо всякого образования.
В конце концов, развитие этой последней способности, -- дело усилий каждого человека в отдельности. Есть произведения, чтение которых способствует этому, есть и произведения прямо противоположного рода. Первые можно назвать "хорошей литературой", вторые -- "плохой". Есть, кроме того, "плохая" литература, которая может в качестве отрицательного примера помогать освоиться с хорошей. Можно согласиться с тем, что соотношение "плохого" и "хорошего" в литературе исторически обусловлено, и все же: (1) прогресс человеческого мышления, способность понять и/или сказать что-то принципиально новое, также как развитие новых плодотворных литературных теорий, связаны прежде всего с "хорошей" литературой; (2) определять ценность и ДЕЙСТВЕННОСТЬ литературы по степени ее массовости -- это тоже самое, что определять качество товара посредством подсчета людей, собиравшихся его купить. Последнее, кстати говоря, -- весьма действенный экономический фактор, ответственный, к примеру, за возникновение ажиотажа вокруг тех или иных товаров. Но большинство товаров, купленных в режиме ажиотажа, потом не находят себе применения и скоро оказываются на помойке.
Второе заблуждение (тут надо быть более осторожным) состоит в восприятии гуманитарных наук как некоей приблизительной версии наук естественных. Здесь я имею в виду прежде всего высказанное Дж.Хиллисом Миллером утверждение о том, что "литературная теория полезна только если она верифицируема", т.е. может быть проверена на материале каких-либо конкретных произведений. Сложно не согласиться с этим утверждением в целом, и все же существуют довольно значимые нюансы, которые подтачивают его со всех сторон:
(1) Никогда не было и не будет литературной теории, которая бы в основе своей не была направлена на те или иные произведения, иначе бы таковая теория вовсе не была бы "литературной";
(2) Если бы целью теории литературы было бы только разъяснение конкретных произведений, то она бы не существовала в той форме, которую мы знаем. Аристотель написал бы не "Поэтику", а "Инструкцию по чтению Софокла". Человек имеет неизбежную склонность к обобщению.
(2.1.) Мыслительная область всякой литературоведческой работы шире, чем те произведения, на которые она эксплицитно ссылается;
(3) Имеет ли способ верификации шахматная партия? Если нет, то она должна быть признана бесполезной. (Тогда можно было бы сказать: "Эта партия была бессмысленна, потому что я ее проиграл".)
(3.1.) Литературная теория представляет собой образчик мышления о текстах. Она может быть "неверна" в целом, но может при этом дать нам в распоряжение новые мыслительные тактики;
(4) Критерий логичности и мыслительной цельности для литературной теории играет по крайней мере не менее важную роль, чем соответствие тексту.
(5) Литературная теория не только разбирается с существующими текстами, но и пытается охватить тексты будущего.
(7) Верификационизм, т.е. предположение о том, что мы знаем только то, что можем проверить, противоречит интуиции. Представим себе, что я знаю, например, что моя прапрабабушка по материнской линии была японкой. Проверить я этого, однако не могу (сама прапрабабушка умерла, документы утеряны, память бабушки уже слаба и проч.). Следовательно, "на самом деле" я этого не знаю? Но в чем разница между просто "знанием" и "знанием на самом деле"?
(6) И, наконец, это скорее преимущество, что литературоведение не имеет "жесткой" (hard) эмпирической основы. В человеческом мышлении есть стратегии, которые не вписываются в верификационистскую дихотомию "верно-неверно". Естественные науки вытеснили из себя все, что есть в человеческом сознании тонкого и склонного к неопределенности. Но даже такие стратегии имеют оценку качества.
Я буду очень благодарен за отзывы,
Андрей Логутов
Первое заблуждение состоит в том, что существует-де некое принципиальное различие между филологическим (профессиональным) и нефилологическим ("профанным") способами чтения. Как правило, постулирование этого различия сопровождается призывом, обращенным к филологам, "уделять больше внимания чтению как таковому". Т.е. либо филологи должны "снизойти" до грубого, но исполненного правды, чтения, производимого "массами", либо признать концептуальное первенство последнего.
Я уверен, что в принципе КАЧЕСТВО мышления не зависит от профессиональной принадлежности человека. Я не исключаю существования умного сантехника, которого при чтении литературы посещают те же размышления, о которых пишет, к примеру, Деррида. Я допускаю, что умный сантехник не всегда в состоянии выразить свои ощущения и вполне сформулировать свои мысли, но я не согласен с тем, что рассуждения Дерриды охватывают область будто бы доступную только "избранным". С другой стороны, существуют также глупые сантехники (и их, быть может, большинство). В качестве примера "умного сантехника" (или, точнее, "жилетника") я могу указать на Жюпьена из "Поисков утраченного времени".
Роль литературоведа заключается лишь в умении систематизировать разного рода размышления и в том, что он сознательно посвящает этому свое время. На самом деле, он не работает с какими-то "особыми" абстракциями или "литературоведческой заумью". Хороший читатель-нелитературовед вполне способен на очень глубокие, обобщенные и веские суждения о литературе. Следовательно, по-моему, никакой СУЩЕСТВЕННОЙ разницы между этими двумя позициями нет. То, что данный индивид в процессе обучения в университете освоился с той или иной терминологией и некоторыми способами выражения, может положительно сказаться на его способности высказывать свои мысли, но не на его способности мыслить или чувствовать литературу, которыми он может обладать и безо всякого образования.
В конце концов, развитие этой последней способности, -- дело усилий каждого человека в отдельности. Есть произведения, чтение которых способствует этому, есть и произведения прямо противоположного рода. Первые можно назвать "хорошей литературой", вторые -- "плохой". Есть, кроме того, "плохая" литература, которая может в качестве отрицательного примера помогать освоиться с хорошей. Можно согласиться с тем, что соотношение "плохого" и "хорошего" в литературе исторически обусловлено, и все же: (1) прогресс человеческого мышления, способность понять и/или сказать что-то принципиально новое, также как развитие новых плодотворных литературных теорий, связаны прежде всего с "хорошей" литературой; (2) определять ценность и ДЕЙСТВЕННОСТЬ литературы по степени ее массовости -- это тоже самое, что определять качество товара посредством подсчета людей, собиравшихся его купить. Последнее, кстати говоря, -- весьма действенный экономический фактор, ответственный, к примеру, за возникновение ажиотажа вокруг тех или иных товаров. Но большинство товаров, купленных в режиме ажиотажа, потом не находят себе применения и скоро оказываются на помойке.
Второе заблуждение (тут надо быть более осторожным) состоит в восприятии гуманитарных наук как некоей приблизительной версии наук естественных. Здесь я имею в виду прежде всего высказанное Дж.Хиллисом Миллером утверждение о том, что "литературная теория полезна только если она верифицируема", т.е. может быть проверена на материале каких-либо конкретных произведений. Сложно не согласиться с этим утверждением в целом, и все же существуют довольно значимые нюансы, которые подтачивают его со всех сторон:
(1) Никогда не было и не будет литературной теории, которая бы в основе своей не была направлена на те или иные произведения, иначе бы таковая теория вовсе не была бы "литературной";
(2) Если бы целью теории литературы было бы только разъяснение конкретных произведений, то она бы не существовала в той форме, которую мы знаем. Аристотель написал бы не "Поэтику", а "Инструкцию по чтению Софокла". Человек имеет неизбежную склонность к обобщению.
(2.1.) Мыслительная область всякой литературоведческой работы шире, чем те произведения, на которые она эксплицитно ссылается;
(3) Имеет ли способ верификации шахматная партия? Если нет, то она должна быть признана бесполезной. (Тогда можно было бы сказать: "Эта партия была бессмысленна, потому что я ее проиграл".)
(3.1.) Литературная теория представляет собой образчик мышления о текстах. Она может быть "неверна" в целом, но может при этом дать нам в распоряжение новые мыслительные тактики;
(4) Критерий логичности и мыслительной цельности для литературной теории играет по крайней мере не менее важную роль, чем соответствие тексту.
(5) Литературная теория не только разбирается с существующими текстами, но и пытается охватить тексты будущего.
(7) Верификационизм, т.е. предположение о том, что мы знаем только то, что можем проверить, противоречит интуиции. Представим себе, что я знаю, например, что моя прапрабабушка по материнской линии была японкой. Проверить я этого, однако не могу (сама прапрабабушка умерла, документы утеряны, память бабушки уже слаба и проч.). Следовательно, "на самом деле" я этого не знаю? Но в чем разница между просто "знанием" и "знанием на самом деле"?
(6) И, наконец, это скорее преимущество, что литературоведение не имеет "жесткой" (hard) эмпирической основы. В человеческом мышлении есть стратегии, которые не вписываются в верификационистскую дихотомию "верно-неверно". Естественные науки вытеснили из себя все, что есть в человеческом сознании тонкого и склонного к неопределенности. Но даже такие стратегии имеют оценку качества.
Я буду очень благодарен за отзывы,
Андрей Логутов
Re: Верификация теории литературы (Андрей Логутов)
from: anonymous
date: May. 7th, 2006 - 04:14 pm
Link
1. Это, вообще говоря, не только научный метод. Также мы можем проверить достоверность газетной статьи или письма и вообще любое отношение референции. Почему это создает трудности в случае литературы?
Во-первых, такая проверка сама по себе является интерпретацией (это обстоятельство заставило меня изрядно попотеть во время защиты диплома).
Во-вторых, неясно, что подразумевается под "текстом" как критерием проверки. Его полная версия или пересказ включительно? Его оригинал или переводы включительно? Только "текст" или история его создания включительно (является ли научно ложной работа, "правильно" аппелирующая к тексту, но при этом включающая неверные факты биографии автора)?
Попробуй верифицировать таким образом философскую теорию! Ты просто получишь новую философскую теорию. Попробуй верифицировать таким образом собственные знания в целом -- это невозможно! Попробуй верифицировать таким образом лекцию Хиллиса Миллера: это тоже почти невозможно!
2. Описательная эмпирическая генерализирующая индуктивная теория не должна содержать противоречий. Но литературные произведения и естественный язык сами содержат противоречия. "За ними" нет законов, подобным физическим, так что это противоречия не кажущиеся, а неустранимые. Невозможно создать логическое исчисление ложных предложений. Если в такой системе есть хоть одно ложное предложение, то можно доказать ложность всех остальных. 2+2=5 => 0=1 => n = m при любых n,m.
3. Описательная эмпирическая генерализирующая индуктивная теория не допускает применение фигуративного языка, так как последний не может быть формализован (по крайней мере, такой формализации еще нет).
4. Почему бы не пойти дальше и не приняться верифицировать сами произведения по отношению к реальности, а реальность -- по отношению к миру идей и проч.?
"У теоретиков литературы всегда наблюдается неизбывная склонность генерализировать до предела" -- представляется вероятным, что это -- свойство человеческого мышления вообще. В таком случае возможно только "марсианское" литературоведение (например: "Кафедра марсианского литературоведения"). От исследователя нужна аккуратность в обращении с текстом там, где он к нему обращается, и аккуратность теоретизирования, там где он теоретизирует, а не искусственные самоограничения. Такие ограничения естественны в случае, например, литературы на мертвом языке.
Reply | Parent