музыкальный журналист из Москвы, приятель Лукича

Долго лежала рецензия, никем не востребованная. Подумал, а чего лежит. Пусть здесь лежит - всё равно никто не читает :).

Пионеры дремучих истин и архитекторы нагромождений.
на тему альбома «Время убийц» группы «Адаптация».

«Встретишь Будду – убей Будду»
канон Дао.

Обложка нового альбома вызывает противоречивые чувства – что там изображено? Колючая проволока? Мартовский закат? Или стая птиц? Это фрагмент картины художника Марата Бекеева, который «имеет склонность наблюдать окружающий мир сквозь призму символа». Должен сказать, что я не являюсь горячим сторонником символистской живописи, но то, что использованные работы очень точно создают то самое «здесь и сейчас», причудливо смешивая гиперболизированный реальный и придуманный миры – отрицать трудно.

Также в центре буклета содержится портрет метафизической группы «Адапатция» в виде четырёх фигур с головами-кубами, которые венчают – то ли тюбетейки, то ли горы со снежными вершинами. Метафизичность создаёт тот факт, что во время записи альбома состав группы претерпел серьёзные изменения – пришёл новый гитарист Игорь Кулагин, басиста Николая Вдовиченко (десять лет адаптировавшегося) сменил Андрей Ненашев, а ударника Сергея Печуева (чуть с меньшим стажем адаптации – всего четыре года) сменил Ибрагим Джанебеков (который раньше привлекался к участию в группе, но играл на гитаре (группа «Западный фронт») во время тура 2003 года и иногда подменял Сергея Печуева на ударных). Но результат двух звукозаписывающих сессий, представленный на альбоме, позволяет услышать как и «старый» состав ритм-секции, так и новый. Смена состава вызвала разнообразные эмоции у поклонников – кто-то открыто выражал негодование «академизмом и профессионализмом», которые убили музыку (удовольствовавшись, видимо, только mp3 – ибо то, что «старая» ритм секция присутствует на 7 из 10 композиций не заметить по информации из буклета невозможно), кто-то также яростно радовался удачному новому альбому.
Почему-то процесс разъёма на составные части относительно детищ и творений «Адаптации» принято начинать со слов. Не буду оригинальничать и поддержу добрую традицию.

Семантический ряд Ермена Анти-поэта в очередной раз претерпел значительные изменения.

Ночь. Тень пугливо мечется и неизменно жмётся к ногам. Пустые голодные улицы. На уши давит драйв тишины – бешенное эхо неспешных шагов и скончавшейся дневной суеты. В ЭТОМ городе все, как один, заодно… Время, когда кошки поголовно серы, однако воссозданные подсветкой центральные части мировых столиц не похожи друг на друга. Лондон отличается от Астаны, Париж трудно перепутать с Прагой, а Барселона совершенно иная, чем Москва. Тем более, ночью. Но пригороды, окраины…. Даже надписи на вывесках не позволяют обрести географическую определенность – глобализация, мать ити её – где я?… турецкая забегаловка «Кебаб», бар с логотипом пива Amstel… Бельгия? Я сейчас вынырну на бульвар du Midi из мрачных, вонючих закоулков Брюсселя?... пиццерия «Сбарро», бар «Эфес»… может это улица Beak и я в лондонском Сохо? Тогда метро неподалёку… ещё одна забегаловка с непознаваемым гомоном… улица Виктора Хуго, которая мне в конце предложит набережную Сены (загаженной задолго до моего рождения)? Где я?… Это давно не имеет значения…
Дома подмигивают окнами и намекают на такой возможный уют (аж, переночевать негде) – так чтобы дети плакали, но за стеной, и чей-то бред, но за окном. А здесь – покой, тепло и уют… Виднеются костерки, разведённые в баках и просто на асфальте, к которым люди трогательно тянут озябшие руки… и смотрят на пламя. Смотрят. Что сгорает там? Их надежды на собственные теплые и уютные квартиры? Или они сами? Внимательно следят мутноватыми глазами, как их пожирает. Материальный огонь потребления. Магнит у бомжей-помоечников является кастовым знаком и свидетельством заслуженно занятой ступени в социальной иерархии. Что же до нас, грешных… И проблема не в том, что сдался и успокоился, забыл о возможности посещения Луны (с тем, чтобы не найти никаких человеческих следов и брошенных телекамер, чтобы там не врала НАСА) или открытия нового времени года (складываемого из неучтенных дней), которое можно просто подарить всем… хотя… тяжело отрываться каждый день от земли. Особенно, если уже за и хорошо за тридцать, во рту – развалины Карфагена (впору открывать туристический маршрут), к дождю начинает немилосердно ломить суставы… а ей за что такое? «от любви бывают дети – ты теперь один на свете», как точно заметил Нобелевский лауреат. Здесь миллионы считают, что это любовь… Раньше даже должность была такая – местоблюститель. Ты мог бы занять своё место, но его больше нет…

Голод. Раньше… раньше можно было только сигаретой и крепким чаем быть сытым. Ну да, та самая пачка и цифры на рукаве. Ведь пишу же – было. Кто там кричит: «Цой – жив!»? Теперь – физиология… Бесполезное время нас рвёт на куски. Из атрибутов счастливого быта не хватает только носок с двойной пяткой. Желудок – солдату не союзник. Теперь никто не поверит, что я был на войне… Мне остаётся жить и каждый вечер наблюдать? Впрочем, о чём идёт речь? О поддержании физиологического минимума (богатое слово, правда, мадмуазель Собак?) или… голод по музыке, под которую не стыдно любить или красть? Голод по отсутствии пустоты вокруг в лицах и глазах? Голод по той безудержной весне, чтобы буржуазия тихо плакала?...
«Это новая жизнь на новом посту», - так сказал мне БГ в начале 80-х. И если актуализировать – то на неизбежном. Для голодных районов – в десятку.
Никто не отменял базовых принципов потребления, иное дело – если тошнит. Вот это уже будет мешать, хотя жертвы закона нормального распределения есть всегда – о чём писала ещё во время оное официантка-профессор Елена Сергеевна Вентцель по мужу.

Холод. Не греет солнышко (его просто нет). Холодно подсолнышкам – это уже Тюмень. Или всё-таки Брюссель? В ушах «Ненавсегда» и пронизывающий февральский ледяной ветер, который шепчет в уши те самые, крамольные, шальные истины?
Мир не замёрзнет от холода денег, но он остывает… у нас на глазах. И сколько всего происходило на наших глазах. Исчезание поодиночке как признак долгой зимы – отсюда всего несколько шагов до тошнотворно-лживой «возьмёмся за руки, друзья» (чтобы «раздавить красную гадину» - так просто сказать и так тяжело смотреть штабелированную кучу трупов на набережной под мостом). Но никто уже не хочет вместе под плакатом на стене «Право на потребление – священно. Процесс потребления – интимен. Другие нужны только для оценки вашей состоятельности». Всеобщее потепление – ха! (оставшиеся два смешка оставляю истории). Настасья Филипповна пыталась согреться, сжигая денежный эквивалент себя. И что? If U so clever, show your money! и возразить абсолютно нечего. Просто становится ещё зябче…

Война. Небо становится дальше и нет смысла кричать ему: «Стой!» - путешествие от экватора к полюсу.
Как славно (вечером в избе, - писал подлинный знаток крестьянского быта) запастись лишь двумя вёдрами краски и шутливо сегрегировать окружающее на «наших» и «тех» (допустим). Однако полутона, оттенки и причуды калористики станут доступны глазу лишь позже – тоже физиология. И проведённая когда-то линия фронта вокруг здания троллейбусного парка в городе Актюбинске неожиданно смещается… Как не заразится ротожопием, поднимаясь выше, дальше, гаже и хуже? Ответ – никак. Само движение доступно и возможно только лишь означенным способом… Когда хочется любить, а нечем? И не надо хмыкать – оранусу (политкорректное обозначение оголтелого потребительства) физиологически любить нечем, полная атрофия всех соответствующих и невостребованных систем. Сколько мне это будет стоить? (а в глазах доллары щёлкают). Так и до чайлд-фри (детененавистников) рукой подать – несколько шагов, пару плевков… Так, неожиданно, очнувшись на передовой (после бесконечной череды побед), между любовью и ненавистью, находишь границу боевых действий внутри себя. Не важно, кто будет помнить, важно – кто будет знать. Салют и бомба! Не взирая на снег, ночь, холод и голод.
… «и это, соратники, наполняет нас всех невыразимым блаженством».

Заключение:
… вооружился синим карандашом.
Очень хорошо, - написал он под текстом. – Утвердить, только… Пора завязывать с литературоведением и думать о реальном клиенте.

Виктор Пелевин “Generation «П»”