[ |
mood |
| |
sick |
] |
[ |
music |
| |
Suno plays Berlin school electronic music |
] |
Внезапно, набрел на хорошую статью Бориса Парамонова https://www.svoboda.org/a/24202874.html про Клюева. Раньше Парамонов мне изрядно был неприятен, даже и не помню, почему, но сей текст неожиданно удачно получился, и даже небанально в чем-то. Получается типа Клюев анальный пророк хлыстовского разврата.
Я очень люблю Клюева, но платонически; стихов его наизусть почти не помню, и постоянно нахожу новые. Он начинал как поэт-народник, в духе таких хрестоматий из среднестатистической земской поэзии, абсолютно штампованной, в итоге огромное количество того, что он написал, это унылое говно, но если умеючи фильтровать, там находится очень много гениального.
* * *
Голубь в однорядке, воробей в сибирке, Курица ж в салопе - клёваные дырки. Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворках Щеголять далося в дедовских опорках.
В галочьи потёмки, взгромоздясь на жёрдки, Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки, Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван, Числит звездный бисер, чует травный ладан.
На погосте свечкой теплятся гнилушки, Доплетает леший лапоть на опушке, Верезжит в осоке проклятый младенчик... Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.
У зари нарядов тридевять укладок... На ущербе ночи сон куриный сладок: Спят монашка-галка, воробей-горошник... Но едва забрезжит заревой кокошник -
Звездочет крылатый трубит в рог волшебный: "Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный, И пернатым брашно, на бугор, на плёсо, Рассыпает солнце золотое просо!"
1914 или 1915
ГИТАРНАЯ
Вырастает и на теле лебеда, С Невидимкой шепелявя и шурша, Это чалая колдунья-борода, Знак, что вызрела полосынька-душа! Что, как брага, яры соки в бороздах, Ярче просини улыбок васильки!.. Говорят, Купало пляшет в бородах, А в моей гнездятся вороны тоски! Грают темные: "Подруга седина, Допрядай свою печальную кудель! Уж как нашему хозяину жена В новой горнице сготовила постель". За оконцем, оступаясь и ворча, Бродит с заступом могильщик-нелюдим!.. Тих мой угол, и лежанка горяча, Старый Васька покумился с домовым. Неудача верезжит глухой Беде: "Будь, сестрица, с вороньем настороже!.." Глядь, слезинка расцвела на бороде -- Василек на жаворонковой меже!
1925
Обыкновенно, когда мне хочется читать Клюева, я в итоге иду читать Карпеца, потому что это то же самое, но концентрированнeе.
Карпец: КАБАНЫ
Из-за бора, из невиданной страны К нам выходят наши предки - кабаны Те, чьи очи никогда ни в чем не лгут, Те, что желуди златые стерегут, Те, что святости вручали нам венцы, Те, что строили палаты и дворцы. Их не все еще здесь видели, не все... Чуют псы их след в арктическом овсе. Слышишь - свыше треск щетинистой спины - В громе-молнии нисходят кабаны. Ищут-рыщут непротоптанных путей, Ищут-рыщут, как пожрать наших детей. Над Парижем, над Берлином, над Москвой Выше неба это хрюканье и вой Да дрожат от свыше попранной любви Обезьяны, сотворенные в крови. 2003
+ + +
Он встает и ходит кругом Кремля Мимо строя сомкнутых часовых. Не найдут его среди нас, живых, Даже лазерные поля. Это в полночь бывает, когда часы, Что при нем играли ``Интернационал'', Приближают любому удар косы, Не щадя даже стражников и менял. Он встает и ходит, как в том году, Когда въехал в разбомбленный этот дом. Только круг очерчен огню и льду, И от трех соборов он прочь ведом. Он кругами ходит за кругом круг Мимо праха соратников аккурат, А когда в Филях пропоет петух, Возвращается в щусевский зиккурат. И пока он ходит ночной Москвой, Месту лобному шлет свой косой прищур, Все сильней гремит доской гробовой Толь чурбан, толь чурка, толь пращур-чур. Все слышнее ворочает недра навь. Будет некому этот пожар тушить. Кому есть, где жить,- те спасутся вплавь, Здесь полягут те, кому вечно жить. Как Егорьев конь приподымет круп, Как проснется рать по Руси Святой, И в ходы подземные канет труп Вместе с каменной этою пустотой. А что дальше будет - не иму вед. У Царицы-Владычицы Русь в горсти. Слышал, есть один под Тюменью дед, Да ему не велено толк вести.
1986-87
+ + +
За Чигирь-звездой да за чифирь-окном Мы с тобой втроем вверх отправимся дном, И никто не вспомнит, что пропали мы За волчьи кучи, за холмы Бугульмы, Где нас не варяет ни грек, ни варяг, Хан-бодун-буряк, чирей да ветряк, Багатур-бурят, ловец, кто на кряк всяк Млечну сеть, волчью сныть во арбу запряг. Вечну суть изловчил пловец наших шуб, Господин Зеро, буквы О царев шут. Не капитан ли Немо-меон-аум, Капернаума крипто-каптер-наум? Только что с него взять - разве руна клок? В полночь на круге рун бьет thirteen o'clock, Где мы - бесконечный нуль, где всяк суть все, Что понятно даже лосю и осе. Знал един мастер стула поручик Лбов - Нас ведет некто третий, а не любовь - Да и мы не вемы, кто за деревом - Верь не верь, воздадут всё по вере вам... Ревет ли вервь, гудит ли гром, поет ли Жаль-птица пыль во поле том... Так пом-вым в Гроздь-Стеклянный град за грядой, Под ногами звеня инеем-слюдой, За чигирь-звездой да за мизгирь-водой, За изгарью под синею бородой.
2000
* * *
Спи, орнитолог, спи, сон тебе будет пухом, Духа не угашай - веяно в духе духом... Кружатся в паре траурница и махаон: Спецзадание выполнил L'AUTRE ОМОН. Значит, не ждали - кого-то другого ждали, Отворится, ждали, рытвина ли, гряда ли. Ждали, как на горах князя, вздета на щиты, Но его-то мощей не отыщешь в нощи ты. Ибо L'AUTRE ОМОН посетил долины, Вишневый сад, где когда-то цвела малина... Так выйди-слушай, пока слышно на сотни га, В чье там окошко стучит липовая нога.
1995
Мандельштам, кстати, тоже однажды написал клюевское стихотворение
* * *
На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь, Гром, ударь в тесины новые, Крупный град, по стеклам двинь, — грянь и двинь, — А в Москве ты, чернобровая, Выше голову закинь.
Чародей мешал тайком с молоком Розы черные,лиловые И жемчужным порошком и пушком Вызвал щеки холодовые, Вызвал губы шепотком...
Как досталась — развяжи, развяжи — Красота такая галочья От индейского раджи, от раджи Алексею, что ль, Михалычу, — Волга, вызнай и скажи.
Против друга — за грехи, за грехи — Берега стоят неровные, И летают по верхам, по верхам Ястреба тяжелокровные —
За коньковых изб верхи... Ах, я видеть не могу, не могу Берега серо-зеленые: Словно ходят по лугу, по лугу Косари умалишенные, Косит ливень луг в дугу. 4 июля 1937
Последнее из известных походу.
Привет
|