(no subject)
Jul. 17th, 2020 | 10:34 am
В Австралии тоже религиозный фетишизм. Хотя австралийские фетиши тоже черные, но они не афроавстралийцы, а полагаются аборигенами. То есть они понаехали сюда раньше всех, просочившись через Индию и/или Индокитай на острова и далее через проливы, еще мелкие в Ледниковую пору.
Себя они полагают самозародившимися из деталей пейзажа, буквально, - из камней, кустов, птиц и зверей. Умирая, они возвращаются в пейзаж, опять же в камни в реке, или в куст над водопоем. То есть в соответствии со своими легендами они были здесь всегда и пребудут вечно.
Раньше эти легенды были предметом их личного обихода, теперь их полагается изучать в университете, наравне с научными исследованиями.
Научные исследования аборигенской истории впрочем были свернуты в середине 90х. Сначала был наложен запрет на музейное хранение и исследование костей аборигенов, хотя бы и 5 - 20 тысячелетней давности. Поскольку аборигены пребывают в пейзаже вечно, временные интервалы для них не имеют никакого смысла. Любые человеческие кости, кроме костей белых пришельцев - это кости аборигенских предков, и прикасаться к ним строжайшее табу. Также табу глядеть на фотографии или даже портреты умерших аборигенов, поэтому когда такое показывают по австралийскому ТВ, всем отождествляющим себя с аборигенами предлагают выключить телевизор или отвернуться.
По австралийским законам отождествляться с аборигеном может любой, у кого есть аборигенский предок, - опять же, поскольку по аборигенским понятиям историческое время не существует и генетика есть кощунственное издевательство над почившими предками, то и предок может быть сколь угодно отдаленным и единственным в своем роде. Это немедленно дало возможность весьма успешливым и совершенно белокожим адвокатам и деятелям искусств объявлять себя аборигенами, к смущению всех прочих. В 2000е были введены многочисленные бюрократические поправки и крючкотворные процедуры, что наоборот, привело к тому, что даже на четверть аборигены были объявлены не-аборигенами и им начали давать отлуп, когда они подавали заявки на услуги, эксклюзивные для аборигенов. В то же время появилась порода "политических аборигенов", - активистов разных оттенков кожи, от совершенно бледных до слегка коричневатых, но равным образом истерически педалирующих тему исторического неравноправия и требующих новых, все более лучших прав.
Краткая история вопроса.
https://indigenousx.com.au/the-confirmat
https://www.heraldsun.com.au/news/opini
Занявшись играми в политику идентичности, бюрократическая логика продолжает двигать прогресс в сторону углубления этой идентичности до абсурда.
С одной строны аборигены - это полноправные граждане, обладающие теми же правами и обязанностями, что и прочие граждане Австралии.
В 1967 году Австралия, к тому времени на 90-95 процентов белокожая (опять же, смотря как считать, по нюрнберским законам или по аборигенским понятиям) проголосовала подавляющим большинством на референдуме (90.77% за, если считать по белой расистской системе голосования, а не по решению племенных старейшин) за то, чтобы аборигенам без исключения были даны полные гражданские права, - право голосовать на выборах в первую очередь.
До этого времени абориген должен был подавать заявку на гражданство, по своему желанию, и эти заявки формально рассматривались в парламентах штатов.
Полноправное гражданство привело однако к некоторым последствиям, которое подавляющее большинство одобряющих не предвидело.
Отсутствие гражданских прав исключало большинство аборигенов из владения городской собственностью и аборигены жили в фактических резервациях, наравне с прочими деталями пейзажа, из которого они и нарождались, и все это буколическое и идиллическое регулировались Законом о Флоре и Фауне. Но поскольку большая часть Австралии до сих пор не слишком обжита, то резервации были обширными, и аборигены, не будучи гражданами, жили весьма отдельной жизнью, которая заключалась в охоте и собирательстве на началах первобытнообщинного строя.
Аборигены имели своих племенных вождей, старейшин и свой аборигенский суд.
Мой покойный друг Сигизмунд Дичбалис рассказывал об аборигенском суде над убийцей, в самой глуши Квинсленда, - молодой пацан убил другого молодого пацана.
Убийцу привязали к дереву, и с расстояния в несколько шагов в него метнули копье, целя в бедро. Вывернулся здоровенный кус мяса, убийца отправился в обморок. Что было дальше, неизвестно.
После принятия гражданства, понятное дело, черный суд сменился судом белым. И вместо скорых расправ начались долгие суды и тюрьмы.
Во-вторых, а может и во-первых, аборигены получили доступ к алкоголю. Алкоголь у аборигенов вызывает реакцию, схожую с той, которую описывали римские историки, расказывая о ранних галлах и затем о британцах, или то, что случается у американских индейцев. Резкое эйфорическое опьянение, жестокое похмелье и желание продолжать бесконечно, моментальное наркотическое пристрастие.
Политическое равноправие не означает одинаковую биологическую природу, увы, - приспособившиеся к пьянству народы имеют вполне определенный ген, ответственный за расщепление алкоголя, не приспособившиеся не имеют. Но даже у приспособившихся народов случаются запойные пьяницы и алкоголики с дефектным геном, например, поэт Константин Бальмонт был таким. Трезвым он был интеллигентен и хрупок, пьяным делался буен и невыносим для окружающих, но хуже - слегка поддав, он требовал ещё и ещё, пока не доходил до срыва, буйного помешательства. В алкогольном помешательстве он например выпрыгнул с балкона и сломал ногу. В конце концов он совершенно спился и умер в нищете.
Вообразите себе общество, состоящее из сплошных Бальмонтов. Но без интеллигентности и обширного образования - у вас получится аборигенское общество.
Но опять же не все так просто. В конце начале 70х прошлого века власть в Австралии перешла к партии Лейбористов, причем эта партия из сугубо рабочей (то есть в основном партией профсоюзов), стала весьма определенно социалистической, под влиянием весьма хитрого политика Gough Whitlam, большого друга СССР и одновременно - друга австралийских национал-социалистов, представляющих интересы корпоративного капитала и ратующих за консервативные ценности.
Именно начиная с Уитлэма австралийские аборигены стали превращаться в фетиш, религиозный предмет для игр и ритуалов в австралийской политике, святые реликвии для обозначения моральности одних политиков и аморальности прочих. Уитлэм разыграл первую игру - аборигены получили особые, священные права на аборигенские земли. Никакие прочие граждане не имели таких прав, но аборигены вдруг стали равными и одновременно несколько равнее прочих.
С тех пор аборигенов то показательно судят и сажают в тюрьмы, - наравне так наравне, то массово отпускают на поруки и заваливают бесплатными ништяками или разыгрывают игру в очередную священную аборигенскую делянку, мистическим образом совпадающую то с перспективным месторождением, то с проектируемым мостом. И то, и другое обозначает моральность свежеизбранных политиков по сравнению с прошлыми и конкурентами из оппозиции, и позволяет совершить некие денежные манипуляции, при любых иных раскладах полагающиеся казнокрадством.
Результаты этих иррациональных, но совершенно религиозных маневров на сегодняшний день весьма плачевные. Когда-то независимые аборигенские деревни, хотя и не блистающие порядком и красотой - на сегодняшний день представляют собой совершенно развращенные и деморализованные сообщества, с детьми, лишенными первобытной невинности и не приученными к дисциплине любого рода - будть до аборигенский закон или закон белых людей. Уважать ни тот, ни другой смысла нет - все законы совершенно обессмыслились.
Себя они полагают самозародившимися из деталей пейзажа, буквально, - из камней, кустов, птиц и зверей. Умирая, они возвращаются в пейзаж, опять же в камни в реке, или в куст над водопоем. То есть в соответствии со своими легендами они были здесь всегда и пребудут вечно.
Раньше эти легенды были предметом их личного обихода, теперь их полагается изучать в университете, наравне с научными исследованиями.
Научные исследования аборигенской истории впрочем были свернуты в середине 90х. Сначала был наложен запрет на музейное хранение и исследование костей аборигенов, хотя бы и 5 - 20 тысячелетней давности. Поскольку аборигены пребывают в пейзаже вечно, временные интервалы для них не имеют никакого смысла. Любые человеческие кости, кроме костей белых пришельцев - это кости аборигенских предков, и прикасаться к ним строжайшее табу. Также табу глядеть на фотографии или даже портреты умерших аборигенов, поэтому когда такое показывают по австралийскому ТВ, всем отождествляющим себя с аборигенами предлагают выключить телевизор или отвернуться.
По австралийским законам отождествляться с аборигеном может любой, у кого есть аборигенский предок, - опять же, поскольку по аборигенским понятиям историческое время не существует и генетика есть кощунственное издевательство над почившими предками, то и предок может быть сколь угодно отдаленным и единственным в своем роде. Это немедленно дало возможность весьма успешливым и совершенно белокожим адвокатам и деятелям искусств объявлять себя аборигенами, к смущению всех прочих. В 2000е были введены многочисленные бюрократические поправки и крючкотворные процедуры, что наоборот, привело к тому, что даже на четверть аборигены были объявлены не-аборигенами и им начали давать отлуп, когда они подавали заявки на услуги, эксклюзивные для аборигенов. В то же время появилась порода "политических аборигенов", - активистов разных оттенков кожи, от совершенно бледных до слегка коричневатых, но равным образом истерически педалирующих тему исторического неравноправия и требующих новых, все более лучших прав.
Краткая история вопроса.
https://indigenousx.com.au/the-confirmat
https://www.heraldsun.com.au/news/opini
Занявшись играми в политику идентичности, бюрократическая логика продолжает двигать прогресс в сторону углубления этой идентичности до абсурда.
С одной строны аборигены - это полноправные граждане, обладающие теми же правами и обязанностями, что и прочие граждане Австралии.
В 1967 году Австралия, к тому времени на 90-95 процентов белокожая (опять же, смотря как считать, по нюрнберским законам или по аборигенским понятиям) проголосовала подавляющим большинством на референдуме (90.77% за, если считать по белой расистской системе голосования, а не по решению племенных старейшин) за то, чтобы аборигенам без исключения были даны полные гражданские права, - право голосовать на выборах в первую очередь.
До этого времени абориген должен был подавать заявку на гражданство, по своему желанию, и эти заявки формально рассматривались в парламентах штатов.
Полноправное гражданство привело однако к некоторым последствиям, которое подавляющее большинство одобряющих не предвидело.
Отсутствие гражданских прав исключало большинство аборигенов из владения городской собственностью и аборигены жили в фактических резервациях, наравне с прочими деталями пейзажа, из которого они и нарождались, и все это буколическое и идиллическое регулировались Законом о Флоре и Фауне. Но поскольку большая часть Австралии до сих пор не слишком обжита, то резервации были обширными, и аборигены, не будучи гражданами, жили весьма отдельной жизнью, которая заключалась в охоте и собирательстве на началах первобытнообщинного строя.
Аборигены имели своих племенных вождей, старейшин и свой аборигенский суд.
Мой покойный друг Сигизмунд Дичбалис рассказывал об аборигенском суде над убийцей, в самой глуши Квинсленда, - молодой пацан убил другого молодого пацана.
Убийцу привязали к дереву, и с расстояния в несколько шагов в него метнули копье, целя в бедро. Вывернулся здоровенный кус мяса, убийца отправился в обморок. Что было дальше, неизвестно.
После принятия гражданства, понятное дело, черный суд сменился судом белым. И вместо скорых расправ начались долгие суды и тюрьмы.
Во-вторых, а может и во-первых, аборигены получили доступ к алкоголю. Алкоголь у аборигенов вызывает реакцию, схожую с той, которую описывали римские историки, расказывая о ранних галлах и затем о британцах, или то, что случается у американских индейцев. Резкое эйфорическое опьянение, жестокое похмелье и желание продолжать бесконечно, моментальное наркотическое пристрастие.
Политическое равноправие не означает одинаковую биологическую природу, увы, - приспособившиеся к пьянству народы имеют вполне определенный ген, ответственный за расщепление алкоголя, не приспособившиеся не имеют. Но даже у приспособившихся народов случаются запойные пьяницы и алкоголики с дефектным геном, например, поэт Константин Бальмонт был таким. Трезвым он был интеллигентен и хрупок, пьяным делался буен и невыносим для окружающих, но хуже - слегка поддав, он требовал ещё и ещё, пока не доходил до срыва, буйного помешательства. В алкогольном помешательстве он например выпрыгнул с балкона и сломал ногу. В конце концов он совершенно спился и умер в нищете.
Вообразите себе общество, состоящее из сплошных Бальмонтов. Но без интеллигентности и обширного образования - у вас получится аборигенское общество.
Но опять же не все так просто. В конце начале 70х прошлого века власть в Австралии перешла к партии Лейбористов, причем эта партия из сугубо рабочей (то есть в основном партией профсоюзов), стала весьма определенно социалистической, под влиянием весьма хитрого политика Gough Whitlam, большого друга СССР и одновременно - друга австралийских национал-социалистов, представляющих интересы корпоративного капитала и ратующих за консервативные ценности.
Именно начиная с Уитлэма австралийские аборигены стали превращаться в фетиш, религиозный предмет для игр и ритуалов в австралийской политике, святые реликвии для обозначения моральности одних политиков и аморальности прочих. Уитлэм разыграл первую игру - аборигены получили особые, священные права на аборигенские земли. Никакие прочие граждане не имели таких прав, но аборигены вдруг стали равными и одновременно несколько равнее прочих.
С тех пор аборигенов то показательно судят и сажают в тюрьмы, - наравне так наравне, то массово отпускают на поруки и заваливают бесплатными ништяками или разыгрывают игру в очередную священную аборигенскую делянку, мистическим образом совпадающую то с перспективным месторождением, то с проектируемым мостом. И то, и другое обозначает моральность свежеизбранных политиков по сравнению с прошлыми и конкурентами из оппозиции, и позволяет совершить некие денежные манипуляции, при любых иных раскладах полагающиеся казнокрадством.
Результаты этих иррациональных, но совершенно религиозных маневров на сегодняшний день весьма плачевные. Когда-то независимые аборигенские деревни, хотя и не блистающие порядком и красотой - на сегодняшний день представляют собой совершенно развращенные и деморализованные сообщества, с детьми, лишенными первобытной невинности и не приученными к дисциплине любого рода - будть до аборигенский закон или закон белых людей. Уважать ни тот, ни другой смысла нет - все законы совершенно обессмыслились.
