berillii's Journal
 
[Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]

Friday, September 7th, 2007

    Time Event
    1:43a
    Fin de Siecle
    Иосиф Александрович.

    Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
    Это, боюсь, не вопрос чутья.
    Скорее -- влиянье небытия

    на бытие. Охотника, так сказать, на дичь --
    будь то сердечная мышца или кирпич.
    Мы слышим, как свищет бич,

    пытаясь припомнить отчества тех, кто нас любил,
    барахтаясь в скользких руках лепил.
    Мир больше не тот, что был

    прежде, когда в нем царили страх, абажур, фокстрот,
    кушетка и комбинация, соль острот.
    Кто думал, что их сотрет,

    как резинкой с бумаги усилья карандаша,
    время? Никто, ни одна душа.
    Однако время, шурша,

    сделало именно это. Поди его упрекни.
    Теперь повсюду антенны, подростки, пни
    вместо деревьев. Ни

    в кафе не встретить сподвижника, раздавленного судьбой,
    ни в баре уставшего пробовать возвыситься над собой
    ангела в голубой

    юбке и кофточке. Всюду полно людей,
    стоящих то плотной толпой, то в виде очередей;
    тиран уже не злодей,

    но посредственность. Также автомобиль
    больше не роскошь, но способ выбить пыль
    из улицы, где костыль

    инвалида, поди, навсегда умолк;
    и ребенок считает, что серый волк
    страшней, чем пехотный полк.

    И как-то тянет все чаще прикладывать носовой
    к органу зрения, занятому листвой,
    принимая на свой

    счет возникающий в ней пробел,
    глаголы в прошедшем времени, букву "л",
    арию, что пропел

    голос кукушки. Теперь он звучит грубей,
    чем тот же Каварадосси -- примерно как "хоть убей"
    или "больше не пей" --

    и рука выпускает пустой графин.
    Однако в дверях не священник и не раввин,
    но эра по кличке фин-

    де-сьекль. Модно все черное: сорочка, чулки, белье.
    Когда в результате вы все это с нее
    стаскиваете, жилье

    озаряется светом примерно в тридцать ватт,
    но с уст вместо радостного "виват!"
    срывается "виноват".

    Новые времена! Печальные времена!
    Вещи в витринах, носящие собственные имена,
    делятся ими на

    те, которыми вы в состоянии пользоваться, и те,
    которые, по собственной темноте,
    вы приравниваете к мечте

    человечества -- в сущности, от него
    другого ждать не приходится -- о нео-
    душевленности холуя и о

    вообще анонимности. Это, увы, итог
    размножения, чей исток
    не брюки и не Восток,

    но электричество. Век на исходе. Бег
    времени требует жертвы, развалины. Баальбек
    его не устраивает; человек

    тоже. Подай ему чувства, мысли, плюс
    воспоминания. Таков аппетит и вкус
    времени. Не тороплюсь,

    но подаю. Я не трус; я готов быть предметом из
    прошлого, если таков каприз
    времени, сверху вниз

    смотрящего -- или через плечо --
    на свою добычу, на то, что еще
    шевелится и горячо

    наощупь. Я готов, чтоб меня песком
    занесло и чтоб на меня пешком
    путешествующий глазком

    объектива не посмотрел и не
    исполнился сильных чувств. По мне,
    движущееся вовне

    время не стоит внимания. Движущееся назад
    сто'ит, или стои'т, как иной фасад,
    смахивая то на сад,

    то на партию в шахматы. Век был, в конце концов,
    неплох. Разве что мертвецов
    в избытке -- но и жильцов,

    исключая автора данных строк,
    тоже хоть отбавляй, и впрок
    впору, давая срок,

    мариновать или сбивать их в сыр
    в камерной версии черных дыр,
    в космосе. Либо -- самый мир

    сфотографировать и размножить -- шесть
    на девять, что исключает лесть --
    чтоб им после не лезть

    впопыхах друг на дружку, как штабель дров.
    Под аккомпанемент авиакатастроф,
    век кончается; Проф.

    бубнит, тыча пальцем вверх, о слоях земной
    атмосферы, что объясняет зной,
    а не как из одной

    точки попасть туда, где к составу туч
    примешиваются наши "спаси", "не мучь",
    "прости", вынуждая луч

    разменивать его золото на серебро.
    Но век, собирая свое добро,
    расценивает как ретро

    и это. На полюсе лает лайка и реет флаг.
    На западе глядят на Восток в кулак,
    видят забор, барак,

    в котором царит оживление. Вспугнуты лесом рук,
    птицы вспархивают и летят на юг,
    где есть арык, урюк,

    пальма, тюрбаны, и где-то звучит там-там.
    Но, присматриваясь к чужим чертам,
    ясно, что там и там

    главное сходство между простым пятном
    и, скажем, классическим полотном
    в том, что вы их в одном

    экземпляре не встретите. Природа, как бард вчера --
    копирку, как мысль чела --
    букву, как рой -- пчела,

    искренне ценит принцип массовости, тираж,
    страшась исключительности, пропаж
    энергии, лучший страж

    каковой есть распущенность. Пространство заселено.
    Трению времени о него вольно
    усиливаться сколько влезет. Но

    ваше веко смыкается. Только одни моря
    невозмутимо синеют, издали говоря
    то слово "заря", то -- "зря".

    И, услышавши это, хочется бросить рыть
    землю, сесть на пароход и плыть,
    и плыть -- не с целью открыть

    остров или растенье, прелесть иных широт,
    новые организмы, но ровно наоборот;
    главным образом -- рот.
    2:46p
    доксиламиновое
    Самые дерьмовые кошмары - это когда тебя кто-нибудь жрет, типа овчарки. Ты понимаешь, что это сон, и пытаешься закричать или начать двигаться, но этого очень долго не получается, хотя в реальности сон может занять несколько минут. Часто такие сны идут серией, и даже сумев проснуться ты все равно сразу погружаешься в новый кошмар подобного толка. Всё остальное - ерунда и глупость. Кошмар без ожесточенных попыток заорать кошмаром называться и права-то, в сущности, не имеет.

    Current Mood: не тыкайте пальцем в голову
    Current Music: Nirvana - Smells like teen spirit
    10:31p
    10:48p
    Как же они уже заебали.

    Current Mood: как-то раз восьмого марта
    Current Music: Бодрияр Соссюр у Барта

    << Previous Day 2007/09/07
    [Calendar]
    Next Day >>

About LJ.Rossia.org