bo_ba's Journal

The ideal jailer is more than the ideal prisoner
Первая часть от The Tulse Looper Suitcases - The Moab Story, увиденная вчера на Трайбека-фестивале (благодаря и с

cinemato@lj), - это гремучая смесь текста и метатекста или, скорее, текста и многих метатекстов, причем, как наверное сказал бы настоящий семиот, стоящий у стены перед расстрелом, "метатекстов, полученных в терминах жесткого структурализма" (т.е. бензопилой и паяльной лампой).
    В эту смесь Гринуэй также вытряхивает, уже из своих собственных чемоданов, кажется, все возможные семио-хирургические инструменты (и где он их насобирал? наверняка, на какой-нибудь свалке), как то: грамматические словари реальности - "определения мира" по терминологии фильма, пронумерованные артефакты из референционной сферы ("жизни", всего там кажется 92 артефакта, типа чемоданов), кодирующей сферы (комментарии "ученых", компьютерные отображения пустыни в штате Юта", прямые и косвенные кинематографические и театральные цитаты - в числе которых, например, фрагмент детства Люпера, сделанный в стилистике Догвилля - мини-города, помещенного внутрь какого-то громадного цеха, фрагмент из "Ожидания Годо", Рената Литвинова, которая сама уже - кодирующий артефакт) и т.д. и т.п - кажется, что, несмотря на то, что все падающие режущие предметы пронумерованы по большей мере двухзначными числами, количество и разнообразие их неистощимо. (Хотя для любого уважающего себя аналитика, конечность и стандартность такого списка - это одно из первых требований, и, несмотря на это, весь прожект, кажется, выйдет на 92 (!!!) дв-дисках). В холодных руках Гринуэя это приводит к невиданному насилию над девственным ребенком-повествованием, а картинку делает оргазмически приятной для глаз извращенцев.
    Нужно заметить, что во время оживленной послефильмовой дискуссии в кафе прозвучала совершенно справедливая мысль, что такой метод может оставить зрителя холодным свидетелем преступления, все чаще поглядывающим на часы (я и сам посмотрел пару раз, но только потому, что уж действительно было за 12 ночи, а поезда, в отличие от Гринуэя, в этот час могут и истощиться). Однако, кажется этот металлургический шок все-таки не проходит даром. Уже сегодня, на следующий день, даже меня начинает "колбасить не по-детски", начинает "глубинно волновать" тема конкретных приключений Люпера-вечного заключенного и открытия урана - тема, казалось, идеально погребенная Гринуэем под свалкой велосипедных рулей.
    Я хочу ехать в Нью Йорк - смотреть вторую часть, потом третью... "Трястись в прокуренном вагоне, полуплакать, полуспать"... Я начинаю испытывать совершенно человеческие, Everyman's чувства... Я хочу "оторваться по-питерски" в конце концов! Бензопила и паяльная лампа, хладнокровно примененные к тельцу первичного текста, становятся сами выразительными средствами (expressive devices), не уничтожающими, а усиливающими фундаментальный импульс трансформации текста в тему. Речь заходит о более сложной динамике взаимодействия зрителя с фильмом, более сложной распаковке результирующего текста - чемодана с расчлененкой.
    Когда Люпер совершенно справедливо заточен в мормонскую тюрьму в Юте за сексуальные домогательства к несовершеннолетней, его охранник говорит:"идеальный тюремщик идентичен идеальному заключенному". Эти слова прекрасно иллюстрирует аргумент Брукса в книге "Ересь или Парафраз": идеальный парафраз, если такой вообще возможен, будет не короче самого текста. Хмм... В "Чемоданы Люпера" Гринуэй умудряется запихнуть великое множество структурно связанных парафразов, которые, развернутые в длину, стали бы гораздо больше, превзошли бы числом первичный текст. Причем Гринуэю даже не нужно прыгать на эти чемоданы - магически, они сами прекрасно закрываются.
    Парафразируя лемму об идеальном тюремщике, настоящий суд с удовлетворением постановляет, что идеальный тюремщик - это гораздо больше чем идеальный заключенный. Да здравствует наш самый гуманный суд в мире!