| 8:43a |
читая ленту: ко Дню Неизвестно Чего Вот еще наглядное: В дореволюционной России в качестве государственного праздника отмечался день рождения Государя. Это и есть истинный праздник в честь государства и нации. И нам следует к этому стремиться, а до того никаких "дней независимовсти" быть недолжно, в особенности в России. 12 июня был принят акт о полной и безоговорочной капитуляции России, акт признания расчления и отказа от оснований своей легитимности, как продолжательницы России дореволюционной с одной стороны и от послевоенного миропорядка с другой.
Этот факт замечательно подчёркивается ещё и тем, что 12 июня - день рождения Буша старшего. В текущем году не приминула поглумиться над РФией и Британия. Блэр, отказавшийся посетить Москву на 9 мая, прилетел сюда на 12 июня, наглядно продемострировав, какую победу и победу над кем, Британия считает для себя наиболее значимой.
http://www.livejournal.com/users/pyc_ivan/126447.html?style=mine
Надо добавить, что французский национализм немало выиграл от Дня взятия Бастилии. Вопрос какой ценой, но во всяком случае за эту цену французы хоть что-то получили. Ну а... С другой стороны, в России не было "Дня взятия Любянки" или даже Петропавловки. Временное правительство с первых чисел марта начало использовать Петропавловку по прямому назначению, а на Любянке свернули разве что железного полячишку и пошли дуть пиво. |
| 8:24p |
текущее: вспоминаю
Декабря так 18-ого я пошел гулять по морозцу и зашел в "Бродячую собаку" на Итальянской. Вошел: полуподвал, довольно низкий свод, сидит человек на черном стуле. Из таких людей без возраста, которые за последние 15 лет как-то помолодели, волосы короткие, одежда - пиджачок, хорошие ботинки. Он принимал пальто, как потом оказалось, у тех, кто собирался на концерт гротескного арлекина, ужасного уродца и обаятельнейшего пьеро, Александра Николаевича Вертинского. Я так и понял в морозной питерской суматохе ума - будет выступать сам Вертинский, жеманничать, как бы оживая из прогнившего гробика, будет вычурно гладить воздух руками в белых перчатках и накрашенным блядским ртом картавить романс сифилитического поддельного французишки. Виной тому афишка на стене, с которой Александр Николаевич смотрел как живой.
Я прошел под низкий свод, раскивавшись с гардеробщиком и закал, не снимая зеленой куртки, чаю с бергамотом и пирожное. Не несли долго, был молодой официант за стойкой, варил густо кофе, и сновала суетливая и злая офицаинтка с напряженным лицом, убегая в соседнюю залу (туда глубже, где в коридоре на стене росписи знаменитых современных дурачков, все как одна глупейшие) и возвращаясь хлопотно с жалобами, как будто бы вообще на мир, что устроен не так, как ей, какой-то Олечке или Марусе из полной неизвестности, того бы хотелось, а дело было в каком-то не туда принесенном пирожном или еще чем-то, что подлежало немедленному и простому исправлению. Однако стрелки на стенке проползли четверть бесконечного круга, и подали кипяток с пакетиком чая, на котором немецким языком объяснялось подробнейше до абсурда, сколько требовалось заваривать минут, отчего вдруг стало смешно и легко - бывают же чудаки, которые чай варят по времени. Я сидел, давая завариться и даже вышел, повеся куртку в коридор, чтобы разведать, где будет Вертинский (и тут-то узнал о надписях на стене, как бы пещерный каприз современных дикарей), не забывая поглядывать как сторож чего-то важного на телефон, так как впереди, через морозный воздух и парок прохожих, которым те говорили, сообщаясь кратко друг с другом, маячила вечерняя встреча, для того чтобы все. Чтобы проникнуть в иной мир, где Вертинский никогда и не умирал и не было чк и страшных механических людей с математической злобой в выкатившихся глазах... Чай заварился хорош.
(даже не знаю, печатать дальше или пойти чего-нибудь попить, жара ужасная, спечься можно..) |