Жить пока интересно

15 мифов и правда о Донецко-Криворожской республике
Владимир КОРНИЛОВ

12 февраля исполнилось 93 года со дня провозглашения Донецко-Криворожской республики (ДКР).

Но не столько эта некруглая дата заставила меня вспомнить об уникальном административно-государственном образовании, сколько недавние «сенсационные» откровения известного специалиста в украинской истории трипольского периода Виктора Ющенко. Когда во время общения экс-президента с журналистами по поводу так называемого Дня злуки политический обозреватель Александр Чаленко напомнил, что на территории современной Украины, помимо «злучившихся» УНР и ЗУНР, существовали и другие образования, вроде Донецкой и Одесской республик, Ющенко ответил: «А что бы вы могли рассказать о Донецко-Криворожской республике, а ну расскажите, пожалуйста? А что такое республика? Какие признаки этого государства? Свои деньги, своя армия, свое правительство, внешняя политика. У них это было? Ну давайте серьезными быть, уважаемые... Вы смеетесь и спрашиваете, и отнимаете время у нашего приятного общения. Я хочу одно сказать: Одесских республик, Донецких республик — их никогда не было и не будет...» (Обозреватель).

Вот так! Не было их! ЗУНР — была, УНР — была, а Донецкой республики, оказывается, не было! Потому что у нее якобы не было своей армии, правительства... Чаленко, ошеломленный подобными откровениями бывшего «гаранта», даже решил повеселиться и предложил привлечь того к ответственности за «публичное отрицание дончан и одесситов».

Об историческом невежестве Ющенко мы не раз писали на страницах «2000». Вспомнить хотя бы лекцию, которой он весной 2007-го осчастливил учеников Марьяновской школы Киевской обл.: глава государства умудрился тогда допустить столько ляпов, что их вкупе с комментариями набралось бы на объемистый томик (Открытый урок нациократии от президента // № 18-19 (365), 11—17.05.07). Можно было бы причислить очередные «сенсации» от Ющенко к таким же ляпам и не обращать на них внимания — мало ли что может сказать человек, свято уверенный, что произошел от кошевого атамана запорожского. Однако беда в том, что неведение Ющенко относительно государственных образований, не вписывающихся в официозную теорию украинского «державотворення», разделяют и многие не менее официозные историки.

Как-то в беседе со мной нынешний министр образования Дмитрий Табачник, вспоминая о своей учебе на истфаке Киевского университета, сказал: «Тогда можно было, в принципе, выбить любую тему. Можно было писать работы и о Гетманщине, и о Директории, и даже об УПА (само собой, под жестким идеологическим контролем; само собой, соблюдая генеральную линию партии). Но одна тема всегда была под строжайшим запретом. О ней нельзя было ни говорить, ни писать. Эта тема — Донецко-Криворожская республика».

Эти слова объясняют многое. В частности, такой поразительный, кричащий факт: о ДКР за чуть ли не сто лет с момента ее провозглашения не написано ни одной (!) книги или специальной монографии, в то время как о деятельности тех же пресловутых УНР и ЗУНР изданы и издаются фолианты, альбомы, сборники статей и т. д. В советские времена всего лишь одному (!) историку из Полтавы — Виктору Ревегуку — удалось пробить кандидатскую диссертацию по истории ДКР. Да и то, по свидетельству прессы, далась она ему с большим трудом — якобы ВАК долго отказывал в защите. Было это в далеком 1975-м. С тех пор, казалось бы, многие запреты и табу отпали, «белые пятна» украинской истории начали резко «темнеть», однако лишь в 2010 г. появилась вторая диссертация на ту же тему — на этот раз в Днепропетровске ее защитил местный исследователь Олег Поплавский. Согласитесь, для почти что века — негусто.

Подобное замалчивание приводит к полному неведению относительно истории ДКР не только у президентов-невежд, но и у людей, которые проживают на территории когда-то существовавших республик и интересуются историей своего края. Ну откуда харьковскому школьнику знать, что его город был столицей некой республики еще до того, как стать «первой столицей Украины», если, скажем, в учебнике С. Кульчицкого и Ю. Шаповала для 10-го класса истории УНР отведено по меньшей мере 35 страниц, ЗУНР — 13, а о ДКР — ни слова, ни полслова? Ну не было такой республики! Что тут еще сказать?

Неудивительно, что неудобная для любых властей история ДКР с годами и десятилетиями обрастает мифами и легендами. Один донецкий журналист и историк признавался, что в советские годы узнал о ее существовании лишь благодаря роману Алексея Толстого «Хлеб (Оборона Царицына)», где ДКР упоминается неоднократно. Нынешнее же молодое поколение, уже не читающее советскую классику, также может наткнуться на романтические описания Донецкой республики скорее в художественной литературе (к примеру, в фантасмагорическом романе «Капитан Филибер» модного у молодежи Андрея Валентинова), чем в исторической.

Мифы вокруг ДКР порождаются как силящимися предать свою историю полному забвению (вроде ющенковского отрицания Донецкой республики как таковой), так и теми, кто впадает в другую крайность, стремясь донельзя романтизировать и идеализировать слабо изученную историю этого государственного образования. И обе стороны генерируют новые мифы, которые в век интернета очень быстро распространяются. Несколько из них — наиболее типичные — постараемся рассмотреть в этой статье.

МИФ 1
ДКР — выдумка большевиков, в частности — Артема

«Детище «пламенного революционера» Артема» — так называлась статья к 90-летию ДКР в «Зеркале недели». Донецкую республику пытались и пытаются представить как некое искусственное образование, на ровном месте выдуманное большевиком Артемом (Федором Сергеевым), не опиравшимся на общественное мнение.

Роль первого и единственного руководителя правительства ДКР Артема в провозглашении этой республики, конечно, значительна. Но неверно утверждать, будто идея административного выделения Донецко-Криворожского региона была высосана из пальца. Она зрела в течение нескольких десятилетий. И значительный вклад в ее формирование внесла очень влиятельная в свое время лоббистская структура — Совет съездов горнопромышленников Юга России (ССГЮР). Чтобы понять, насколько важную роль в истории Донбасса сыграла эта организация, достаточно назвать некоторых из сформировавших ее деятелей: Алчевский, Иловайский, Горлов, Рутченко... Эти имена навсегда запечатлены в топонимике региона, в честь этих людей названы крупные города края.

Как ни прискорбно, об этой организации, благодаря которой по сути и зародилась экономическая мощь нынешней Восточной Украины, также ничего не написано в нашей стране, за исключением пары-другой научных работ для узкого круга. Зато на Западе о ней изданы книги, из которых можно почерпнуть немало интересных фактов о роли предпринимателей в зарождении идеи административного объединения промышленных регионов юга России (слово «Украина» в начале XX в. еще фактически не использовалось в отношении этих краев).

Промышленников тяготил факт разделения цельного Донецко- Криворожского промышленного региона на три административные единицы — Екатеринославскую, Харьковскую губернии и абсолютно автономную Область Войска Донского, где существовали свои отдельные правила игры для бизнеса. Уже с конца XIX в. предприниматели начали постоянно говорить о его «экономической неделимости» — само собой, в составе России (этот тезис вплоть до конца 1917-го не оспаривался и представителями украинских движений, практически неведомых в Донбассе).

Уже к Февральской революции 1917 г. в Донецко-Криворожском регионе сложился стойкий консенсус и экономических, и политических элит по поводу необходимости объединить угольные и металлургические районы края в единую область. Этот вопрос фактически не вызывал разногласий. Споры возникали только относительно столицы данного образования — станет ли ею Харьков или Екатеринослав (нынешний Днепропетровск). Но поскольку Харьков уже был признанным экономическим центром края и там базировался штаб горнопромышленников юга России, эти дискуссии также продолжались недолго.

С 25 апреля по 6 мая 1917 г. в Харькове состоялся 1-й областной съезд советов рабочих депутатов Донецкой и Криворожской областей, на котором завершился процесс административного объединения Харьковской, Екатеринославской губерний, Криворожского и Донецкого бассейнов. Область разбили на 12 административных районов, в каждый из которых входило 10—20 местных советов. Таким образом, при формировании новой области России игнорировалось старое административное деление империи — к примеру, туда вошли Макеевка и Мариуполь, которые принадлежали к Области Войска Донского, а также Кривой Рог, относившийся к Херсонской губернии.

Стоит особо обратить внимание, что большевики весной 1917 г. были на юге России абсолютными маргиналами и никак не влияли на процесс принятия решений. А сам Артем (на тот момент, кстати, подданный Британской империи) еще только собирался возвращаться в родной Харьков из далекой Австралии, где он издавал местную социал-демократическую газету.

Как уже упоминалось, вопрос принадлежности Донецко-Криворожской области к России или Украине не обсуждался при ее создании. Идеи отделения от России считали абсурдными даже в Киеве, а Харьков подчеркивал, что будет напрямую подчиняться Петрограду. «Украинский вопрос» абсолютно не занимал элиты юга России вплоть до середины 1917 года, когда возник спор между Временным правительством и Центральной Радой (ЦР) о распространении юрисдикции последней не только на земли, исконно считавшиеся Малороссией, но и на Одессу, Харьков и Екатеринослав, т. е. на Новороссию и часть Донбасса.

Вот тогда харьковские элиты забили тревогу. Глава ССГЮР Николай фон Дитмар 1 августа 1917 г. с тревогой докладывал Временному правительству от имени предпринимателей края:

«Вся эта горная и горнозаводская промышленность составляет вовсе не местное краевое, а общее государственное достояние и ввиду колоссального значения этой промышленности для самого бытия России, конечно, не может быть речи о том, чтобы вся эта промышленность и эта область могла находиться в обладании кого-либо другого, кроме всего народа, и быть в подчинении какой-либо власти, кроме власти всего народа — власти государства. Не может государство и его орган — Правительство — созданную вековыми усилиями и средствами всего народа и самого государства южную горную и горнозаводскую промышленность — основу экономического развития и военной мощи государства и все вековые труды на заселение и процветание прежде пустынного края — взять у всего народа и передать провинциальной автономии и может быть даже федерации, основанной на резко выраженном национальном признаке...

Надо считать возможным и необходимым вне всяких национальных автономий известную децентрализацию власти и управления, но и с этой точки зрения — органы такой местной власти и управления должны быть в Харьковском районе и не могут быть перенесены из Харьковского района в Киевский, ибо одинаково этот перенос мог бы быть сделан, например, в Царицынский или Кавказский район, и с гораздо большим успехом в Москву».

Дитмар, выражая мнение южнороссийских предпринимательских кругов, не видел ничего общего у промышленных регионов Юга России с Центральной Украиной: «Весь этот район как в промышленном отношении, так и в географическом и бытовом представляется совершенно отличным от Киевского. Весь этот район имеет свое совершенно самостоятельное первостепенное значение для России, живет самостоятельною жизнью, и административное подчинение Харьковского района Киевскому району решительно ничем не вызывается, а наоборот, как совершенно не отвечающее жизни, такое искусственное подчинение только осложнит и затруднит всю жизнь района, тем более, что это подчинение диктуется вопросами не целесообразности и государственными требованиями, а исключительно национальными притязаниями руководителей украинского движения».

Как видим, идея административного выделения Донецко-Криворожского края и невхождения его в будущую Украину родилась задолго до появления у власти большевиков и Артема. Указанные «буржуем» Дитмаром границы фактически и стали границами будущей Донецко-Криворожской республики, провозглашенной представителями левых политических сил в 1918 г. А многие его экономические обоснования были повторены в качестве обоснований для выделения этого государственного образования.

Кстати, эти же соображения были положены в основу официального циркуляра Временного правительства от 4 августа 1917 г., которым Украина ограничивалась Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской губерниями, да и то за исключением нескольких уездов. В апреле 1918 г., когда к Харькову подступали немецкие войска, Артем ссылался именно на этот циркуляр, обосновывая правомерность границ между Донецкой республикой и УНР.

МИФ 2
ДКР создавалась кулуарно, без обсуждения общественностью

В этом утверждении есть доля истины: ни одно административное и государственное образование, создававшееся на обломках Российской империи в 1917—1919 гг., не провело референдума или опроса общественного мнения (хотя практически все, включая и УНР, и ДКР, обещали сделать это в будущем).

Вместе с тем дискуссия о Донецкой республике в контексте будущего государственного устройства всей России велась довольно активно. Может быть, даже активнее, чем полемика в как бы демократической ЦР. Причем велась с сентября 1917-го! Уже 4 сентября Артем заявил на совещании фабрично-заводских комитетов в Харькове: «...В настоящее время мы порвали с Временным правительством и приступили к образованию своей власти, к организации которой будет привлечен весь Донецкий бассейн». Сообщив 7 сентября ЦК РСДРП(б) о создании «революционного штаба» на многопартийной основе (по два большевика, меньшевика, эсера и даже один представитель украинских партий), Артем сказал: «Штаб — верховный орган, не подчиненный Временному правительству и сосредоточивший в себе всю власть на местах. Фактически это было декретированием республики Харьковской губернии».

Затем харьковцы (именно так называли себя тогда жители Харькова) не спеша начали подготовку к созданию республики и де-юре, широко дебатируя по этому поводу в прессе. Подстегнула их ЦР своим 3-м Универсалом, который неожиданно для Харькова и Донбасса объявил их частью Украины.

Так, 16 ноября 1917 г. вполне легитимный орган власти Донецко- Криворожской области — исполком местных советов — принял официальную резолюцию: «Развернуть широкую агитацию за то, чтобы оставить весь Донецко-Криворожский бассейн с Харьковом в составе Российской Республики и отнести эту территорию к особой, единой административно-самоуправляемой области». Заметьте, речь не шла о сепаратизме (а именно этот ярлык постоянно наклеивают на создателей ДКР), об отделении от России или Украины — данный регион изначально не признал себя частью Украины. Здесь подавляющее большинство органов власти (и большевистские, и меньшевистские, и эсеровские) приняли похожие резолюции, определив в качестве своей столицы Петроград.

Так что широкая дискуссия все-таки была, и длилась она вплоть до начавшегося 27 января 1918 г. 4-го областного съезда, на котором (опять- таки в результате бурной полемики) была провозглашена Донецкая республика.

Его повестка дня также не была секретом. Эсеровская газета «Земля и Воля» сообщала: «Нельзя не предвидеть, что главным вопросом на открывающемся сегодня съезде Советов Донецкого и Криворожского бассейнов будет вопрос о «Донецкой республике». И сразу же по открытии съезда его, говоря современным языком, спикер — большевик А. Каменский, призвал делегатов, как сказано в протоколе, «особенно серьезно отнестись к предстоящей работе, тем более что... должен решиться очень важный вопрос — о выделении Донецкого Бассейна в автономную единицу».

Как видите, идея была всем понятна и известна. Так что провозглашение Донецкой республики проведено гораздо более открыто, чем декретирование УНР.

МИФ 3
ДКР была провозглашена в январе/феврале/неизвестно когда

В различных источниках можно найти разные даты провозглашения ДКР: 27 января, 8 февраля, 11 февраля; один украинский историк даже сообщил, что она была создана в апреле и тут же ликвидирована. Во многом разнобой обусловлен тем, что 4-й областной съезд советов проходил буквально на грани перехода России с юлианского на григорианский календарь, т. е. после 31 января начиналось сразу 14 февраля. В результате многие мемуаристы путались в датах, а впоследствии исследователи брали на веру то одни воспоминания, то другие. Некоторые же историки посчитали, что республику должны были провозгласить в день открытия съезда, и назвали дату 27 января (9 февраля по новому стилю).

Недавно один из райсоветов Донецка даже принял резолюцию с призывом к горсовету объявить 9 февраля «Днем народного единства Донбасса» — по аналогии с празднованием «Дня Злуки», к которому восточные области нынешней Украины с исторической точки зрения вроде бы не имеют никакого отношения.

Между тем в дошедших до наших дней официальных протоколах и стенограмме съезда дата создания ДКР указана довольно точно. Вопрос «О выделении Донецкого бассейна» был заслушан в последний день его работы — во вторник, 30 января, т. е. 12 февраля по новому стилю. Сомнений тут быть не может, так как время каждого заседания на съезде фиксировалось довольно четко. Если после этой статьи хотя бы на один миф станет меньше — значит, она достигла определенной цели.

МИФ 4
Республика называлась Донецко-Криворожской/Донецкой/Донецкой советской...

Спекуляций на тему о том, как же называлась эта республика, предостаточно. Да и и во времена существования называли ее по-разному (в том числе в документах). Официально постановление о создании ДКР было озаглавлено так: «По вопросу о выделении Донецкого Бассейна», — а речь в нем идет о «Донецком и Криворожском бассейне» и соответственно о «Совете Народных Комиссаров Донецкого и Криворожского бассейнов».

При этом в различных документах фигурировали надписи: «Донецкая Республика», «Донецкая республика Советов», «Республика Донецкого и Криворожского (в некоторых документах — «Криворогскаго») бассейнов», «Федеративная республика Донецкого бассейна», «Донецкая Федерация». И даже «Донская республика» (явная ошибка тех, кто слышал и о существовании Донской республики Советов, созданной большевиками в Ростове весной 1918 г.)! В неформальном общении употреблялись термины и «Донкривбасс», и «Кривдонбасс», и просто «Донбасс». В те годы была мода на подобные сокращения, нынче зачастую режущие слух. Так, Центральный исполнительный комитет Украины даже его члены называли «Цикукой», большевики и меньшевики именовали друг друга даже в официальной переписке «беками» и «меками», съезд горнопромышленников ВЕЛИЧАЛИ «Горносъездом» и т. д.

Поэтому в данной статье используются различные общепринятые названия для государственного образования, созданного в январе 1918 г. в Харькове, в том числе традиционно применяемое в исторической литературе — Донецко-Криворожская республика, или же ДКР.

Полностью здесь: http://2000.net.ua/2000/svoboda-slova/istorija/71932

Интересное
ВИКТОР МАРАХОВСКИЙ
Александр ДЮКОВ: «Антисоветская версия истории России XX века невозможна»
Директор фонда «Историческая память» Александр Дюков накануне Дня защитника Отечества по просьбе «Однако» зачитал сводку с фронтов ХХ века, на которых по сей день ведут бои военные историки.
Как белогвардейцы победили в Гражданской войне

— Со стороны складывается впечатление, что в отечественной военной истории XX века до сих пор ведётся «холодная гражданская война». Кто в ней побеждает?

— Смотря на каком из фронтов. Отечественная военная история сильно сегментирована. Есть главное событие — Великая Отечественная, которой посвящена большая часть публикаций. Есть Первая мировая, которая находится в тени Великой Отечественной и на общественном, и на государственном уровне. Она настолько затенена, что, например, до недавнего времени средства на захоронения наших солдат за рубежом выделялись только в отношении захоронений Второй мировой, но не Первой. Первая мировая — это забытая война.

А ещё есть Гражданская война, вокруг которой, казалось бы, должны вестись огромные споры. Но они уже не ведутся, поскольку в них одержана победа одной из сторон.

— Какой?

— По факту Гражданская война существует сейчас в белогвардейской версии. Если сегодня мы пойдём в магазин, то увидим огромное количество «антибольшевистской» литературы об этом периоде — «Каппелевцы в белом деле», «Белая эмиграция в Китае» и т. д. Советской версии мы практически не встретим. А помимо чисто белогвардейской литературы мы увидим произведения, которые к собственно истории вообще отношения не имеют. Этот массив литературы построен, причём намеренно, как нечто художественное. Например, это Веллер, написавший про Махно. Книга, от которой у нормального историка волосы дыбом встанут, издана уже раз десять, и тираж у нее тысяч 100—200. Веллер же совместно с кандидатом исторических наук Буровским из Красноярска написал «Гражданскую историю безумной войны», которая выдержана примерно в том же стиле и с той же мерой приближения к реальности, что и «Махно». Но в общественное сознание все это внедряется успешно. Задним числом победил «белогвардейский» и «антибольшевистский» дискурс.

Если мы говорим о самой Гражданской войне, то она по факту закончилась в 1941-м. После чего, в 1970-х, началось романтическое увлечение белогвардейцами. Вспомним «Неуловимых мстителей»: прекрасную песню «Русское поле» там поёт белый офицер. Вообще в позднесоветской кинопродукции белогвардейцы были «очеловечены».

Сейчас нам рисуют другой миф — «расчеловечивают» красных. Если средняя осведомлённость о Великой Отечественной на всех уровнях возросла, то по отношению к революции и Гражданской войне мы видим процесс вторичной мифологизации, деградации знания. Его заменяют штампами: «причиной революции и Гражданской войны была деятельность либералов и масонов», «большевики приехали в запломбированном вагоне и всё испортили», — причём эту версию слышим порой из уст людей с учёными степенями.

— Зачем им это нужно?

— Мотиваций несколько, они накладываются одна на другую. Во-первых, эта идеализация — она для определённой части населения имеет отчетливо романтическое содержание. Это попытка воссоздать воображаемую «Россию, которую мы потеряли». Сегодня многие из тех, кто любит говорить о случайности — революции и Гражданской войны, — воображают себя «в то время» представителями высшего класса, не думая о том, что на самом деле они, скорее всего, из крестьян, зато беззаветно любя эполеты и кринолины.

Во-вторых, у многих работают чисто практические мотивы. Ряд сторонников «белого дела» всерьёз рассчитывает на реституцию — по образцу той, что была проведена в Прибалтике в 90-х, когда наследники бывших хозяев собственности получали её назад во владение.

В-третьих, есть и политико-практическая мотивация. Сегодня зачастую истинной целью «антибольшевистских» действий является вовсе не то, что заявляется. Грубо говоря, это когда кампания по десталинизации и реабилитация жертв репрессий сводится к возгласу «Освободите Ходорковского!» и проведению соответствующих аналогий.
Почему сорвался «реванш власовцев»

— А что происходит на сегодняшних фронтах Великой Отечественной?

— Тут попытки переписать историю глобально, к счастью, сорвались. Если в конце 1980-х — начале 1990-х были попытки представить Великую Отечественную как «вторую гражданскую», на которую случайно наложились мировые события, то сегодня эти трактовки из официального и общественного дискурса исключены. Они маргинализированы.

Единственной значимой попыткой этот дискурс сформулировать и довести до общества был двухтомник под редакцией Зубова «История России. XX век», где с симпатией говорится о власовцах. Однако в России эта книга получила массу негативных отзывов — и общественных, и научных. И оказалось, что даже в очень осторожном формате (а формат был очень осторожным, адресованным в первую очередь власти) концепция «реабилитации власовцев» не воспринимается.

Власовскую армию сегодня «представляют» откровенные безумцы. Есть, например, такой журналист Сергей Верёвкин, называющий оппонентов не иначе как, цитирую, «потноглазые соловушки краснопёрые». Он работал в официальной «Парламентской газете». Прославился тем, что 22 июня 2006 года, в годовщину нападения нацистов на Советский Союз, опубликовал в «ПГ» статью «Локотская альтернатива» — о том, как хорошо было в созданной под контролем нацистских оккупантов «русской республике» Локоть (в Брянской области). Случился дикий скандал. Верёвкина выгнали, и он выпустил книгу под лаконичным названием «Самая запретная книга о Второй мировой войне». Так вот: Верёвкин — маргинал до такой степени, что даже издательство «Посев», специализирующееся на белогвардейской и околовласовской литературе, не согласилось печатать его книгу. Так сказать, «изгнан из палачей за жестокость».

В целом же представления о смысле и значении Великой Отечественной войны устоялись и на государственном уровне, и на общественном, и на научном. Основной тезис — эта война была справедливой — неоспорим как для консерваторов, так и для либералов. Общее восприятие этого события одинаково. Дискуссии — что на официальном, что на общественном уровне — ведутся вокруг вопроса, как мы в ней победили: «благодаря» или «вопреки». Фактически дискуссии ведутся вокруг представления о роли высшего командования, государства. Первый вариант: наши воины бились как надо, маршалы командовали как положено. В альтернативном варианте формируется представление о советском командовании как о чем-то перманентно бездарном и людоедском, завалившем врага трупами.

— И какая из этих версий официальная?

— Обе, к сожалению. У Кремля башен много, и поэтому государственное вмешательство в историю многовекторно. Нынешний подход — хаотические метания государственной политики, когда с одной стороны мы можем услышать о необходимости активной десталинизации, вплоть до зачисления предателей в жертвы репрессий, и с другой — о недопустимости реабилитации нацистских пособников. То есть одновременно выходят и книги вроде двухтомника под редакцией Зубова, и одновременно создаётся комиссия по борьбе с фальсификацией истории в ущерб интересам России.

Пример Комиссии по борьбе с фальсификацией, кстати, неплохо иллюстрирует состояние «государственной версии истории ВОВ». Собирается эта комиссия дважды в год. В остальное время действует зачастую в жанре «франшизы», просто ставя свой гриф на книги весьма разного научного качества. Самый печальный результат такого подхода — труд под названием «К 70-летию начала Второй Мировой войны», выпущенный под эгидой комиссии в 2009 году. Мы видим в нём свалку материалов, в некоторых из которых не сняты даже подчеркивания из «Википедии» (то есть они получены путем обычного Copy+Paste). А благодаря механическому сложению фраз из разных источников там встречаются пассажи вроде «бойцы Красной армии дисциплинированно выполняли приказы командования. Воспитанные в духе атеизма, они нередко напивались и устраивали дебоши».

На государственную стратегию это явно не тянет. Впрочем, это говорит не столько об отсутствии у высших государственных чиновников интереса к недавней истории, сколько о плачевном, полуразрушенном состоянии отечественной исторической науки в целом.

Ведь власть, когда она сталкивается с какой-то проблемой, выбирает решение из той пачки, что лежит у неё на столе. А на столе ничего нет: единой концепции ХХ века нет вообще, она не сформулирована. Когда же государство говорит академическим историкам: «Ну, давайте, мы бы хотели услышать вашу позицию», то в ответ очень часто спрашивают: «А что вы хотите услышать?» — и ждут указаний. Они, образно говоря, не государственники, они лоялисты. И в этом тоже огромная проблема.

Историческая наука наша сильно уступает западной во вполне практических вещах: у неё просто упал уровень. Это неудивительно: если попугая не кормить, он сдохнет. Научные структуры в отсутствие финансирования не работают.

Во власти понимают, что «построить» академических историков под определённую идеократическую концепцию, конечно, можно. Но результатом будет то, что поставленную задачу они выполнить всё равно не смогут. Они ради тактической целесообразности — «главное не что сделал, а как отчитался» — будут создавать хаотичное нечто, от чего волосы дыбом встают. Пример — тот же труд «К 70-летию начала Второй Мировой войны».

А у государства нет понимания, зачем ему вообще история. Планирование на три-четыре хода вперед, к сожалению, отсутствует. Поэтому, когда я говорю о том, что «власовский» вариант истории войны в целом потерпел поражение, то я имею в виду, что это сделало общество. Оно само, без государственной помощи, разобралось и отбросило маргинальные концепции. Хотя общего официального представления о том, что творилось у нас в прошлом столетии, повторюсь, до сих пор так и нет.

Это, кстати, характерно для ещё одного постсоветского государства. Если прибалты достаточно быстро организовали свою идеократическую версию истории, то на Украине при Кучме история была отдана на откуп всем желающим. В первую очередь националистам. Просто потому, что чиновники занимались более интересными вещами — приватизацией заводов, поисками компромата друг на друга и т. д. Затем последовал краткий «оранжевый» период, когда государство попыталось сделать историю идеократической. Впрочем, картина всё равно не получалась гармоничной: Ющенко приходилось одновременно чтить бандеровцев и поздравлять народ 9 мая с победой в Великой Отечественной. Под конец он попытался перейти на совсем бандеровский дискурс, но это не было принято ни на Украине, ни на Западе.

Кстати, сейчас в западной академической науке мы видим совершенно катастрофическое поражение бандеровцев: в ближайшие годы там выходит целый ряд монографий, опровергающих оуновскую концепцию Второй мировой. Перегнули палку.

В итоге после прихода к власти Януковича украинская государственная позиция в отношении истории в общем вернулась к кучмовскому равнодушию.
История России без СССР

— Почему общей концепции истории России не появилось «снизу», пусть даже антисоветской?

— Во-первых, её не было в начале 90-х у эмигрантской диаспоры. Если прибалтийским диаспорам удалось сформировать свою собственную версию истории, то эмиграции русской этого сделать не удалось. Причина в первую очередь в том, что русские эмигранты на Западе занимались исключительно советологией и политологией как более актуальной темой. Научной же школы русистики на Западе, крепко увязанной с западными научными кругами, которая бы занималась XX столетием и которая была бы научной, а не политологической, не возникло. В итоге эмигрантам здесь, в общем, оказалось нечего насаждать.

Во-вторых, сама возможность формирования «антисоветской концепции» истории России и Украины XX века — задача куда более сложная, чем для любой постсоветской республики.

Тут возникает множество вопросов. Например, международно-юридический. Каков статус России по отношению к СССР? Если Латвия могла заявить, что она является продолжателем республики до 1940 года, то уже на Украине с этим возникали проблемы. Уже к ней возникал вопрос, «почему вы являетесь членом ООН с 1945-го?» Если вы были признанным государством, то что это было за государство? По отношению к России вопросов возникает ещё больше: Советскому Союзу ведь предшествовала РСФСР, и Ленин изначально был руководителем Российской Республики, а не СССР.

Даже эти — не самые важные — вопросы делают попытки создания антисоветской истории России XX столетия невозможными, если не допускать в них совершенно диких дыр и фантастических искажений. Впрочем, именно сейчас, в случае с руководителем «десталинизационной кампании» Федотовым и внезапно примкнувшим к нему Карагановым с его «70 годами самогеноцида», мы имеем попытку именно эту невозможную концепцию как-то продекларировать. И на основе этого добиться от властей каких-то определённых действий.

Заметим, либералы сейчас говорят не о десталинизации, а о декоммунизации в целом. Не исключено, что в конечном итоге во властных структурах это сведётся к следующему диалогу: «Давайте мы провёдем декоммунизацию» — «Нет, давайте мы ограничимся Сталиным». Всё-таки трудно всерьёз говорить о «70 годах Гражданской войны» и «самогеноциде», как это делает Караганов. Хотя бы потому, что термин «самогеноцид» непонятно что означает.
Результат: медведь, распятый на паровозе

— Как, на взгляд историка, все исторические монографии отображаются в массовой культуре?

— В лучшем случае очень косвенно. В худшем — вообще никак: масскульт существует в каком-то собственном пространстве и фантазирует, за редким исключением, без опоры на реальные факты.

— И кто в общественном сознании, по-вашему, выигрывает «войну тиражей»?

— Если взять книги — то средний тираж исторической военной книги за последние 3—4 года упал, причём очень значительно. При этом самих книг выпускается больше. Это говорит о том, что круг людей, вообще интересующихся историей, не растёт. А сама военная тема разбилась на множество небольших «подтем», о которых и спорят.

Что же касается кинематографа, то в России существует такая противоестественная вещь, как гибрид некоммерческого кино и государственного финансирования. Фактически режиссёры, берущиеся за Великую Отечественную, снимают артхаус на государственные деньги. Они приходят к чиновникам, объявляют им, что будут снимать что-то про войну (например, к очередной годовщине). Чиновники, для которых это возможность отчитаться, выделяют средства. Режиссеры переносят на экран порождения «своего уникального авторского видения». В итоге зритель идёт в кино на «Утомленные солнцем-2» или «Край», видит там парусные танки или распятого на паровозе медведя и просто отказывается всё это смотреть.

Чиновники недоумевают, почему отечественное военное кино проваливается. И дают деньги на очередной артхаус…

http://www.odnako.org/ru/articles_and_analytycs/2011/02/article598.html