Появилась категория уголовных дел, расследовать которые
выгодно в карьерном плане, суды по которым проходят в закрытом режиме, а
проверить законность приговора не представляется возможным. Каким
образом в России ловят педофилов
Эпидемия или кампания?
Как уже всем очевидно, на нас напали орды педофилов: каждый день в
сводках Следственного комитета с десяток упоминаний об этом, пожалуй,
одном из самых мерзких преступлений. Их сажают-сажают, ловят-ловят, а их
все больше и больше. Вообще-то, как говорят психиатры, средний процент
людей с подобного рода опасным для общества сдвигом особо не меняется с
течением времени. Так откуда напасть?
В 90-е и в начале 2000-х педофилов было не меньше, только под суд они
попадали редко – слишком толерантен к ним был уголовный кодекс: само
преступление относилось к категории не тяжких, «палки» по этим статья
не ценились, а расследуются такие составы тяжело – вот и не
связывались.
Но сменился закон – сменились и подходы: то, о чем раньше
предпочитали молчать, попало в прайм-тайм и на рабочие совещания первых
лиц государства. Формальным поводом к началу кампании, напомню,
послужило освобождение в 2009 году пермского депутата от «Единой
России» Игоря Пастухова, получившего за изнасилование 6-летнего
мальчика всего шесть лет, приезжавшего в колонию на собственном
LandRover, а затем вышедшего по УДО. Потом был скандал с питерским
педофилом (пять доказанных эпизодов), получившим и вовсе условный срок.
Проблемой озаботился экс-президент Медведев, предложив применять к
педофилам химическую кастрацию. Вслед за президентом на особый контроль
расследования подобных преступлений взял глава СКР Бастрыкин.
И педофилов начали ловить пачками – по нескольку штук на день, в
каждом уголке страны. Региональные СК доставали из архивов пыльные дела
и регулярно отчитывались перед Москвой о количестве вновь
возбужденных. Судя по заголовкам в СМИ, страну охватила настоящая
эпидемия педофилии. РПЦ в лице отца Чаплина находила соответствующий
состав преступления даже в книгах Набокова и Маркеса… Короче,
запоздавшая на самом деле законодательная инициатива, в итоге
превратилась в модный тренд, в «охоту на ведьм».
И помимо реальных преступников, как водится, появились и случайные
щепки. На зону по этой страшной статье пошли невиновные (качество
следствия, любовь к рапортам, карьерные устремления, прессинг начальства
сделали свое дело). Их дела, согласно закону, рассматривались в судах в
закрытом режиме; правозащитники и журналисты шарахались от
родственников обвиняемых, пытавших найти поддержку, как только выясняли
суть обвинения. И напрасны были аргументы, что для невиновного
человека, осужденного по этой мерзкой статье, жизнь кончается тут же,
даже если ему удастся выжить в тюрьме.
Мы знаем лишь только о нескольких случаях. Например, о деле Владимира
Макарова – чиновника минтранса, которого обвиняли в изнасиловании
собственной дочери. Доказательства обвинения: первоначальный анализ мочи
ребенка (на повторную экспертизу, которая сперматозоидов в моче не
обнаружила, следствие внимание не обратило). Или – дело бизнесмена
Багдасаряна: в насилии над дочкой его обвинила бывшая супруга, как
только он решил с ней расстаться (не установлено даже самого факта
изнасилования). Потом – дело музыкального педагога Рябова,
поссорившегося с матерью одной из своих учениц: после того, как девочка
получила невысокую оценку, профессора обвинили аж в 53 эпизодах
домогательств.
Все эти дела объединяет одно – расследование следствие строило, как
правило, исключительно на «показаниях потерпевших», и выводах,
во-первых, Центра психолого-медико-социального сопровождения «Озон», на
непрофессионализм психологов которого указывает центр им. Сербского, а
во-вторых, – как бы независимого полиграфолога Игоря Нестернко, и не
беда, что на его заключения пишут отрицательные рецензии специалисты из
государственных экспертных учреждений.
Пример «доказательства» по делу Макарова был бы смешон: кошачий хвост
на детском рисунке, который у эксперта Лейлы Соколовой из «Озона»
вызвал ассоциацию с фаллосом… Но получилось в итоге не смешно, потому
что Макаров сначала получил 13 лет лишения свободы, и лишь только
вмешательство общественности позволило – нет, не оправдать, а снизить
срок до 5 лет. Багдасарян получил 10 лет строгого режима. Анатолия
Рябова, слава богу, присяжные оправдали, но прокуратура потребовала
отменить приговор. И все это – только в Москве.
Третья ошибка закончилась обвинением
К 26-ти годам жизнь Дениса Галделина начала складываться, несмотря на
полное недугов детство: намечалась свадьба, была работа, планировал
продолжать учебу. Когда около 9 часов вечера 31 августа прошлого года
Денис шел к своей девушке, к нему ринутся двое: женщина выхватит
мобильник, а мужчина с криком «поймал педофила» свалит его на землю и
начнет бить ногами. Бить будет долго, пока не подъедет наряд ДПС. Дениса
доставят в Отдел МВД по Советскому району, там нападавшие – как
выяснится, супруги Юлия и Андрей Н. (фамилия редакции известна, но,
согласно закону, мы не имеем права ее называть) – напишут на него
заявление.
|
Астраханский областной суд |
Происходившее Денис помнит не четко – то и дело терял сознание. Даже
полицейские осознают всю тяжесть ситуации – из отделения его отправят в
больницу. «Сотрясение мозга, ушибленная рана мягких тканей головы,
кровоподтеки головы, туловища, перелом костей носа, ушиб грудной
клетки», – цитаты из выписки и акта медобследования.
Врачи наложили Денису швы, а конвой приковал наручниками к больничной
койке, правда, к обеду – после настойчивых действий родителей и
адвоката –наручники и конвой все-таки исчезли. Что это было? Чтобы
уточнить, Денис после выписки и направился – сам– в Советское ОМВД.
Из Астрахани мне позвонили его родители. Услышав статью, по которой
Денис обвиняется, – «насильственные действия сексуального характера в
отношении малолетней», я хотела было тоже отказаться. Ведь следствие
утверждает: он покушался на 7-летнюю девочку. Но что-то в рассказе мамы
Дениса Натальи зацепило. Родители потерпевшей – супруги Н. –
злоумышленника опознали, но потом сообщили, что обознались, а затем –
опять передумали… В итоге Галделин – в СИЗО.
- Они даже не придали значение диагнозу: мальчик мой с рождения
инвалид – у него эпилепсия, припадки неожиданно случаются. Он такие
мучения с самого рождения переживал, я его по врачам таскала, по
кружкам, чтобы чувствовал себя, как все, учеба ему трудно давалась, но
старался. Мученик он у меня какой-то по жизни получается…
Ладно, отставим в сторону вполне понятные эмоции родителей (хотя и
вряд ли стоит держать инвалида под стражей), что с фактами и
доказательствами?
Когда Денис сам придет в отделение, участковый Храмцов расскажет: в
середине августа в подъезде дома семьи Н. какой-то отморозок пытался
надругаться над их 7-летней дочкой, но не успел – на лестничную клетку,
на счастье, вышла соседка. И вот, спустя месяц, супруги Н. увидев из
окон машины Галделина, предположили, что это он тот самый отморозок и
есть – совпал, как объяснили заявители, по описанию дочки. (Правда,
дочки в этот момент в машине не было, а фоторобот нападавшего вообще
почему-то никто не составлял). «Да, – добавит еще участковый, – такие предположения они (супруги Н.–
В.Ч.) делают в третий раз и избивают уже третьего мужчину, который
«совпадает по описанию», третий раз приводят человека в отделение и в
третий раз, выясняется, что «ошиблись». В этот раз они тоже признали:
ну, обознались.
Собственно, на этом можно было бы и поставить точку, если бы Денис не
написал в отношении супругов заявление – по факту избиения и кражи
телефона.
И начались неприятности. На работу к Денису (за три дня до его
ареста) приходит Юлия Н. – ругается, угрожает расправой (имеются
свидетельские показания). Через пару дней заявляется зам начальника
уголовного розыска Советского ОМВД господин Гуревич – интересуется,
будет ли Денис заводить на супругов дело. Удостоверившись, что дело
возбуждать придется, через несколько дней вызывает Дениса в отдел. И
Денис идет – вместе с дедушкой. Еще раз: «особо опасный
преступник» Галделин, как его теперь называет следствие, будет вместе с
дедушкой сам обивать пороги кабинетов, чтобы добиться справедливости.
Там-то и состоится еще одна встреча с владельцем мясных палаток
Андреем Н., который скажет: избил по ошибке, «крышу снесло, извини» и
чтобы замять всю историю, предложит 50 тысяч рублей. Денис и дедушка
откажутся.
А полиция откажется возбуждать уголовное дело по избиению: никакого
состава преступления в избиении якобы нет. Единственное, как говорят
родители Дениса, на что следователь Гуревич (кстати, по некоторым
данным, кум Андрея Н.) потратит усилия, так это на то, чтобы всучить
Денису похищенный у него телефон (каким образом мобильник попал к нему,
не объяснит).
7 октября 2011 года Дениса приглашают в следственный комитет
Астрахани – якобы бы для расспроса по поводу избиения, где и
задерживают как педофила. Родители девочки, оказывается, еще раз
написали заявление: именно Галделин нападал, он, мерзавец, он.
- Дед, звони родителям. Мне шьют «педофилию»… – успеет крикнуть Денис, когда его будут уводить в наручниках.
- Никто не предполагал, что все так обернется… Хотя нет, чувствовало
мое сердце, даже предлагала Денису уехать, но он не захотел, –
вспоминает мама Дениса Наталья.
Родители Дениса писали следствию неоднократно: не мог их сын быть в
том подъезде, где обнаружился насильник, вечером 14 августа – был на
работе, что подтверждают и телефонные биллинги, и коллеги. Бесполезно –
следствие завертелось. И ему нужны были более четкие «доказательства».
До избиения Дениса супруги Н. писали в своих заявлениях, со слов
дочки, так: физического воздействия неизвестный мужчина оказать не
успел, лишь ударил ее по ноге. После, «со слов дочки», указывали:
мужчина «спустил штаны» и пытался совершить развратные действия. И
показания девочки симметричны: до избиения Дениса одни, после – другие.
Как выглядел обидчик, она поначалу не помнила, после вспомнила, что он
похож на Галделина. Хотя в одних показаниях у нападавшего были длинные
волосы (Денис коротко стрижен) и голубые глаза, в других – все
наоборот. На эти противоречия в показаниях ребенка указали даже
эксперты-психологи: «Особенности объяснений девочки могут быть вызваны
влиянием на малолетнего ребенка взрослых, прежде всего, ее родителей».
Само опознание, слов Галделиных, проходило так. Психолог спросил
девочку: «Этот?», – указав рукой на Дениса. «Да». Вот и все следственное
действие.
Конечно, родителей довочки можно понять – осознание того, что над
твоим ребенком чудом не надругался какой-то подонок, – невыносимо.
Объяснимо и желание мести, и кулаки. Все другое не объяснимо… Не
захотели сами отвечать по закону? Мне не удалось задать этот вопрос
супругам Н., как, собственно, и никому другому: они тут же начинают
жаловаться на угрозы.
«Я звонила папе девочки, – рассказывает мама Дениса, – пообещала ему,
что не буду настаивать на возбуждении дела за избиение сына, но
попросила аннулировать лжесвидетельство. Тот растерялся: «мы же не
звери, я поговорю с женой». На следующий день трубку взяла его жена –
кричит: «Я посажу вашего сына. Хотите, чтобы мой муж сел что ли? Не
выйдет».
«Если бы были основания подозревать его, почему в тот же день, как
его избили, не проводили никаких следственных действий? – включается в
разговор отец Дениса. – Что мешало вцепиться в него уже тогда, а не
когда он отказался забирать заявление на супругов? Почему следствие даже
не обратило внимание на то, что после задержания Дениса продолжали совершаться нападения на детей?»
Наталья говорит со мной предельно спокойно: ни истерик, ни проклятий.
Признается, что большего всего опасается, что с Денисом что-то могут
сделать в тюрьме. Пока, говорит, «все всё понимают»: «Ребята, которые с
Денисом сидят, не считают его насильником».
Идем в Астраханский областной суд. Процесс закрытый. Ни меня (потому
что журналист), ни Наталью (потому что свидетель – разговаривала с
Денисом по мобильному в момент нападения Безгодовых) в зал не пускают.
Ждем, когда его проведут. Она машет Денису рукой. В суде на сегодня все.
Но за день еще надо много успеть: отвести младшую дочку в школу,
помочь матери-инвалиду, потом отнести передачу и лекарства в СИЗО,
потом встретиться с адвокатами, потом писать очередные письма в
следственный комитет, МВД, правительство и проч.. Среди этого прочего –
купить длинный парик, чтоб никто не узнал, и отправиться в тот самый
дом, в тот самый подъезд, расспросить соседей (те, кого опрашивали, на
Дениса не показали).
Забирать заявление против супругов Н. – за избиение и кражу телефона ни Денис, ни его родители так и не стали.
Кстати, девушка Дениса не бросила. Ждет.
Астрахань – родина педофилов?
Жду Наталью у СИЗО. Она приходит вместе с пожилой женщиной, которая
стояла у проходной и плакала. У нее сын тоже сидит – по той же статье:
ч.3 ст.135 УК «Насильственные действия сексуального характера».
68-летняя Надежда Михайловна Евтова перечисляет мне стандартный список
своих дел: «Купить лекарства для сына… Встретиться с адвокатами… Писать
жалобы…».
Ее сыну 33. Поздний ребенок, инвалид – родился со страшным
психическим заболеванием. Ей предлагали от него отказаться. Не
отказалась. В его деле тоже много странного: Владимир Евтов (по своему
психическому развитию остановился на уровне 10-летнего ребенка)
подрабатывал тем, что убирался в подъезде. Все его очень хорошо знали.
Знали и что дворовая шпана то и дело над ним издевалась. Один из
шпаненков где-то спер деньги, кража раскрылась – тот и сказал: деньги
дал «псих» Евтов, «за развратные действия» над ним, 14-летним
мальчиком. И никаких доказательств – все со слов «потерпевшей стороны».
Следователь по окончании дела получил звание «старшего». А инвалида
Евтова, не отдающего себе отчета в происходящем, отправили в общую
камеру. И все равно суду с УФСИНом, что эксперты утверждают: ни на зоне,
ни в СИЗО держать нельзя – он подлежит наблюдению у психиатра. При
этом лекарства передавать запрещают – самые необходимые при таком
диагнозе лекарства.
«Как он там без них… – все повторяет Надежда Евтова. – … Пока сыну
ничего плохого там не сделали вроде. Но скоро приговор, этап, зона… Я не
переживу»…
…Если мы откроем учебник по криминалистике, то прочитаем, что любое
преступление всегда влечет за собой прямой ущерб, оставляет улики и
следы: будь то пропажа ценностей, сломанное имущество, побои на теле
жертвы, а то и труп. Задача следствия – отыскать преступника и доказать
его причастность к преступлению. Но в нашей стране этот элементарный
принцип нахождения истины оказался вывороченным наизнанку: преступник
следствию известен с самого начала, под него лишь подгоняют немудреную
обвинительную базу. По педофильским делам это проще – никто не
вступится. И выгоднее – в разгар шумной кампании.