Час назад в метро встретил оранжевой редкости Борю. 

В переходе между кольцевой киевской и синей киевской, в толпе заметил знакомую стрижку. Упускать момент не хотелось, поэтому я чуть более нагло чем обычно растолкал локтями по лицу тормозных пенсионеров мешавших дороге и достиг заветной стрижки. Уже на эскалаторе я тронул его за плечо. Обернувшись, он машинально произнес 

— О! Здарова.

Разумеется, он видел меня впервые, однако воспитание и генетическая установка на дружелюбность и кооперативность вынудили его мне подыграть. 

— Слушай, а ты спешишь, время есть?

— Да есть-есть, болтаюсь без дела, ну ты ведь и сам знаешь…

Зная семью оригинального Бори Кадавренко, я прекрасно понимал, что новым ”братьям” в его доме приюта на найдётся. Родители Бори были очень религиозными и когда узнали, что он завел себе четверых новых клонированных “братьев”, чтобы вместе играть в контерстрайк, то его самого чуть не выгнали из дома, а родной обычный брат (он же - батюшка) хотел и вовсе предать его анафеме за такую безбожную выходку. 

Мы прошлись с Борей-2 до Киевской. От него я узнал о грустных деталях его существования. Когда “Братья” оказались на улице им было уже не до игр, оставалось лишь надеяться на себя. Без документов и минимального заработка они очень быстро оказались на улице и приучились бомжевать. Поначалу Боря старался помогать братьям хотя бы едой: тайком из дома носил им хлеб, сосиски, консервы, но вскоре необходимость в этом отпала. Поскольку каждому из них было не более года от рождения, организм их довольно быстро перестроил свою ферментативную систему к более жестким условиям - к удивлению для себя братья открыли, что могут достаточно сытно наедаться падалью: раздавленные машинами вороны, гнилые кошки и собаки, органические отходы из коллектора. В общем, могли гордо считать себя санитарами городских джунглей. В общем, Боря-2 так до сих пор и санитарит Москву, а остальные поехали искать жизни “за мкад”, т.к. “там легче прижиться” c лицевым дефектами, как у персонажей картин Гелия Коржева (всё же технологии клонирования далеко не совершенны), но весточек от них пока не было...

В класс вошёл Костя. Алгебра. Все замолчали. Харизма молодого спортивного пацана куда-то испарилась. Рукава его пиджака бессмысленно болтались при каждом шаге. Сумка, перекинутая через плечо, держалась ненадежно. Но на лице у него была улыбка, блаженная ещё более, чем обычно: он знал, что никому больше не придёт в голову вызвать его к доске или проверить тетрадь на наличие конспектов после урока; физрук не попросит его перенести скамейки, а классная не проверит заполненность дневника. 

Желая разрядить обстановку, Вадим Петрович:

— Мда, в баскетбол уже не поиграть… А вот в футбол запросто, будешь как Пеле!- и потрепал его за культявое плечо.

— Так Пеле же лох,  Вадим Петрович.

Алгебраист быстро потерял игривость и поменялся в лице: улыбка сменилась волчьим оскалом.

— Да сам ты лох, Кость... Полный. — Он оглядел его измененное тело, после чего нехорошо засмеялся. Ведь совсем недавно -- красивый и высокий школьник, но теперь уже совсем без рук -- выглядел уже не так внушительно, а скорее смешно и глупо, даже в сравнении с низким и закомплексованным учителем математики.

— Кхем... ну вот что. Считайте что обстановка разряжена. 

После чего он опять засмеялся. Не люблю его.

К шестому уроку -- на физре, Косте выпала возможность поиграть в футбол. Пошли играть во двор, в “клетку”. У меня особого интереса к футболу не было, поэтому я сидел на скамейке и молча думал о странной судьбе Кости. Сегодня он играл, как никогда. Забивал, обводил и чеканил. Играл головой и всячески блистал на поле. Из зависти к однокласснику-инвалиду Коля Просянник, поставил подножку. Костя поскользнулся, упал лицом вниз, и проехал на нём несколько метров. Без рук ему было трудно встать, поэтому он лежал ниц пока его не перевернули. Я стоял снаружи “клетки” и даже издалека наблюдать мне было трудно. Хоть убейте - не люблю смотреть на кровавую кашу. Когда его перевернули, он спросил

— Ребят, я не вижу. Скажите мне, что там? Там всё плохо, да?

Ну как тебе сказать, Кость, Ничего там не осталось, ни хорошего, ни плохого. Каша она и есть каша.

После того как Костю увезла скорая, физрук попросил мальчиков задержаться. Каждому из нас он налил по стакану водки — сказал, надо выпить “иначе крыша поедет”.

В воде резвились Саня, Боря, Артур Самопрялов, Костя Рубцов. Было ещё несколько ребят, но упоминать их нет никакого смысла, да я их особо и не помню. С нами вожатые Степан Зоннов и Миша Шамблер. Миша этой ночью впервые напился — т.е. выжрал в одну харю стакан медовухи — алкоголь ударил ему в мозг и он почему-то подумал, что теперь стал крутым парнем, которому можно всё. Поэтому он разбудил нашу группу посреди ночи и решил “устроить для пацанов нормальное посвящение”. Будучи ответственным, но также и очень любопытным вожатым, Степан Зоннов решил не мешать и сказал ему на это лишь:

— Ты мудак.

“Каждый, кто хочет стать настоящим матшкольником должен меня побороть!...” Мишка очертил вокруг себя ассиметричный полукруг, и, нетрадиционно отставив зад, встал в боевую стойку.

Через несколько секунд он уже трепыхался в песке, пока школьники ведрами заливали ему жидкую грязь в рот и весело пинали по лицу и животу. 

“Только не по гришке!” — глотая песок, кричал пьяный Миша— но школьники быстро уловили намёк и уже во всю молотили его ниже пояса. 

Попрыгав на пятках и отряхнувшись от песка, он сказал: “Смешно. Но у меня для вас есть кое-что получше. Кто первым доплывёт до того буйка, тому я куплю мороженое.” и указал пальцем на огни ночного Стамбула. За это Степан достал из кармана руку с вытянутым как заточка пальцем сильно ткнул Мишку в его гришку.

Избитый пьяница искривился пополам, упал на колени и согнулся в позе молящегося в курбан байрам муслима.

После этого Степан строго объявил

— 15 минут в море. Потом назад.

Чёрное море. Мерзкое, зловонное болото, которое назвали “чёрным” не просто так. Что бывает чёрным? Жопы и это “море”. В эту сраную лужу я, конечно же, ни ногой. Но некоторым нравится.

Через час Костю вытащили из моря, ему повезло, что он не захлебнулся, а просто запутался в водорослях и потерял сознание. Как потом он сам будет вспоминать: “Я не терял сознание, скорее наоборот — нашёл себе новое”. Кстати мы так и не поняли, что это значило.

В животе у него зияло несколько дыр — минога проела себе новое гнездо, планируя задержаться в Косте надолго. Всю остальную поверхность равномерно усеяли медузы разных цветов: флюоресцирующие фиолетовые, ядовито-синие, глянцево-розовые и мутно-зеленые. К вечеру следующего дня, за ним приехали его украинские родственники, и его, наконец, срочно доставили в больницу.