| 5:28p |
Анна Каренина
Великий роман, в котором мне лично страшно мешает Левин.
Можно описывать внешний ход событий, не давая никаких оценок и предлагая читателю самому оценивать мотивы героев по их словам и поступкам - ну типа как в жизни. Можно отождествиться с одним из героев, устроить поток сознания (не обязательно при этом одобряя и поддерживая - можно изображать зло изнутри, вполне давая при этом понять читателю, что это зло). Толстой - демиург, у которого все схвачено, и внешнее и внутреннее. Не только в Анне Карениной, конечно, это вообще его метод. Внешнее-внешнее-внешнее, но при этом постоянная демонстрация авторского всеведения в сотворенном им мире: это она сказала потому-то, а вон то он сделал, при этом испытывая такие-то чувства, и это было дурно. Ну, тоже можно, почему нет? Можно все.
Но неприятно, когда у демиурга есть ярко выраженные любимчики. Все-таки, всевластие и всеведение требуют того, чтобы равно посылать свой дождь на добрых и злых. А иначе... Ну, все равно, как если бы игрок еще и сам принимал участие в шахматной партии в качестве одной из фигур на доске. |
| 10:16p |
Сцена из Макбета
Пардон муа, мессир, чё за фигня?
Мы так не договаривались, право.
Совсем с катушек съехала держава,
И власть уходит, мелко семеня.
Осталось два, ну, максимум, три дня.
Куда бежать? То яма, то канава.
Не зря о вас идет дурная слава.
Вы все-таки подставили меня.
Король я, не зицпредседатель Фунт!
И ваш с душой. Зачем вам этот бунт?
Вы лучше не найдете короля.
Я прям фигею. Это же обман!
Вот там Бирнамский лес, тут Дунсинан.
И кто рожден не женщиной здесь, мля? |