Моего начальника очень волнует моя личная жизнь. И это выходит у него очень забавно. Потому что сам он представляет собой старого холостяка пятидесяти двух лет от роду, за которым до сих пор ухаживает мамочка.
Он на самом деле неплохой дядька, хоть и одевается смешно, но представления о семейной жизни у него в таком запущенном состоянии, что неудивительно его затяжное старохолостяцкое положение.
Как-то однажды я проговорилась, что у нас в семье отец всегда занимался стиркой. Автоматических стиральных машин во времена моего детства не было, а тягать ворох мокрых пододеяльников, полоскать их в трех водах, выжимать, развешивать – это все весьма тяжелая работа, которую отец взял на себя.
Этот факт моей биографии страшно взволновал начальство. Оно сначала даже не поверило своим ушам и переспросило, а потом стало бурно возмущаться и громко говорить: "Это унизительно, когда мужчина занимается домашним хозяйством! Этим должна заниматься женщина!"
Я на это, как водится, поинтересовалась, где это написано, а Танька нервно спросила "А чем тогда должен заниматься мужчина?"
"Зарабатывать деньги" – последовал стандартный ответ.
"Хорошо, – согласилась Танька. – Но мы уже давно живем в ситуации, когда супруги зарабатывают примерно одинаково и одинаковое время проводят на работе. В этой ситуации логично, что домашние обязанности делятся поровну, так?"
Начальство насупилось и обиженно повторило: "Нет. Домашним хозяйством должна заниматься жена."
"А чем тогда должен заниматься муж?"
"Всем остальным."
"Чем конкретно?"
"Всем остальным."
"Что конкретно входит в это ваше "остальное", вы мне можете сказать?"
Молчит. Дуется. Потом говорит: "И все равно, мужчине заниматься домашними делами унизительно! Это все должна делать жена!"
Я уже давно не возмущаюсь на такие заявления, просто не занимаюсь никаким домашним хозяйством и все, а на "должна/не должна" из уст посторонних людей мне начхать, но Танька все еще продолжает принимать такого рода заявления близко к сердцу. Поэтому я заржала и вмешалась: "Знаете, на самом деле – как договоритесь. Если вы найдете такую дуру, которая будет восемь часов на работе впахивать, денег приносить домой больше вас, да еще после работы вам жратву готовить и штаны стирать – могу за вас только порадоваться и пожелать вам счастья. Только вы такую дуру никогда не найдете".
Начальство надулось, а Танька тоже заржала и прекратила заводиться.
Вот такие у него представления о семейной жизни. Если учесть, что он похож скорее на пожилого Карлсона, чем на Кларка Гейбла, то неудивительно, что дамы не выстраиваются в очередь, чтобы постирать ему брюки после работы.
Так вот, ему кажется просто невероятным, что я не проявляю никакого интереса к приготовлению писчи. Это его прямо-таки выводит из себя. Ну как же так!? Особь женского полу, замужем – и вдруг не хочет готовить! Мало того – и не готовит ведь! Непорядок! В его голове просто не умещается, что муж при этом от меня не уходит, и я не бегу в слезах в книжный магазин за Похлебкиным и Еленой Молоховец.
Поэтому разговоры о том, что домашняя еда гораздо дешевле и полезнее полуфабрикатов и того ассортимента, что подают в ближайшем кафе, он заводит с неутомимым постоянством. На это я в сотый раз отвечаю, что мое время и силы тоже стоят денег, и я готова их отдать за полуфабрикаты и кафе. На это он все время удивленно спрашивает: "А на что тебе время?" и я терпеливо отвечаю, что помимо работы у меня есть еще и друзья, и книги, и фильмы, и учеба, и прогулки и масса всего гораздо более интересного, чем шинкование капусты.
Но ведь как человек волнуется за меня, а!
Только, вот думаю я, что не за меня он волнуется. А за себя. Потому что я для него – нечто вроде символа изменившегося мира, в котором замужняя дама не желает, видите ли, готовить и ничего с ней из-за этого не случается. Небеса не разверзаются, камнями ее не забрасывают, даже муж не бросает. И как теперь жить в этом мире? Мама-то старенькая уже совсем…
А может все не так плохо? Может, это просто показалось, что мир изменился? Может это просто локальная такая флуктуация, а все в целом не так уж и плохо?
Мне почему-то кажется, что его волнения за обустройство моего быта имеют именно эту природу, а вовсе не страх за семейное благополучие подчиненных.