Вадим Давыдов | ARDET VERBUM

Как известно, генералы часто готовятся к прошедшей войне, которая не менее часто начинается тогда, когда большинство  политиков и экспертов преисполняются уверенности в том, что в нынешней ситуации войны точно не будет по множеству разумно звучащих причин.

Я пишу эти строки в преддверии возможного конфликта, хотя очень надеюсь, что до конца года происшествий не будет. В конце концов, каждое обострение ситуации на Корейском полуострове проходит под завывания СМИ о том, что Корея – на грани войны, или, на худой конец,  северяне вот-вот взорвут очередную ядерную бомбу. Последнее иногда даже случается, но это – не прогнозирование в чистом виде. Если ты будешь периодически говорить о том, что в течение трех лет твой 90-летний дедушка умрет, и, в конце концов, это случится, это нельзя назвать прогнозом. 
Однако на фоне этих волн автор видит тенденцию, при которой эти колебания и затухания могут перерасти в нечто большее, и пытается (пока – для себя) сформулировать некоторые важные вещи.
• Как Северная Корея и Запад видят друг друга и насколько между ними велико не только недоверие, но и непонимание. При этом последняя преграда в значительно большей степени является препятствием к умалению конфликта, ибо действия сторон могут изначально неверно интерпретироваться в рамках заранее  надетых шор.
• Как выглядит государственная система Севера сейчас, и  насколько новый руководитель сам по себе увеличивает или уменьшает стабильность.
• Как будут складываться отношения КНДР с Китаем и Россией, ибо я предполагаю некоторые изменения политических трендов.
• Каковы сильные и слабые стороны армий Севера и Юга, и насколько увеличивается вероятность конфликта по «случайным» причинам.

Взгляд на  Мордор
Когда я анализирую ситуацию, я всегда пытаюсь искать рациональные аргументы. Однако не всегда эта рациональность совпадает с нашей собственной логикой, и потому я постараюсь прояснить.
 Применительно к логике американского истеблишмента я (видеомост показал это довольно четко) вижу две вещи.

Во-первых, это – «Хочу, чтоб была демократия». Это своего рода имманентная уверенность в том, что их общество является идеальным, и его мгновенно могут воспринять все, без скидок на национально-культурные особенности.  При этом серьезной школы изучения традиционных обществ там нет, и политические ошибки, связанные с незнанием местных реалий, -  типичная ситуация. Это связано с целым комплексом причин – от расизма до представления о том, что не мы должны изучать варварские языки, а они – наш.  На момент вторжения в Афганистан там не было ни одного эксперта со свободным пушту. А большая часть тех, кто позиционируются как эксперты по КНДР и не являются кёпхо, не знают корейского и не являются корееведами в том смысле, как это принято у нас.
В результате решения принимаются на основе  неких абстрактных штампов, главным из которых оказывается «Народ всегда хорош». Если в стране диктатура, проблемы исключительно в диктаторе, который угнетает массы, желающие свободы и демократии. Убрать диктатора – и свобода и демократия наступят.  Ситуация, когда диктатура объективно является лучшим выходом, ими не рассматривается.  Насколько страна готова к этой демократии и каковы будут последствия ее насаждения, волнует значительно меньше, если волнует вообще. В результате американцы действительно оказались не готовы к тому, что произошло в Ираке после свержения Саддама при том, что  большинство иракцев уничтожили сами иракцы.
Обращаю внимание: наши конспирологи, анализируя действия США и их результаты, приписывают Штатам изначальное желание ввергнуть страну в кровавый мрак после победы над диктатурой. Но на самом деле все еще хуже – в США  действительно не задумываются о последствиях уничтожения диктатуры  и искренне удивляются, когда  потом наступает кровавый мрак.
У некоторых адептов этой веры  это даже доходило до «Да, теперь там бандиты убивают друг друга, но зато они свободны».  Это – не лицемерие и не желание довести страну до ручки. Подобно нашим коминтерновцам, которые тоже хотели светлого коммунистического будущего для всех и не очень интересовались тем, насколько с ними согласны массы капиталистических стран, эти тоже абсолютно уверены в том, что по совокупности нищета НО демократия лучше, чем стабильность но диктатура. Последствия как бы выпадают из их логики, и они не задумываются о них.
К тому же, поскольку последней сокрушенной диктатурой был Ирак, из-за непонимания региональной эндемики и того, что некоторые вещи, вполне реальные для ближневосточного менталитета, могут быть маловероятными в ином месте,  нынешнее поколение правозащитников Запада распространяет иракский опыт на все остальные страны-изгои.
Соответственно, в рамках принятой в США системы ценностей коллективистские системы типа КНДР кажутся им натуральным Мордором. И поскольку они уже готовы к тому, что подобная система воплощает всё ужасное с их точки зрения, для них совершенно не удивительно, если в этом Мордоре забивают на мясо детей и заключенных или поливают христианских мучеников из ведра расплавленным железом: это же Мордор! Там возможно всё, даже то, что кажется нормальному человеку фантастическим порнохоррором, а  процесс сбора доказательств заменяется эмоциями и просьбой спасти всех как можно быстрее.
Можно сказать, что в отношении Мордора действует презумпция виновности. Если нам становится известно даже из очень непроверенного источника, что из Пхеньяна вывезли всех детей-инвалидов и испытывали на них бактериологическое оружие, мы будем считать это правдой до тех пор, пока это утверждение не будет опровергнуто. Сами мы его проверить не можем, но «это же непредсказуемый тиранический режим», и потому попытки  опровержения  начинают  напоминать процесс доказательства того, что ты – не верблюд.  Поскольку понятно, что представители Мордора, безусловно, скрывают правду, и верить им нельзя (если по какой-то причине они не признались).
Естественно, что подобный «этико-эмоциональный подход» слишком легко приводит к «охоте на ведьм», когда страна, группа лиц или отдельная личность, на которую по каким-то причинам уже был навешан определённый маркер,  оказывается неспособной избавиться от подозрений, поскольку любые варианты её поведения будут интерпретированы соответствующим образом. Как в старые недобрые времена:  если жертва вела набожную жизнь, то она ловко притворялась; если была известна своим вольнодумством, то действовала по наущению дьявола; если у нее был какой-то недостаток, то дьявол бросал ей червонцы через трубу; если она была бедной, то это значило, что она тратила деньги на колдовские обряды; запирательство и крики “Я невинна” тоже рассматривались как козни дьявола, мешающие жертве сознаться, и если во время пыток она погибала или сходила с ума, то в этом был виноват опять же дьявол, который погубил ее, не дав ей свидетельствовать против него.
Можно сказать, что Северная Корея в представлении американских пропагандистов действительно превращается в Мордор, и при этом эндемика этого государства как бы лакируется образом «государства аццкого зла» из мультяшной реальности, у которого есть комплекс четко определенных черт, легко воспринимаемых аудиторией.
При этом забывается, что мультяшные «государства аццкого зла» «оптимизированы» под одного или нескольких благородных героев, сил которых вполне хватает на то, чтобы сбросить режим за 1,5 – 2 часа экранного времени.  Реальность сложнее, и рассуждения о скором конце КНДР напоминают мне аргументы Пак Хон Ёна о скором конце РК, а также – то, что произошло после того, как Пак сумел убедить в своей правоте сначала Ким ир Сена, а потом – Сталина и Мао.
Честно говоря, такая политика представляется мне опасной по двум причинам. Во-первых, происходит сознательный отрыв от реальности, когда вместо изучения  настоящей Северной Кореи происходит создание мифов про северокорейский Мордор, что повышает вероятность принятия неверных решений, построенных на неверных посылках.  Во-вторых, поскольку пропагандистская логика черно-белая, настоящие неприятные стороны режима, которые нуждаются в исправлении, замещаются придуманными настолько, что любая «душераздирающая» информация о Севере автоматически принимается на веру одними, и с порога отметаются как неправдоподобные фальшивки - другими.  В-третьих, мордоризация дегуманизирует оппонента: на страну – Мордор нормальные правила взаимоотношений между странами не распространяются. Поэтому можно (умышленно или не отдавая себе в этом отчета) нарушать правила и не выполнять обещания. Для блага демократии допустимы любые средства.

Презумпция виновности накладывается на не «юридический» (построенный на идее презумпции невиновности), а «технический» подход, который сам по себе весьма рационален.  Если существует вероятность аварии, мы должны разобрать весь механизм и убедиться в том, что все работает нормально. Если существует хотя бы 1 % - ная вероятность  эпидемии, мы должны принять максимальные меры по изоляции потенциального больного, даже если это ложная тревога. В случае эпидемии карантин вводится в качестве превентивной меры против тех, кто может быть заражен. Это, кстати, тоже своего рода презумпция виновности. 
Если речь идет о потенциальном террористе, то в рамках Патриотического Акта можно, даже не имея однозначных улик,  заморозить его счета и прослушивать его телефоны, дабы он, если он действительно террорист, не успел совершить свое черное дело.  А если он вдруг не террорист, что ж – извините. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
Вообще, про Патриотический Акт, который в чем-то означает переход от одной системы Закона к другой, надо поговорить поподробнее. По официальным объяснениям, которые давались мне в 2003 г., он нацелен не на то, чтобы создавать новые рогатки, а на то, чтобы упростить большинство существующих процедур в сфере обмена информации между различными ведомствами и «сделать закон технологически нейтральным» - способность обнаруживать преступления не должна зависеть от того, какую технологию применяют террористы.
Поясню: ранее для того, чтобы установить прослушивание телефона подозреваемого в сношениях с дядей Беней, требовалось решение суда, принятое на основании уже собранных доказательств вероятной причастности обьекта  процесс обретения которого занимал 60-90 дней. Более того, такое решение касалось только одного телефонного номера, в то время как любой гражданин страны обычно имеет несколько постоянных номеров + мобильный, адрес электронной почты и тп. Повесить жучка «на всякий случай, а вдруг..»  было нельзя, и более того, клиент имел хороший шанс выиграть иск в случае его обнаружения Теперь доказательств требуется столько же, но «свои» юристы гораздо быстрее улаживают вопрос в суде, а добро на прослушку касается имени клиента, а не одного конкретного номера его телефона.
  То же самое касается принятых новых систем контроля и наблюдения, включая спутниковые, и правил досмотра подозрительных судов. Если ранее американскому кораблю требовалось разрешение страны, чей флаг несут «подозрительные типы», то теперь можно принимать самостоятельные решения в случае, если флаг скрыт или есть слишком осознанные подозрения.
В частности, применительно к деньгам, которые предположительно могли быть использованы террористами, акт предполагает возможность опережающего ареста денежных средств  с тем, чтобы сделать их недоступными, если они действительно криминальные. Иными словами, сначала, наложить на арест на счета, показавшиеся подозрительными, а потом разбираться с ними. Так, в частности, было с деньгами КНДР в банке Дельта Эйша, хотя  в глазах мировой общественности, которая привыкла к тому, счета арестовывают только тогда, когда их криминальное происхождение подтверждено, этот факт стал лишним доказательством криминальности северокорейского режима.
Темная сторона у этой медали тоже есть. Любое упрощение процедуры, наподобие Патриотического Акта или иных форм особого разбирательства (СССР не исключение) с одной стороны ведёт к оптимизации и дебюрократизации, с другой увеличивает простор для злоупотреблений из-за закономерного ослабления систем контроля. В результате неслучайно, что люди с критичным отношением к власти и/или конспирологическим мышлением воспринимают подобные меры исключительно как изначально направленные на увеличивающиеся возможности злоупотреблять.

Но вернемся к «техническому подходу» сочетание его с презумпцией виновности означает, что когда американцы начинают искать чужое оружие массового поражения, особенно – в стране, которую они записывают в Мордор, их совершенно не волнуют последствия этих поисков для данной страны.  Мы должны абсолютно удостовериться  в том, что у вас ничего такого нет и быть не может; при этом любой подозрительный объект или объект двойного назначения будет восприниматься как доказательство наших подозрений, а нежелание сотрудничать (точнее, неукоснительно выполнять все наши распоряжения) расценивается как косвенная улика и признак того, что «им есть, что скрывать».
И «мессианцы», и «нераспространенцы», и «прагматики» - это разные грани одного и того же подхода.  Просто они полагают, что зло должно быть уничтожено любой ценой и любыми способами, другие считают, что можно уступить в малом ради решения главной задачи, а третьи думают, что если задача не имеет выгодного для нас решения и не является срочной, с ее решением можно повременить.

Между тем, взаимоотношения стран как субъектов права должны все-таки строиться по принципу презумпции НЕвиновности. Иными словами, сначала надо предъявить доказательства того, что та или иная страна тайно разрабатывает ядерное оружие или проводит геноцид своего населения, а потом принимать меры. Более того, опыт нескольких американских акций  «по причинению демократии»  в определенной мере подорвал доверие к этой стратегии, поскольку оружие массового поражения в Ираке так никто и не нашел.
Понятно, что в целом такая практика порочна. И дело даже не в том, что это создает простор для злоупотреблений, сколько в том, что действия на основе доказательств заменяются действиями на основе предположений, хотя результат от этих действий чаще всего одинаков, ибо когда машина запущена, ее уже не остановить.  А критерии, по котором та или иная страна может быть записана в Мордор, бывают весьма субъективными.  Достаточно обратить внимание на то, как часто определенный тип наших патриотов записывает в Мордор Соединенные Штаты при том, что их представления об Америке по уровню адекватности  реалиям подобны представлению некоторых американских правозащитников о Северной Корее. 
Затем, каждое неправомерное применение силы, вероятность которого существенно повышается при использовании данного принципа,  не только разлагает систему международного права и подвергает сомнению само её существование, но и подаёт сигнал окружающим: если у вас нет возможности защитить себя, прибегая к силе закона и имея возможность «оправдаться в суде», проще реагировать максимально жёстко.
Наконец, список Зла имеет тенденцию к расширению. Сперва Злом по отношению к которому допустимы любые превентивные действия, являются террористы (что кажется приемлемым) или страны-изгои (что некоторым кажется приемлемым, но уже разрушает систему международного права). Потом, с учетом некоторых трендов, им могут стать педофилы (в весьма широком толковании этого термина), а затем  - неправославные? Любые противники идеи демократии или нынешней власти? Простое решение дегуманизировать и загнобить очень соблазнительно – и, добро пожаловать в тоталитаризм!

Однако у автора есть ощущение, что стратегия превентивных мер будет постепенно преодолевать принятый сегодня порядок (если уже не преодолела). Связано это с несколькими причинами.
Во-первых, послевоенная система уступает место праву сильного, при котором злоупотребления оправданы, если их совершаем мы.
Во-вторых, увеличивающаяся информационная прозрачность общества повышает теоретическую быстроту реакции – в ответ на душераздирающий вброс массы требуют действий, а не расследования. Тем более что, если мы действительно имеем дело с геноцидом, то каждый  день, на который были отложены меры помощи,  означает лишние жертвы.
В-третьих, бег времени действительно позволяет делать многие вещи быстрее, в том числе и теракты. И следует помнить, что патриотический акт действительно помог и упростил задержание настоящих террористов.